Страница 21 из 76
Кэйр вытаращилась на меня, руки схватились за копье, но она уже ими толком не владела. Карие глаза удивленно смотрели на меня, словно она не могла поверить в происходящее. И я смотрела в ее глаза, копию глаз Ба, и видела, как уходит страх, сменяясь изумлением. Из безгубого рта потекла струйка крови. Кэйр хотела заговорить, но не смогла. Руки бессильно упали. Говорят, что когда человек умирает, меркнет свет – это не так. Меркнут глаза. То выражение глаз, что делает человека тем, кто он есть, – вот что меркнет и исчезает.
Я дернула копье обратно, прокрутив в ране – не для того, чтобы рана была тяжелее, просто чтобы высвободить его из чехла плоти и костей. И сразу же Кэйр начала оседать – мне оставалось только придержать копье, а ее тело свалилось с него под действием силы тяжести.
Глядя на окровавленное копье, я силилась почувствовать хоть что-нибудь. Потом подолом рубашки стерла кровь и вернула копье Шолто. При езде мне нужны обе руки.
Он взял копье, но сам наклонился и нежно меня поцеловал; щупальца тихонько погладили меня, словно успокаивающие ладони. Успокоиться я позволить себе не могла. Впереди много дел, а ночь на исходе.
Я уклонилась от предложенного мне утешения и объявила:
– Едем.
– Спасать твоего Повелителя Бурь, – сказал Шолто.
– Спасать будущее волшебной страны.
Я развернула кобылу, и теперь она легко подчинилась моей руке. Ударив лошадь пятками в бока, я бросила ее вперед в клубах зеленого пламени и дыма. Следом за мной понеслась Охота, сияя белизной полной луны, но то здесь, то там золото столового зала Благого двора будто впиталось в эту белизну, и блеск наш стал серебряно-золотым. Дед отдал мне салют, когда я проезжала мимо него. Я не ответила. Драгоценные двери отворились перед нами. Я шептала:
– О Богиня и Консорт, помогите мне, помогите нам успеть.
Мы проехали мимо громадного дуба, снова ощутив внезапное перемещение, но теперь вокруг не было летнего луга, не было иллюзии. Только что мы скакали по камню в коридорах Благого холма, и вот лошади бегут по траве ночи, окутавшей волшебные холмы.
Далеко впереди темноту прорезала молния. Ударившая не с неба в землю, а с земли в небо.
– Мистраль! – крикнула я.
Мы помчались к месту боя, поднимаясь над травой, возносясь в небеса, диким ветром и яростной кометой летя на помощь моему Повелителю Бурь.
Глава девятая
Над землей сверкнула молния, высветив затемненную сцену. Как будто смотришь бой под стробоскоп – отрывки, позы, а цельной картины нет.
Мистраль на коленях, с вытянутой рукой; стрелы в полете, наконечники тускло блестят в раскаленном белом свете. Темные силуэты в лесу. Что-то небольшое движется по земле у Мистраля за спиной.
Я проследила полет стрел не глазами, а по реакции тела Мистраля, когда они ударили в него. Он споткнулся – если можно споткнуться, стоя на коленях. Медленно склонился вперед, упал на бок, опираясь на руку – только это не позволило ему упасть на землю. Он выстрелил молнией из другой руки, но разряд упал, далеко не долетев до леса: опалил землю, а нападающих не зацепил.
Я нагнулась к белому загривку кобылы. Там внизу лежал один из отцов детей, которых я ношу. Я не потеряю еще одного. Ни за что.
Шолто как будто понял мое состояние, он крикнул мне:
– Мы займемся лучниками. Ты иди к Мистралю.
Я не стала спорить. Мистраля утыкали холодным железом, если его спасать, надо торопиться. Мести я сейчас не хотела. Я хотела, чтобы Мистраль жил.
Он лежал на боку в мерзлой траве. Поднятый нами ветер разметал его волосы, развернул, срывая, плащ. Мистраль как будто и не заметил. Он вытянул руку к лесу, сверкнула молния. Мы были уже близко, мое ночное зрение пошло прахом. Когда свет погас, я оказалась в непроницаемой тьме.
Усидеть на спине у лошади, когда она из полета переходит в бег по земле – это искусство. Я этим искусством овладела не вполне, и меня здорово тряхнуло, когда под копытами захрустела трава. Пока зрение не восстановилось, мне пришлось оставаться в седле. Потом чернота перед глазами стала таять, и я разглядела тело Мистраля – ужасно неподвижное на черно-белой земле.
Единственным источником света было зеленое пламя из-под копыт моей лошади – похожее на огонь, который вспыхивает в ладонях у Дойла. Кстати, Дойла я бросила раненым. Если он пришел в сознание, то с ума сходит от беспокойства, но думать о всех бедах сразу нет сил. У него есть врачи, а у Мистраля – я одна. Я соскользнула с лошади, густой иней на траве холодил босые ноги. Вдруг стало холоднее. Лошадь сбросила мою руку и рванулась за остальными, а я поняла вдруг, что осталась одна. Месть совершилась, Кэйр мертва. Я стою рядом с Мистралем, а магия, что вела меня в эту ночь, ушла – унеслась вместе с Шолто и теми сидхе, которых мы захватили при Благом дворе. Слышался вдалеке лай гончих, видно было, как светятся они среди деревьев. Света хватило, чтобы я разглядела три силуэта, стреляющие в охотников – а потом на них налетели псы. Шолто не страдал моей чувствительностью – он натравил на них собак.
Я опустилась на колени на жесткую мерзлую траву. Кровь Мистраля растопила иней, и пропитавшаяся ею земля стала мягкой. Водопад серых волос скрывал его лицо; серых, не седых – он никогда не состарится, – серых, как грозовые тучи. Волосы были теплыми под рукой, когда я отвела их в сторону, отыскивая пульс на шее. На запястье я его никогда толком искать не умела, а сейчас, когда магия охоты схлынула, я слишком остро чувствовала, что на мне одна только тонкая рубашка, и руки уже начали дрожать.
Сперва я испугалась, что уже слишком поздно, но потом ощутила биение под дрожащими пальцами. Он был жив. Пока я не нащупала пульс, я не хотела даже смотреть на раны. Как будто их нет, если я не смотрю. Но теперь посмотреть придется. Надо увидеть, что с ним.
Широкие плечи, все его сильное тело было утыкано стрелами – их было пять. Странно, но ни одна не задела сердце. Единственное объяснение – что их ночное зрение так же пострадало от молний, как и мое. Не знаю, достала ли его рука власти хоть одного из напавших, но она сбила им прицел и спасла ему жизнь. Если мне удастся обеспечить ему медицинскую помощь, может быть, он не истечет кровью до смерти и не погибнет от проникшего в плоть холодного железа. Для существа из мира фейри оно бывает само по себе смертельно.
Охота все не кончалась, мои спутники были захвачены ее волшебством. Одна только я пробудилась от очарования. Я увидела Мистраля, и теперь его жизнь была для меня важнее, чем чья бы то ни было смерть. Может быть, это объясняет, почему в легендах о Дикой охоте куда чаще упоминаются мужчины. Женщины более практичны: жизнь для нас важнее, чем смерть.
Я стояла на коленях в странно теплой траве, согретой пролившейся на нее жизнью Мистраля. Корка инея растаяла, из земли торчало древко стрелы. Я осторожно вытащила его из промерзлого грунта – не хотела, чтобы оно сломалось. Древко было деревянное, так что лучники могли браться за него без опаски, но когда показался наконечник, худшие мои опасения подтвердились. Это был не современный металл. Холодное кованое железо – ничего хуже для фейри придумать нельзя.
Для меня, из-за примеси человеческой крови, железо не смертельнее любого другого металла. Я могла спокойно прикасаться к железному наконечнику, но меня убило бы и одно деревянное древко, а Мистраль эту рану и не заметил бы.
Даже будь стрелы обычными, пришлось бы помучиться, вынимая их без помощи врачей, но теперь еще и наконечники отравляли его. Каждую минуту пребывания в теле Мистраля они отправляли в его организм новую порцию смерти. Но если я стану их вытаскивать, они расширят раны. Проклятие, я не знала, что делать. Тоже мне, королева. Одно решение – и то принять не могу!
Я положила вытащенную из земли стрелу рядом с собой, руками взялась за Мистраля, прислонилась лбом к его плечу и взмолилась:
– Направь меня, Богиня. Что мне делать, как его спасти?