Страница 45 из 138
Фауро. Назад, назад, звери!
Комнена стоит там, где была, без малейшего движения, молчаливая и строгая, подняв голову, с неизменным выражением презрения и вызова на устах и во взгляде.
Вдруг входит Руджеро Фламма. Толпа отступает назад и умолкает. В продолжение нескольких мгновений в неожиданном безмолвии слышно только тяжелое дыхание подавленного гнева и легкое журчание струй.
Фламма (крайне холодным голосом, окинув этих людей крайне резким взглядом). Что это?
Комнена. Возмущение рабов.
Фламма (резко). Хорошо, я вас выгоняю.
Присутствующие не двигаются, скованные тем видом оцепенения, которое следует за взрывом животного насилия.
Я вас выгоняю.
При вторичном толчке этой воли, которой они всегда повиновались, они очнулись. Ближайшие к двери, молчаливые и угрюмые, поворачиваются к выходу.
Фиески. Подумай, что ты делаешь, Руджеро Фламма, чтоб не раскаяться. Берегись!
Фламма. Я вас выгоняю.
Фиески вытягивает по направлению к нему руку, как бы в знак обещания, затем поворачивается к выходу, молча, как и остальные. Фауро в стороне, а Коренцио и Леони все еще в углублении окна, колеблются. Фламма кланяется в знак прощания.
Прощайте, друзья. Жребий брошен.
Фауро. Теперь полдень, Фламма: прекрасная пора для проявления мужества человека.
Уходит со своими товарищами. Комнена озаряется мимолетной, но бесконечно глубокой улыбкой, сосредоточив в своем сердце всю роковую радость мгновения, в которое решилась судьба.
Комнена (дико, пылая). Ах, теперь-то я довольна! Ты показал мне наконец каков ты на деле: повелитель. Ты видел, как они молчали, когда ты смотрел на них? Эта воображаемая сила покинула их, как дым покидает головешку, когда она гаснет. Они оказались просто рабами перед тобой. Могли только повиноваться. И повиновались.
Руджеро Фламма погружен в новую необходимость, которая стоит перед ним, он — во власти кровавого предприятия, которое на него возложили. Напряжение его духа так велико, что мышцы его лица начинают дрожать.
Фламма. Ты насилуешь мою судьбу, ты неумолима, ты не даешь покоя. Ты идешь навстречу неизвестности и всем ужасам, как если бы все это было знакомо тебе. Действительно, опасность — дворняжка, вскормленная твоими руками. Ты так и сказала. Ты не боишься быть растерзанной…
Комнена. Да, помню. А что и ты помнишь, мне тоже нравится. Когда я говорила это, нас окружала тень, чувствовалось дыхание лихорадки. Там, в твоем доме, в громадной пустынной комнате, наших лиц касалось дыхание Рима, ты не мог больше ждать, и моя воля принадлежала тебе, как принадлежит тебе твоя рука для удара, для удара… Ты не поколебался.
Фламма (сумрачно). Ты вооружаешься призраком, чтобы подгонять меня!
Комнена. Я вооружаюсь своей любовью. Я — стрела для твоего лука. Направь меня в цель.
Фламма. Если бы я натянул свой лук даже до того, что он сломался бы, я все же не попал бы в цель, к которой ты стремишься. Твое желание рвется все дальше, за все грани…
Комнена. А у твоего желания, быть может, есть грань? Разве ты отказался бы от чего-нибудь? Скажи, чтобы я знала, что ты начинаешь гаснуть.
Фламма. Я не гасну.
Комнена. Я знаю. Тебе нужно все. Ты готов на все для самого себя и для меня. Ты не раб своей победы.
У нее сверкающее лицо прекрасного демона, что так волнует и разжигает гордость мужчины.
Фламма. Ты внушаешь мне готовность на новое разрушение.
Комнена. Нет, на утверждение.
Фламма. Но кровь снова заливает развалины, и это — здоровая кровь, насыщенная солнцем, очищенная ветром…
Комнена. Сыны земли!
Фламма. Лучшие, лучшие!
Комнена. Твой враг ходил за плугом.
Фламма. Я не презирал его никогда.
Комнена. Он тебя презирал. Считал тебя существом другого порядка.
Фламма (пораженный в душе). Разве победителей презирают?
Комнена (беспощадно). Ты его еще не победил.
Фламма. Был готов ниспровергнуть, чтобы уничтожить его.
Комнена. Твои силы его не ниспровергли.
Фламма. Ты вырыла его из земли?
Комнена. Нет, я тебе напоминаю, что твоя победа далась тебе легко и что ввиду этого ты должен одержать для себя и меня другую, большую. Вперед! Вперед! Я не умею ждать.
Фламма. Но, быть может, я иду назад?
Комнена. Назад-то не идешь, но останавливаешься. А кто остановился — погиб.
Фламма. Поле свободно и принадлежит мне.
Комнена. Ошибаешься. Неужели твои глаза меркнут, не ищут, не обнаруживают врага? Тебе следует вечно искать врага.
Фламма. Я его вижу, потому что сегодня ты сама создала его.
Комнена. Не я создала его. Он уже был там со своей затаенной местью. Я бросаю ему вызов, чтобы ты напал на него. Самая ужасная борьба предпочтительнее этого рода осмотрительной и нерешительной остановки, в которой ты ослабевал.
Фламма. Остановки человека, который обдумывает, размышляет, готовится к перестроению…
Комнена. На грязи, на туче, на вихре?
Фламма. Нет, на твердой почве.
Комнена. При помощи колдовства?
Фламма. При помощи веры.
Комнена. В кого?
Фламма. В истину и могущество моей идеи.
Комнена. «В самого себя», — ты должен был ответить. В самого себя ты должен верить: в свои нервы, в свои кости, в свои артерии, в свое мужество, в свою страсть, в свою твердость, в свою алчность, во всю свою сущность, во все оружия, которые природа дала тебе, чтобы бороться, чтобы превзойти остальных, не иметь равных, быть первым, быть властелином, быть одиноким. Ты — властелин?
Фламма. Может быть.
Комнена. Слово, которого тебе следовало бы не знать. Ты одинок? Как ты хочешь созидать, если ты не одинок? Одинокий, с двумя своими руками и со своим дыханием, на вершине, куда не взобраться обезьянам, чтобы вмешаться в твое дело. Завоюй вершину, чтобы созидать или пасть от удара молнии.
Фламма. Завоюю.
Комнена. Всей силой порыва, без остановки, не оглядываясь назад. Позади тебя больше нет спасения. Ты стоишь перед своей последней вершиной. Или поднимись на нее, или погибнешь.
Фламма (прерывая). Ты подгоняешь меня острием в спину, ты внушаешь мне волнение, от которого я задыхаюсь… У меня крепкие ноги для подъема, и ты бесполезно проливаешь кровь под моими ногами, даже ту, которая для меня наиболее священна, кровь человека, которого я любил.
Комнена. Чью?
Фламма. Кровь Марко Аграте. Разве он не пал в свалке?
Комнена. Соперник, а не брат.
Фламма. Соперник?
Комнена. И могучий. Сила деревень была в его кулаке, как и сила войска.
Фламма. Чтобы служить моему замыслу.
Комнена. А завтра — своему.
Фламма. Он был чист и верен. Я любил его.
Комнена. Ты не должен любить никого, кроме одной меня. Я одна люблю тебя. Никто больше не любит тебя из тех, кто приближается к тебе. Ты виновен в их глазах, потому что слишком превышаешь их меру. Они не прощают, они не простят. Их приниженность восстает против тебя в виде затаенной мести. Ты видел их, когда они были вынуждены повиноваться тебе: у них были лица рабов и хищников.