Глоток мрака

Мы нашли сразу двоих. Не знаю, что с ними делали Кел и его помощники, но все раненые как будто стремились уползти подальше. Где же были врачи, санитары? Где вообще все? Звуки боя слышались вдалеке – чуть ближе теперь, мы шли к месту битвы, но какая же иллюзия заставляла раненых уползать, а не звать на помощь?

Доусон с Бреннаном помогли мне наклониться к найденным. Только через секунду я поняла, что одна из них – женщина. На ней был бронежилет и еще какое-то снаряжение, а кожа ее в ночном лесу казалась почти такой же темной, как у Дойла.

– Это Хейз, – сказал Доусон.

Бреннан наклонился к другому солдату, тот лежал на боку.

– Орландо, сэр, – доложил он.

Я приложила руку к шее Хейз и попала на что-то липкое. Мне не надо было поднимать руку к свету – и так ясно, что это подсыхающая кровь. Но она не должна была сохнуть так быстро, вроде бы. Или я потеряла счет времени?

Я спросила, почти не думая:

– Она бывала уже ранена?

– Да, – ответил Бреннан. – Мы вместе попали в засаду. Она меня на себя вытащила, как теперь вот потащила Орландо.

– У вас на груди тоже была старая рана?

– Да, мэм. Тот принц, он показал на меня рукой, и рана вдруг словно возникла опять. И он сорвал с меня жилет, чтобы я ее видел. Его это как будто веселило.

– А она была ранена в шею?

– Да, мэм.

Кел убивал моих людей. Тех людей, что обещали меня защищать. Они умирали, защищая меня и моих близких. Это было неправильно. Это мы должны были их защищать, а не наоборот.

Молясь Богине, я дотронулась до Хейз. Храбрая женщина, она спасала других, хоть сама была ранена. Какая несправедливость – заставлять ее переживать это во второй раз. Но даже в этом кошмаре она взвалила на себя другого солдата и потащила его.

Навалилась боль, но на этот раз я сознание не потеряла. Я увидела, как в потоке крови из моего плеча выходит осколок. Кровь плеснула на лицо Хейз, и ее глаза распахнулись, блеснув белками в темноте. Глотая воздух ртом, она схватила меня за руку. Осколок упал ей на грудь, она машинально сжала его другой рукой.

– Кто вы?

– Принцесса Мередит Ник-Эссус.

Она цеплялась за мою руку, другой рукой прижимая осколок к груди. Она шумно сглотнула и сказала с удивлением:

– Не больно...

– Все прошло, – сказал Доусон, наклоняясь к ней.

– Но как?

– Пусть она вылечит Орландо, и ты посмотришь.

Доусон помог мне встать, но мне стало легче, не надо было так сильно опираться на его руку. Все же наклониться к Орландо им с Бреннаном пришлось мне помочь. Я еще не могла двигать плечом, хотя предплечье и ладонь уже двигались почти свободно.

У Орландо не было видно ран, но кожа была холодная на ощупь и пульс не прощупывался, даже такое нитевидное трепетание, как у Доусона. Я отогнала от себя дурные мысли. Не надо сомневаться в чуде, не надо пытаться понять, как я это все делаю. Всем сердцем молясь, я положила руки на холодеющую грудь человека.

На нас розовым снегом просыпался дождь лепестков. Человек вздрогнул у меня под руками, и снова была боль, и снова была кровь, и снова осколок упал в приоткрытую ладонь. Пальцы судорожно сжались вокруг осколка, как было с Хейз.

– Господи боже, – ахнула Хейз.

– Скорее Богиня, – поправил Доусон.

Очнувшийся Орландо испуганно глянул на меня.

– Где я?

– Кахокия, Иллинойс, – ответила я.

– Я думал, я снова в пустыне. Я думал...

Хейз схватила его за плечо и повернула к себе.

– Все хорошо, Орландо. Она нас спасла. Мы живы. Все хорошо.

В последнем я не была уверена, но возражать не стала. Осталось всего несколько осколков, всего несколько жизней можно спасти. А когда я буду здорова, потеряю ли я способность их спасать? Я хотела вылечиться, но не хотела, чтобы умирали люди. Они жизнью платили, спасая нас, мне надо было помочь им в ответ. Они не должны умирать на нашей войне.

Я ощутила зов – откуда-то неподалеку. Там были еще раненые. Я сделаю все, что смогу. Все, что поможет мне сделать Богиня. Я хотела спасти всех. Вопрос был – смогу ли?

Глава тридцать восьмая 

Со мной шли восемь солдат. Каждый сжимал окровавленный осколок, каждый вернулся от смертной грани. Как только последний осколок выпал из моего плеча, слышать зов я перестала. Что-то в этой магии было связано с моей болью и ранами.

Впереди из тьмы выступил воин-сидхе в алой броне, мерцавшей на свету, будто языки пламени. Звали его Аодан, и я помнила, что рука власти у него соответствует виду доспеха. Он призывал руку власти – я это уловила. И крикнула, не думая:

– Убейте его!

Никто и секунды не медлил. Они не должны были слушать мой приказ: старшим по званию в их группе был Доусон. Но они дружно прицелились в сидхе у нас на пути и выстрелили. И пули сделали то, что делали с фейри всякий раз, с тех пор как люди их изобрели. Они прошили сверкающую броню и вонзились в тело под ней. Аодан умер, не успев опалить нас своей рукой власти. Значит, я могу чувствовать, когда вызывают руку власти. Если успеем стрелять до того, как магию освободят и нацелят, сможем победить.

Как все просто, когда под твоим началом команда солдат, повинующихся без размышления и готовых стрелять во все, что встанет на пути. У меня она есть.

К нашей группе присоединялись все новые солдаты, не ко мне приходили, а просто вливались в формирующееся на поле боя подразделение. Им казалось, что мы знаем, что делаем, и в нашей группе имелся сержант. Все группировались вокруг нас, потому что мы двигались осознанно к цели, а посреди битвы очень важно иметь цель. Иметь цель и не колебаться.

Я почувствовала приближение магии. Кто-то вскрикнул от ужаса, потом закричали многие – одетые в доспехи сидхе наводили на солдат иллюзии. Раньше мне случалось защищать своим гламором одного-двух сидхе. И теперь я как будто разлила вокруг озерцо гламора, все дальше и дальше в стороны – раньше я даже не пыталась распространять его так широко. Я проливала его на моих людей, как льют воду на горящую от лихорадки кожу.

И когда крики превратились в негромкое бормотание, я вполголоса сказала Доусону:

– Стреляйте по тем, что в броне.

Я полностью сосредоточилась на сопротивлении иллюзиям. Даже громкий приказ нарушил бы мою концентрацию.

Доусон и не подумал спорить. Просто крикнул:

– Стреляем по тем, что в броне! Огонь!

Бессмертные воины, прожившие столько веков, что нам и не снилось, пали перед нашим оружием. Словно рухнули на землю воздушные замки. Они не могли затуманить головы людей, никакие иллюзии не мешали солдатам стрелять – и мы их повергли.

На дороге встала Дилис, вся в желтом, сияющая, словно внутри нее горел огонь, освещая изнутри кожу и волосы, сияя из глаз. Никаких доспехов на ней не было, а платье такое, что в нем следовало подниматься по мраморным ступеням к бальному залу. Но когда рухнули наземь воины в бесполезной из-за человеческой изобретательности броне, встала она. Пули влетали в золотое сияние, похожее на знойное марево, останавливались и исчезали с короткими вспышками оранжевого света.

– Кто это? – спросил рядом Доусон.

– Магия, – сказала я. – Она – сама магия.

– Магия какого рода? – спросила Хейз.

– Свет, жар, солнце. Она богиня летней жары.

Мне всегда хотелось знать, какой она была, пока не лишилась дара. Многие из бывших богов и богинь скрывали свое прошлое – кто из стыда потери, кто из страха, что более удачливые и меньше потерявшие враги захотят свести счеты. Но если я вернула Сиобхан власть над иллюзиями, то и Дилис, или как ее звали по-настоящему, я вернула ее жар.

Уцелевшие воины в доспехах спрятались за ее защитным маревом. Они сгрудились вокруг нее, как должны были бы сгрудиться вокруг меня – но я никогда не буду так обжигать. Я не солнце, я луна.

И я вдруг поняла, что не хочу ее убивать. Я хочу вернуть ее себе. Хочу, чтобы она жила при моем дворе. Чтобы летнее солнце продолжало нас согревать. Я крикнула ей: