Страница 16 из 28
– Шарик наш голубой сегодня так мал, что улепетывать нам практически некуда, – заметил Фрэнк.– Это во-первых. А во-вторых, «космическое» не есть «стихийное». Качество уже не то. Не земное…Но это детали. Я понимаю, что вы хотите сказать.
– Вот именно. Да, угроза биокатастрофы для планетарного вида человека разумного сегодня теоретически существует. Но практически…Практически люди во все времена довольно-таки убедительно демонстрировали свою изобретательность в борьбе за выживание.С какой же стати отказывать человечеству в праве продемонстрировать это еще раз?
– Понятно. Человечество уповает на дальновидность лидеров, лидеры кивают на человечество, а угроза биокатастрофы тем временем зреет. Более того, начинает уже плодоносить… И нет достаточно действенных средств, чтобы этому воспрепятствовать.
– Вот здесь-то наши взгляды и расходятся. Такие средства есть. И самое действенное из них– это наша с вами работа.Видите ли, Полинг…Любое стихийное бедствие – ну, скажем, наводнение– было для троглодита «космической неожиданностью». Но лишь до тех пор, пока он не научился строить плотины.
– Для того чтобы строить эту плотину сегодня, нам нужен четко обоснованный, строго рациональный проект. Иначе легко уподобиться…нет, даже не троглодитам. Муравьям, которые строят свой муравейник на дне завтрашнего крупного водохранилища.
– А разве такого проекта не существует?– вмешался Гэлбрайт. – Полинг, внимательно перечитайте свой служебный устав. Ибо сказано там: «Главной задачей, обязанностью и высшей общественной привилегией штатных сотрудников Управления считать оперативное производство и неукоснительное исполнение мер по обеспечению безопасности человечества в целом в период разведки и освоения внеземельных объектов». По-моему, предельно ясно. Это вам и проект, и руководство к действию, и функциональная программа.
– Прошу прощения, шеф,– осмелился возразить Фрэнк,– но это пока всего лишь голая схема, изготовленная по образцу кладбищенских оград. Ограда, стало быть, есть, а кладбище продолжает исправно функционировать…
Фрэнк прикусил язык,но поздно.Лицо онемевшего шефа явило взору присутствующих полную гамму спектральных цветовых тонов— от сочно-красного до бледно-фиолетового. Шеф сделал несколько движений ртом, без звука, как рыба на воздухе.
– М-мальчишка!– наконец просипел он сдавленным горлом.– Пороть! Вот и вся педагогика!– он дважды дернул щекой и,спохватившись, заставил себя успокоиться (было заметно, каких усилий ему это стоило). – Служебный устав для него ограда на кладбище! А сам он, видите ли, роется на свалках истории философии,подбирает изъеденный молью экзистенциализм и пытается взгромоздить эту пыльную рухлядь на космический пьедестал. И конечно же, мнит при этом, что действует исключительно в интересах всего человечества! Нет, видали вы такое?! – Последний возглас, надо полагать, был адресован Никольскому.
Фрэнк молчал. Никольский взглянул на него и сказал:
– Аверьян Копаев…Запомните это имя, Полинг. Если вам доведется бывать в стенах Восточного филиала, вы с Аверьяном, пожалуй, быстро найдете общий язык. Подобно вам, он самым активным образом озабочен проблемой спасения человечества.
– Ах, там, у себя,вы тоже ходите в ретроградах?! – мгновенно подхватил Гэлбрайт, словно уже одна мысль о том, что Никольский ходит там, у себя, в ретроградах, доставила ему огромное облегчение.
– Ну может ли быть иначе?– отозвался Никольский. – Правда, мое положение еще сложнее. Аверьян Копаев – сын моего погибшего друга.
– Копаев?..– Гэлбрайт потер пальцами лоб.– Позвольте!.. Михаил Копаев, участник второй бригады меркурианского доследования по делу о «Солнечных галлюцинациях»?
– Совершенно верно. Опыт работы на Меркурия дался нам дорого…
– Да, отчаянные были дела… Один лишь Каньон Позора чего нам стоил! Долина Литургий, Лабиринт Сомнений!.. А нейтринно-солнечные синдромы! «Молодежный синдром», он же «меркурианский синдром Камасутры»…– Гэлбрайт вздохнул. – Странно,что именно Меркурий оказался для нас самой тяжелой планетой. Да и не только для нас… Кажется, вы работали там в группе технического, наблюдения?
– Нет. В лагере техников состоялось наше с вами знакомство, а работал я в штабе бригады скорого доследования.
– Да, да, припоминаю!.. Даже помню,что кто-то из штаба бригады предлагал применить в Каньоне Позора техническую блокаду…
Улыбчиво щуря глаза, Никольский дополнил:
– А кто-то из вашей группы шел еще дальше и предлагал разделаться с ни в чем не повинным Каньоном залпами аннигиляторов.По счастью, мы уже догадались задрать голову кверху и с помощью гелиофизиков допросить настоящего виновника злополучных синдромов.
Гэлбрайт смущенно покашлял и неузнаваемо бархатным голосом высказался в том смысле,что молодости свойствен радикализм и что, видно, в этом проявляет себя динамика формирования личности. Задев Фрэнка блуждающим взглядом, вдруг остановил на нем зеленые глаза, словно увидел впервые.
– Впрочем, мне кажется…
Он не успел сообщить, что ему кажется,– пискнул сигнал внутренней связи.
Шеф медленно посмотрел на часы.
— Прекрасно,— сказал он. Тоном выше добавил:— Очень хорошо!— И спросил куда-то в пространство:— Ну, что там у вас, парни?
– Докладывает старший оператор группы синтеза Купер,– отозвался спикер на потолке.– Аналитики сделали свое дело, шеф, состыковались с нашей системой. Мы готовы, можно начинать.
– Превосходно,Купер, начинаем немедленно. Встретимся в раут-холле. – Никольскому: – Раут-холл этажом ниже, нам там будет удобнее.
Никольский поднялся. Гэлбрайт остановил его жестом и тронул кнопку под крышкой стола:
– У нас с вами нет времени для ходьбы. К сожалению.
Стол, кресла и сидящие в них люди мягко опустились этажом ниже.
Д ЕЛО О ДОСРОЧНЫХ ОТСТАВКАХ , ДИВЕРСИЯ НА «Г ОЛУБОЙ ПАНТЕРЕ »
Светлый овал сомкнулся над головой. Полная темнота. Кто-то чихнул, и Фрэнк, ощутив медленный ток охлажденного воздуха, с беспокойством подумал о старике.
– Долго возитесь, Купер!– бросил в темноту Гэлбрайт.
– Адаптация зрения, шеф.
– Оставьте. Привыкнем по ходу дела.
Вокруг неуверенно замерцало. Судя по абрисам пола и потолка, холл был цилиндрической или бочкообразной формы.Стены источали мягкое сияние, создавая иллюзию пространственной глубины, и (как отметил про себя Фрэнк) ничем существенным не отличались от экранных стен залов экспресс-информации в других отделах Управления.Но вот иллюзорная глубина слабо окрасилась: левая половина холла нежно-зеленым,правая– голубым, и холл стал похож на остекленный зал демонстрационного океанариума с двухцветной водой;а там, где должна была проходить граница слияния красок, проступило крупное изображение оператора. Это был сероглазый брюнет, лет тридцати, в черно-белой форменной рубахе.
– Джон Купер,– представил оператора Гэлбрайт,– специалист синтез-информационной группы.
Купер приподнялся над пультом, кивнул. В его неторопливых, небрежно-ловких движениях угадывались приметы, свойственные человеку самоуверенному.
Гэлбрайт перешел к делу:
– В поле нашего зрения… вернее будет сказать, подозрения, рейдер «Лунная радуга». Корабль третьей по счету экспедиции к Урану. Что у вас по результатам анализа, Купер?
– То же самое,шеф. На подозрении космодесантники группы Элдера. Даю список.
Оператор произвел на пульте нужные манипуляции, и на голубой стене возникли две колонки имен и фамилий:
Тимур Кизимов Юс Элдер
Дэвид Нортон Аб Накаяма
Эдуард Йонге Мстислав Бакулин
Жан Лорэ Леонид Михайлов
Марко Винезе Рамон Джанелла
Золтан Симич Николай Асеев
Меф Аганн
– Вторая колонка– список десантников, погибших в момент так называемого «оберонского гурма»,– пояснил Купер.– Пилот «Лунной радуги» Меф Аганн и начальник рейда Николай Асеев в десантной группе официально не числились, однако участвовали в высадке на Оберон.