Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 40



Страхи выветрились из ее головы, и, когда он нагнул голову, чтобы поцеловать ее в губы, она наконец впервые осознала, какое место занимает в его сердце, прежде чем мир закружился у нее перед глазами и превратился в карусель огня.

Через десять дней они вернулись в Лондон. Джон заказал трансатлантические телефонные разговоры, улаживал разные срочные дела. Помощник — его правая рука, — которого Сара встречала в Канаде, вылетел в Европу в связи с какими-то деловыми вопросами, так что первый вечер в Лондоне они провели, обедая вдвоем в ресторане. На следующий день у них был ленч с Камиллой в Найтсбридже. Когда они возвращались в свой отель, Сара повернулась к Джону и спросила несколько озадаченно:

— Где был Джастин? Его имя ни разу не упоминалось, а я не отважилась спросить.

— Это оттого, что он решил ехать со мной в Канаду. Когда он закончил свои дела в Сити, я дал ему немного денег и предложил поехать отдохнуть до отъезда. Он отправился в Корнуолл, где сейчас живет с моей двоюродной сестрой.

— А, понятно.

Такси мягко выехало из туннеля и набрало скорость в сторону Пиккадилли. Справа зеленели деревья парка, трава блестела под солнцем. Было жарко.

— Честно говоря, — сказал небрежно Джон, выглядывая из окна, — я бы очень хотел познакомить тебя с моей двоюродной сестрой. Я подумал, что мы бы могли взять напрокат машину и съездить в Корнуолл на этот уик-энд и провести несколько дней за городом, прежде чем улететь в Канаду.

Сара глядела в безоблачное небо и с тоской думала о золотых песках и морских волнах, набегающих на берег и разбивающихся о него.

— Это звучит великолепно, Джонни. Я бы хотела побыть еще немного в Англии, особенно при такой хорошей погоде, как сейчас.

— Ты бы поехала?

— С большим удовольствием. В каком месте живет твоя двоюродная сестра?

— Ну… — Он сделал паузу. Такси, проезжая мимо отеля «Риц», остановилось в потоке машин. — Так получилось, что она сейчас живет в Клуги.

Огни стали красными и желтыми, дюжина моторов гудела в предвкушении движения.

— Когда я уехал десять лет назад, — сказал Джон, — я решил никогда туда не возвращаться. Я уже почти продал дом, чтобы навсегда отделаться, но в последнюю минуту передумал и, вместо того чтобы продать, передал его двоюродной сестре. Это такой великолепный участок, уникальный пейзаж. Мне этот уголок нравится больше, чем любое другое место в мире. И, представь себе, даже после всего этот дом все еще так мне нравился, что я просто не мог продать его какому-нибудь чужому человеку. Моя сестра ездит туда раза два в год и проводит там лето. Я виделся с ней мимоходом в Лондоне до того, как ты приехала. А когда она стала рассказывать о Клуги, как там спокойно, я вдруг понял, что тоскую по этому дому, что хочется проверить, покажется ли он мне таким спокойным, как прежде. Думаю, теперь, через десять лет, я бы мог проверить. Я знаю, жить там постоянно никогда больше не смогу, но, когда моя сестра предложила приехать к ней на несколько дней, я почувствовал искушение попробовать… Ты можешь это понять? Или, может, лучше не поедешь?

— Нет, — сказала она автоматически, — я вовсе не против. У меня с этим местом не связаны никакие воспоминания. Если ты, Джон, хочешь ехать, то это все решает.

Но в то же самое время она подумала: «Как он вообще мог подумать, чтобы вернуться туда?» Она была смущена и растеряна. Стараясь изо всех сил его понять, она ощутила лишь растерянность и смятение.

— Это главным образом из-за моей сестры, — сказал он, как будто почувствовав ее недоумение. — Мне было бы очень приятно еще раз повидаться с ней, а она хочет с тобой познакомиться.





— Ты мне никогда о ней не говорил, — только и могла сказать Сара. — Или она из тех двоюродных сестер и братьев по материнской линии, о которых ты сказал, что не стоит давать себе труд приглашать их на свадьбу?

— Нет, Мэриджон — моя единственная родственница со стороны отца. Мы росли вместе, пока мне не исполнилось семь лет, а потом, когда мои родители развелись, отец увез ее из дома, где мы остались с матерью, и определил в пансион при монастыре. Он был ее опекуном. Я ее редко видел, пока мне не исполнилось примерно пятнадцать. В то время отец вернулся на постоянное жительство в Лондон и забрал Мэриджон из монастыря. Тогда мы много времени проводили вместе, а потом я женился и уехал жить в Корнуолл. Я очень ее любил. Я ей не говорил о свадьбе, потому что она не смогла бы приехать.

— О!

— Не знаю, почему я не говорил тебе о ней, — сказал он рассеянно. — Я ничего о ней не знал с тех пор, как уехал в Канаду, и, честно говоря, не надеялся увидеть, когда вернулся. Так или иначе, она узнала, что я в Лондоне, и у нас была короткая встреча… Так много всего случилось за те два дня перед твоим приездом, а потом, когда ты уже приехала, я забыл обо всем, кроме предстоящей свадьбы и медового месяца. Когда сегодня утром я проснулся и увидел солнце и голубое небо, то вспомнил о ее приглашении в Клуги и начал раздумывать, не съездить ли туда… Ты уверена, что хочешь ехать? Если ты предпочитаешь остаться в Лондоне, скажи, не бойся.

— Нет, Джон, — сказала она, — я с удовольствием проведу несколько дней на море.

Произнося эти слова, она думала: «Я еще так много не знаю о Джоне и часто его не понимаю, а он меня знает и видит насквозь. Или нет? Наверное, если бы он в самом деле меня понимал, он бы знал, что я не хочу ехать в дом, где он жил с первой женой… Но, может быть, я излишне чувствительна? Если бы у него был дом, перешедший к нему от родителей, я бы уехала туда жить, независимо от того, сколько раз он был женат раньше, и мне это ни в малейшей степени не показалось бы странным. В конце-то концов, Джон не собирается жить в Клуги, он просто предлагает съездить на несколько дней к своей двоюродной сестре. Я совсем не в себе, опять начинаю страдать от «комплекса Софии». Надо взять себя в руки».

— Расскажи мне что-нибудь еще о своей сестре, Джон, — сказала она, когда они выходили из такси. — Как, ты сказал, ее зовут?

Но когда они вошли в холл, навстречу им вышел канадский бизнесмен, правая рука Джона, и о Мэриджон они не говорили. Речь о ней зашла позднее, когда во второй половине дня Джон поднялся в номер, чтобы сделать два телефонных звонка: один — двоюродной сестре в Корнуолл и второй — навести справки о машине напрокат до Сент-Джаста. Когда он, улыбаясь, вернулся, ее напряженность растаяла, и она почувствовала себя счастливой.

— Мы можем получить машину завтра, — сказал он. — Если выедем рано, то легко уложимся с дорогой в один день. Мы намного опередим поток машин, выезжающих на выходные дни, дорога будет нормальная.

— А твоя сестра рада?

— Да, — сказал Джон, отбрасывая назад волосы веселым размашистым жестом человека, у которого все в порядке. — Она в самом деле очень рада.

Солнце красным мазком висело над морем, когда они добрались до аэропорта Сент-Джаст и Джон свернул на дорогу, ведущую в Клуги. Он, казалось, вибрировал от сильнейшего волнения, которое Сара улавливала, но не могла с ним разделить. Она оглянулась через плечо на аэропорт, который производил впечатление чего-то безопасного и успокаивающего, наверное, из-за того, что самолет, неподвижно ожидающий взлета, был маленьким.

Она перевела взгляд на сухую, стерильную прелесть корнуоллских вересковых пустошей.

— Это же великолепно, правда? — спросил Джон. Его руки стискивали руль, глаза светились радостью. — Это так красиво!

И вдруг ей передалось его волнение, и пейзаж уже казался не враждебным, а пленительным в своей простоте.

Урча, машина спускалась по склону холма, и через мгновение Сара уже не могла видеть небольшую кучку аэродромных построек, намекавших своим видом на контакт с находившейся где-то далеко цивилизацией. Вскоре машина въехала в зеленую долину, испещренную обособленными фермами и квадратами выгонов, окаймленных серыми гранитными стенами. Дорога теперь стала однорядной, уклон ее делался все круче, и море временами пряталось за пологими холмами. Вскоре они въехали в ворота фермы, а в следующую секунду машина сползла с гудронного шоссе и затряслась по грубым неровным камням проселочной дороги. Когда они проезжали мимо стены у ворот фермы, Сара едва успела заметить табличку со стрелкой, указывающей вдоль дороги, а над стрелкой кто-то написал слова: «К Клуги».