Страница 57 из 138
Другой голос. Не ходи, Ладзаро! Не ходи!
Алиджи вздрагивает, выпрямляется и, закрываясь рукой от солнца, смотрит вдаль, сквозь яркий полуденный свет.
Кандиа и Женщины.
Дева благоразумная, молись о нас!..
Дева названная, молись о нас!..
Дева могущественная, молись о нас!..
Алиджи. Отец! Отец! Что с тобой? Почему ты в повязке? Кровь у тебя течет, отец?.. Послушайте, скажите, люди Божий! Кто его ранил?
Ладзаро ди Роио появляется у входной двери с перевязанной головой, его поддерживают два человека, одетых так же, как и прочие жнецы. Кандиа вскрикивает, встает с колен и смотрит на мужа.
Алиджи. Остановись, отец! Видишь ли на пороге знак нашего спасения? Нельзя тебе войти, не склонив колен. Если кровь эта неправедна, не можешь ты войти.
Двое провожатых поддерживают раненого, который, шатаясь, склоняет колена.
Кандиа. О, дочери, дочери мои! Все было правда! Будем плакать! Горе над нами!
Дочери обнимают Кандиа. Женщины, державшие на головах корзины, снимают их и кладут на землю, прежде чем встать с колен. Мила ди Кодра, все еще подавленная, поднимает с земли свой платок и закрывает им свою голову. Потом, точно скользя по земле, идет к двери. Быстро и безмолвно выпрямляется у стены, прислонясь к ней. И, неподвижная с покрытой головой, ждет момента, чтобы скрыться.
Пещера в горах с широким выходом на каменистую тропинку. С одной стороны пол пещеры частью закрыт досками и брусками дерева. В широкую арку в глубине пещеры видны зеленые луга и далекие снежные вершины гор, по которым бродят облака. В пещере — покрытые овчинами ложа, грубые деревянные столы, мешки, мехи для вина, полные и пустые, станок для токарной и резной работы и на нем разные инструменты: нож пила, резак; возле — изделия из дерева, веретена, большие и малые ложки, ступки, пестики, подсвечники, свирели. Справа большой ствол орехового дерева, внизу еще покрытый корой, а в верхней части обработанный в виде человеческой фигуры с крыльями, до пояса она еще едва отделана резцом, но крылья почти закончены. С левой стороны, в углублении скалы вроде ниши, горит лампада. Возле висит корнемуза. Вдали слышится изредка звон колокольчиков на животных в стадах среди тишины горного уединения, под вечер, вскоре после осеннего равноденствия.
Мальде, искатель кладов, и Анна Онна, собирательница трав, старуха, спят в своих рубищах, вытянувшись на овчинных шкурах. Косма, отшельник, в темной длинной одежде, также спит, но сидя, обняв колени руками и положив подбородок на колени. Алиджи работает своими инструментами над изваянием из орехового ствола. Против Алиджи сидит Мила ди Кодра и смотрит на него.
Мила ди Кодра.
Она наклоняется и собирает возле ствола щепки и стружки.
Алиджи. И это изваянье тоже из дерева, Мила. И оно зазеленеет?
Мила (наклонясь к земле).
Алиджи. И мое изваянье зазеленеет, Мила?
Мила. «Усердной мольбе нет ответа…»
Алиджи. Мила! Мила! Чудо даст нам свободу. Безмолвный ангел еще нас охраняет. Потому что ради него я работаю не моей сталью, а всей моей душой… А ты что делаешь там?.. Потеряла что-нибудь?
Мила. Я собираю стружки. Мы их сожжем и на каждой из них сожжем по зерну фимиама… Спеши с работой, Алиджи! Уходит время. Осенняя луна уже на ущербе, и пастухи начинают расходиться по разным краям: кто идет в Апулию, кто к Риму. А куда пойдет любовь моя?.. Всюду, куда пойдет Алиджи, пусть будут перед ним луга и водные источники и да не будет бури!.. И пусть вспоминает он меня, когда наступает ночь.
Алиджи. В Рим пойдет Алиджи. Туда, куда ведут все дороги. Пойдет со своим стадом к Риму великому, чтобы о милости молить наместника Господа нашего. Он пастырь всех пастырей… В Апулию не пойдет теперь Алиджи, а прежде всего к Госпоже нашей Богоматери Славянской и через Алаи д’Аверна пошлет в дар два этих подсвечника кипарисовых и с ними две восковые свечи, да не забудет о нем Святая Дева, покровительница путешествующих! А потом, когда изваян будет этот ангел, положит Алиджи изваяние на мула, который шаг за шагом повезет его.
Мила. Спеши с работой, спеши! Уходит время. До пояса он еще скрыт в стволе древесном, ноги еще связаны, руки без перстов, и очи не смотрят. Постарался ты сработать крылья, перо к перу, но летать он еще не может.
Алиджи. Пособит мне Костанцо-живописец, Костанцо ди Бизенья, что пишет картины на повозках. Я с ним договорился, и он мне покроет изваянье лучшими красками. А еще, может быть, в обмен на барашка дадут мне братья в аббатстве немного золота в листах, чтобы украсить крылья и ворот одежды.
Мила. Спеши, спеши! Уходит время. И ночь уже длиннее дня. Мрак поднимается с равнины, когда еще не ждешь его, глаз перестает управлять рукой, и слепая сталь не помогает художнику.
Косма вздрагивает во сне и жалобно вскрикивает. Издали доносится пение пилигримов.
Мила. Грезит Косма праведный. И кто знает, о чем он грезит?.. Слушай! Слушай! В горах поют паломники, верно, идут ко святой Марии Всесильной, Алиджи, в твой край, где дом твой, где твоя мать! И, может быть, пройдут близко-близко, и мать услышит их, услышит и Орнелла, и они скажут: «Эти богомольцы пришли с гор, где пастухи со стадами, а Алиджи нам не прислал привета».
Алиджи, наклонившись, работал топором в нижней части ствола. Пораженный ее словами, он выпускает из рук топор и, взволнованный, поднимает голову.
Алиджи. Ах, зачем ты коснулась там, где сердцу больно!.. Мила! Я побегу за ними, догоню их на дороге и буду просить их крестоносца, что идет впереди, передать привет мой… Но что же я скажу?..
Мила. Ты скажешь: «Добрый человек, прошу тебя, если пойдешь долиной Сан-Бьяджо, мимо деревни Акваргова, вызови там из дому женщину по имени Кандиа делла Леонесса… И остановись там на отдых, потому что принесет она тебе чашу вина, чтобы освежиться, и еще что-нибудь, наверное… Остановись там и скажи ей: „Твой сын Алиджи приветствует тебя, а вместе с тобой и сестер… и Виенду, супругу… И обещает он тебе спуститься с гор, чтобы снова принять от тебя благословенье в мире. И еще извещает он тебя, что был избавлен от всякого зла и опасности и от лукавого врага… и что никогда больше не принесет он ни раздора, ни слез матери, супруге, сестрам…“»