Страница 10 из 25
— Холод… ледяной холод.
— Это ты уже говорила.
Сесилии пришлось напрячься до предела.
— Кожу покалывает. Пощипывает, как от перечной мяты. Тебе хочется отдёрнуть руку, ты вот-вот задрожишь от холода. Но всё равно это очень приятно.
Ариэль склонился к собеседнице и с любопытством слушал всё, что она говорила.
— Я никогда не пробовал перечную мяту, — заметил он. — И никогда не дрожал.
Только сейчас Сесилия поняла, что понять земные вещи Ариэлю не легче, чем ей постичь небесные. Она сказала:
— Наверное, неприятно прикасаться к вещам и не чувствовать их. Одна из самых отвратительных вещей, которые я знаю, это наркоз у зубного врача.
— «Наркоз у зубного врача», — повторил он.
— Но, конечно, намного хуже находиться под общим наркозом. Тогда ты даже не можешь почувствовать, жив ли ты.
На лице у ангела появилось загадочное выражение. И он спросил:
— Ты можешь чувствовать это всем телом?
Сесилия засмеялась:
— Только не волосами. И не ногтями.
— Но всеми теми местами, где есть кожа, а она есть почти везде. Плоть и кровь — это магическое одеяние, которое позволяет вам чувствовать всё окружающее. Ты представляешь себе, как можно создать такое?
— Магическое одеяние?
— Твоя кожа, Сесилия, я имею в виду плотно сплетённую из нервных нитей ткань. Когда Бог создавал мир, Он сделал его таким хитрым образом, что мироздание могло чувствовать само себя. Не кажется ли тебе, что это очень умно?
— Может быть…
— А у вас всё тело одинаково чувствительно?
Ей пришлось хорошенько подумать.
— Я не везде боюсь щекотки. Даже приятно, когда щекочут в определённых местах. Иногда что-то может быть приятно до такой степени, что начинает причинять боль. Ты знал, что что-то может быть приятным почти до боли?
— «Ты знал, что что-то может быть приятным почти до боли?»
— Снова дразнишься.
Ариэль покачал своей безволосой головой:
— Я просто пытаюсь понять смысл твоих слов. А может ли что-то причинять боль до такой степени, что становится приятно?
— Нет…
— Извини, что я спрашиваю. Ангелы не очень хорошо знают, что такое боль.
— Вы на самом деле такие же бесчувственные, как земля и камень?
Он торжественно кивнул:
— Как минимум!
— Не знаю, что бы я выбрала.
— Быть камнем или быть ангелом?
— Я имею в виду, что если бы у меня не было чувств, то я бы никогда не смогла почувствовать боль. Может быть, лучше всё-таки общий наркоз.
— Наверное, тебе не очень нравится сам зубной врач, а вовсе не местный наркоз.
Девочка кивнула.
— Но мне внушает тревогу то, что ангелы на небесах не знают разницу между тем, что такое хорошо, и тем, что такое плохо.
И снова она чуть было не сказала, что не до конца уверена в том, что верит в ангелов. Внезапно её осенило:
— Почему у тебя нет крыльев?
Он рассмеялся.
— «Крылья ангелов» — это старинное суеверие, оставшееся с тех времён, когда люди считали, что земля плоская как блин, а ангелы только и делают, что летают вверх и вниз между землёй и небом. Всё не так просто.
— А как же тогда?
— Птицам нужны крылья, чтобы оторваться от земли, потому что они созданы из плоти и крови. Мы созданы из духа, поэтому для того, чтобы передвигаться по мирозданию, крылья нам не нужны.
Она улыбнулась.
— Почти как все мои мысли. Им тоже не нужны крылья, чтобы странствовать по миру.
Не успела она договорить, как Ариэль поднялся со стула и начал парить по комнате, как воздушный шарик. Сесилия следила за ним глазами.
— Здорово! — воскликнула она. — Разве тебе не приятно?
Он приземлился на пол у книжной полки.
— Я ничего не чувствую.
— Должно быть, это очень специфическое чувство. Ничего не чувствовать — это очень специфическое чувство.
— Но твои мысли тоже не могут чувствовать того, о чём ты думаешь, так, как ты способна чувствовать снежок в руке.
Ариэль поднял новые лыжи и показал ей.
— А на лыжах приятно кататься?
Сесилия кивнула:
— Скоро я смогу их опробовать…
— Но вы должны испытывать типичное чувство холода, во всяком случае, когда падаете в снег. У вас не возникает дрожь от вкуса перечной мяты по всему телу?
— Нет, если мы тепло одеты. Тогда мы чувствуем только то, что снег мягкий, как вата. Иногда мы снимаем лыжи, падаем в снег и рисуем на нём ангелов. Красота!
Ариэль поставил лыжи на место. Он сказал:
— Это мы очень ценим. Кроме всего прочего, это показывает, насколько близки человеческие дети с Божьими детьми на небесах.
— Вы действительно это цените?
Он торжественно кивнул:
— Во-первых, потому что вы изображаете ангелов. Ведь вы запросто могли бы изобразить и что-нибудь другое. А во-вторых, потому что вам становится весело от этого. Все ангелы любят делать весёлые вещи.
— А ты не думаешь, что взрослые тоже любят делать весёлые вещи?
Ариэль пожал плечами:
— Ты когда-нибудь видела взрослого лыжника, который сбросил бы лыжи и с наслаждением повалился в глубокий снег, чтобы изобразить на нём ангела?
Она кивнула:
— Однажды бабушка именно так и поступила.
— Вот видишь!
— Что?
— Совершенно очевидно, что она не утратила связи с ребёнком внутри себя.
Ариэль снова начал парить по комнате. Приземлившись на стул у кровати Сесилии, он заметил:
— Прости, что говорю это, но что-то разговор наш идёт туго.
— Почему?
Он грустно вздохнул:
— Происходит редкая встреча между землёй и небом. Я должен был поведать тебе целую кучу небесных тайн, если бы ты взамен рассказала мне, что такое быть человеком из плоти и крови.
Сесилия почувствовала себя измученной и усталой, потому что ей показалось, что ангел Ариэль начинает повторяться. Она сказала:
— До чего же скучно просто вот так лежать.
Он кивнул:
— Да, до сих пор это было не самое весёлое ангельское дежурство.
— Может, спустимся в гостиную? Я была там, только когда раздавали подарки…
— «Может, спустимся в гостиную?» — повторил Ариэль. — С удовольствием. Рождественская ночь ещё не кончилась.
— Ты поможешь мне спуститься?
— Конечно.
— Ты сможешь меня поднять?
— Для нас вы ничего не весите, Сесилия.
— Тогда отнеси меня вниз.
Ангел просунул руку под спину Сесилии и поднял её с кровати. Папа делал это совсем иначе. Обычно он пыхтел и фыркал, совсем как ветер в непогоду. На руке у ангела Сесилия чувствовала себя лёгкой, словно пёрышко, и это несмотря на то что он был намного меньше её.
Они тихонько выскользнули в коридор, а потом спустились по лестнице на первый этаж. Сейчас в гостиной не было дедушки, курящего сигару. Интересно, смог бы он увидеть ангела Ариэля, если бы стоял там? Или он подумал бы, что Сесилия скользит по воздуху?
В гостиной было почти совсем темно. Горел только светильник над зелёным креслом.
— Обычно меня кладут на диван, — сказала девочка.
Ангел осторожно опустил её на красный диван, и Сесилия взглянула вверх:
— Они погасили лампочки на ёлке. Вот идиотство!
В следующий миг Ариэль воткнул штепсель в розетку. Он встал перед ёлкой и развёл руками. Огоньки, вспыхнувшие на ёлке, наполнили всю гостиную духом Рождества.
— Быстро ты, — сказала Сесилия. — Ты похож на джинна из лампы, который исполняет все желания… Видишь, какая ёлка красивая?
Он торжественно кивнул:
— Это похоже на небесные огни.
— Правда? Мне всегда было интересно, оборачивают ли там лампочки ватой?
— Небесные огни — это все звёзды и планеты, — объяснил Ариэль. — Вокруг некоторых планет существуют газовые облака. Тебе не кажется, что именно поэтому вы оборачиваете ватой лампочки на ёлочных гирляндах?
— Об этом я никогда не задумывалась. Но каждое Рождество мы спорим до хрипоты о том, будем ли украшать ёлку ватой. Мама этого не выносит, бабушка тоже, но в этом году они не посмели перечить мне.