Страница 31 из 48
А стиляги сопротивлялись попыткам навязать им, как нужно одеваться и как стричься, и в этом сопротивлении некоторые – особенно первые стиляги – доходили до абсурдности и почти карикатурности: длинный до невозможности пиджак с такими же невозможно широкими плечами, максимально узкие брюки и максимально толстая подошва ботинок, а также крикливые, яркие цвета всего гардероба.
Пусть и в несколько менее утрированном виде, но все эти атрибуты: и брюки-дудочки, и пиджак с широкими плечами, и узкий галстук, завязывающийся на микроскопический узел, – стали неизменными атрибутами внешнего вида стиляг, который, однако, менялся с годами в зависимости от западной моды, которая хоть и с опозданием, но доходила до СССР.
Валерий Сафонов:
Как-то сама собой образовывалась эта мода. Я так полагаю – как протест против всеобщей серости. Тем более что на нас напялили тогда эту школьную форму – она была совершенно чудовищная. И вообще публика в те времена одевалась примитивно.
Борис Алексеев:
Достать стильную одежду было довольно сложно. Купить практически невозможно – только в одном комиссионном магазине у консерватории. Но туда уже ходили довольно взрослые люди – с моей точки зрения. Им было двадцать пять – двадцать шесть лет. Они были знакомы с продавщицами, им оставляли все это дело.
Единственное, что было можно, – это пошить себе брюки. Пошить брюки стоило двести пятьдесят рублей – большие деньги. Подпольные портные шили брюки не по лекалам, конечно, а по американской моде.
Валерий Сафонов:
Поскольку мои тетушка с дядей жили в Голландии – дядя работал в посольстве в Гааге, – они привозили очень хорошую стильную одежду по тем временам, и меня тоже одевали. Я в Москве отличался одеждой и обувью. У нас семья была большая, поэтому родственники привозили на всю семью, и мы потом обменивались. Обувь, которую привозили, я даже давал напрокат – ну, кто-то хочет пойти покрасоваться. Мои друзья, если на танцы или еще куда – девочек там кадрить, – у меня брали. И куртку брали – у меня куртка была по тем временам особенная. Сейчас-то она ничего собой не представляла бы, широкая, дутая, с резиночкой. Цвет неожиданный – ярко-желтый, это вообще было немыслимо.
Анатолий Кальварский:
В основном было желание нормально одеться. Всем хотелось после войны как-то немного расслабиться. Но, к сожалению, ничего не было. В магазинах была стандартная серая, абсолютно не радовавшая глаз одежда, плохо сшитая. Может быть, ткани были приличные – ничего не могу сказать. Но сшито было ужасно.
Приезжали студенты – у нас много студентов училось из стран народной демократии. В основном у них покупали чешские и немецкие вещи. Потому что об американских, французских или английских вещах речи не было.
Виктор Лебедев:
Тогда наша легкая промышленность не давала возможности одеться так, как хотелось, и поэтому шили самопальные вещи, копируя западные образцы. Я, например, купил такой материал, бобрик, и из бобрика мне сшили ужасно уродливое пальто, но я им восхищался, выходил в нем на Невский проспект.
Все утрировалось. Наши ателье шили по нашей просьбе – из тех тканей, которые были, – как протест вот этому абсолютно серому ширпотребу, который продавался в то время. Куртки шили до колена – какие-то клетчатые такие, “сто пуговиц”. Их не сто, конечно, было, а пуговиц двадцать. Какие-то джинсы нам шили из плащевой ткани – был человек на 6-й Советской улице, Семен Маркович, который их шил.
Валерий Попов:
Когда я поступал в институт и собеседование проходил как золотой медалист, мне нужно было достать брюки приличной ширины – у меня все были ушитые, перешитые в дудочки. И у меня был друг Слава Самсонов, который гениально владел маминой машинкой и ушивал брюки просто до предельной узости. Образно говоря, с мылом натягивались, еле-еле. А снимать было еще труднее. Без посторонней помощи их было не стащить. Но для собеседования я взял у двоюродного брата брюки приличной ширины. Что, может быть, и спасло мою судьбу. Потом пошли уже хорошие вещи, какой-то импорт. Я помню, пришел в театр, и ко мне подошел такой красивый седой мужчина. Говорит: “Наверно, вам нужно одеться?” И я пришел к нему. Дом у него напоминал турецкие магазины. Там было все – даже подносы какие-то, чайники, кофты, банлоны так называемые – “удавки” нейлоновые. Я помню, что оттуда вышел совершенно ошеломленный. Сейчас я понимаю, что это, конечно, турецкая такая была дешевка. Но в то время это было колоссальным стимулом. Мы понимали, что жизнь меняем вообще, вырываемся из этой серятины. Школа идет к черту. Мы – свободные люди!
Валерий Сафонов:
Узкие брюки – это была мода и в Америке, и в Европе. А здесь наши фабрики шили еще по моде тридцатых годов широкие брюки. Как-то они припозднились в этом смысле.
Борис Дышленко:
Одежду перешивали: брюки суживали. Если удавалось достать какой-нибудь пиджак клетчатый, необычный, это уже было каким-то достижением. Галстук был в те времена существенной деталью костюма стиляги. И чем ярче, тем лучше. Не стандартный галстук, выпущенный тогда, – обычный, в косую полоску, а с пальмой, с обезьяной. Или какой-нибудь японский галстук с вышитым драконом – это было очень престижно. У меня был великолепный галстук с вышитым драконом. Но я его испортил: вздумал постирать в горячей воде – и все. Я не знал, что шелк нужно стирать в холодной воде. А купил я его у своего приятеля-студента. По тем временам довольно дорого – за бутылку водки. Тогда галстук в магазине стоил рубль двадцать, а я отдал примерно в два раза дороже.
Валерий Сафонов:
Эту моду очень быстро освоили наши портные, сапожники. Шили пиджаки с широкими плечами, из букле – это ткань такая плотная, толстая. Немножко все утрированное, не так, как на Западе. Там шили нормальную одежду, а здесь все утрировали. Головные уборы даже шили. Резиновый был козырек и тоже букле – подражали формой американским кепи тридцатых годов. Называлась “кепка с п…” – потому что на ней была складочка такая прошитая.
Галстуки шили – с обезьянами, с пальмами. А потом из Китая стали привозить шелковые галстуки – они тоже были очень пестрые и яркие. Узкие, их называли “селедочка”.
Был портной, брат соседки моей тетки, Павел Давыдович, фамилию его, к сожалению, не помню. У него были фирменные журналы. Он был вообще журналистом, но считал, что каждый человек должен иметь вторую профессию. На случай войны, каких-то передряг – что-то руками надо уметь делать, иначе пропадешь. Инженеры никому не будут нужны, журналисты тоже…
И раз он мне сшил пальто. То ли Жерар Филип здесь был, то ли фотографию я где-то увидел – уже не помню. И мне понравилась модель его пальто. Я пришел, попросил Павла Давыдовича: давай, сваргань такое пальто. И он мне сшил. Это был десятый класс, то есть пятьдесят шестой год.
Павел Давыдович и меня тоже, кстати говоря, учил, и я научился шить. И я сам брюки шил – “трузера”. Именно американские брюки было трудно купить. Пиджаки еще были, а брюк не было. Пиджак я сшил один раз, но это было мучительно, противно. И потом я шил только брюки. Обшивал всех своих друзей – всем шил брюки. Ткань-то можно было нормальную купить.
Дакрон – был такой материал новомодный американский. Не нейлон, а именно дакрон, и рубашки были дакроновые, и пиджаки дакроновые. Для американцев это было дешевкой, а для нас выглядело очень эффектно. Рубашки были смешанные – дакрон с хлопком. Они очень легко стирались, сушились, и их можно было не гладить.
Юрий Дормидошин:
Я купил плащ у финнов. Он весь переливался. Я его купил за четырнадцать рублей – долго торговался, сбил цену с двадцати. И я был просто каким-то героем несколько дней. Потом я влез в краску и понял, что его надо продавать. Мне дали за него сто рублей и поддельный аттестат об окончании десяти классов: я сделал шикарный бизнес. Сто рублей тогда были большие деньги. И аттестат тоже стоил что-то – мне он был нужен.