Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 122 из 138

— Победа и слава владыке моря!

Весть о приходе Марко Гратико распространяется по атриуму и базилике. Постепенно крики стихают, переходя в шепот, буря прекращается, внезапное молчание воцаряется в портиках, когда входит Марко Гратико. Все взволнованные лица обращены к этому великому человеку.

Он входит, разгневанный, и останавливается посреди атриума, у стола Вечери любви. Сопровождающий его отряд стрелков из лука останавливается поодаль. Он — в легком вооружении, без плаща, на голове — маленький шлем с гребнями и складками, загнутыми как плавники дельфина. Глубокая тишина. Несколько минут царит грозное величие ночи. Слышны отдаленные крики фонарщиков и портовых караульных, рассеянных по заливу. Чуть звучит далекий, почти тревожный напев букцины. На вершинах кипарисов горят звезды; двойной ряд мучеников и Дев белеет на золотом фоне; пламя потрескивает в светильнях семи канделябров; от угасающего огня алтаря тянется едва заметная струйка дыма; толпа как бы замерла перед грозой предстоящих событий. Вот Фаледра, снова наполнив агатовую чашу, из которой пил епископ, смело подходит к трибуну и предлагает ему вино.

Базилиола. Властитель, пригуби чашу евхаристии и прими участие в обновленной Вечери любви. Тебе предстоит горячий бой.

Он берет чашу и поднимает ее.

Марко Гратико. Фаледра, грозовая туча в твоих глазах. Не стану я пить твоего оскверненного вина, а вот так вылью его на камень.

Льет вино на пол.

Базилиола. Бог Обета да искупит мне твое возлияние, ослепитель.

Марко Гратико. Епископ оргии! Эту чашу, изменившую цвет твоего лица, покрытого позорными белилами, эту чашу твоей невоздержанности и твоего отступничества я разбиваю о камень. И так я разобью всякого, кто здесь грешит, напиваясь кровью Господа.

Бросает чашу на пол и разбивает ее. Ненависть брата доходит до бешеной ярости. Беспалый говорит теперь более громким голосом, чем тогда, когда кричал Tollite portas.

Епископ Серджо. Чего хочет этот человек от епископа? Кто творит правосудие и, вместе с тем, гонит людей как скотов? Чего ему нужно? Чтобы я трепетал перед ним? Чтобы я стал перед ним на колени? Чтобы моя мантия валялась в прахе у его ног? Разве он дал людям землю и вечное море? Не хочет ли он стать выше Бога? Не намерен ли он заковать в цепи людей, содрать мясо до костей с подвластных ему народов? Или он думает, что у него одного голова на плечах?

Трибун подходит к столу Вечери любви и останавливается прямо против брата.

Марко Гратико. Ты начал бредить от страха. Безумец, ты вопишь так, как закованный в цепи раб, когда он, сидя за веслом, слышит свист плети за спиной. А ведь я не поднимал руки на тебя.

Епископ Серджо. Но если ты поднимешь руку, если ты пришел вступить в бой со мной, то я не откажусь от поединка.

Марко Гратико. Около тебя — меч женщины. Смотри, чтобы он не погнулся.

Базилиола. Он не гнется… Властитель, тебе, поднятому на руле, я кричала: «Он будет твоим! Будет твоим!»

Епископ Серджо. А я беру его себе. Кладет левую руку на рукоятку.

Марко Гратико. Ты шатаешься! Не покидай стола.

Епископ Серджо. Так ты хочешь сразиться?

Марко Гратико. Хочу судить тебя. Трибун-судья будет судить тебя.

Базилиола. Разве ты не видишь, что на мне твой пурпурный плащ?

Епископ Серджо. Если ты потерял плащ, то у меня есть еще мантия на плечах. У тебя нет никакой власти в храме. Я отлучаю тебя от священного порога.

Трибун обращается к кастразийским стрелкам, через плечи которых перекинуты ореховые луки.

Марко Гратико. Симоне Флока, возьми под стражу изменника епископа и стереги его.

Мужественное лицо левши выражает одновременно страдание и радость.

Епископ Серджо. О, Фаледра! Я слышу твой смех! Пусть звенит твой смех и несется к звездам! Ты танцевала на его плаще. Он боится меча женщины. Люди! Смотрите: вот владыка кораблей, вот непобедимый герой! Вот мощь островов!

Базилиола. Властитель, меч женщины не поддельный, это настоящий меч. Он — из железа и золота. И он будет твоим, если ты отнимешь его у левши, который держит его. У вас равное оружие. Клинок меча не длиннее твоего ножа.

Быстро поворачивается к толпе, коварная и повелительная; вспыхивает; по глазам видно, что в мозгу ее промелькнула необыкновенная мысль.

О, люди островов, сыны Аррия, сыны Гаула, моряки-островитяне, владельцы кораблей, матросы — вы все, славящие в преддверии храма вашего Господа Бога, слушайте: епископ Серджо, обвиненный в кощунстве, хочет перед лицом народа предстать на суд Божий.

Томительная жажда кровавого зрелища вдруг охватывает тех людей, страсти которых возбуждены воинственной пляской.

Первая группа.





— Да будет так!

— Да будет так!

— Пусть рассудит их железо!

— Пусть рассудит их Бог!

— Да будет Господь судьей между двумя Гратиками!

— Принесите большой крест!

— Феодор, неси сюда крест!

— Присутствуй при суде Божием!

— Очищайте место для поединка!

— Дайте им сразиться!

Вторая группа.

— Нет, нет, нельзя!

— Не в священном месте!

— Не проливайте крови за священной оградой!

— Не совершайте кощунства!

— Это неугодно Богу!

— Нельзя!

— Вы оба — сыновья Эмы!

— Пусть призовут Эму!

— Пусть вернут святую вдову!

— Передайте ей право судить!

— Пусть она судит недостойного сына!

— Не опьяняйтесь кровью!

Наварх встает среди спорящих, гневный и суровый, как человек, уверенный в том, что в его власти задуманное возмездие.

Марко Гратико. Могу ли я допустить, искусная обманщица, чтобы свершился предложенный тобою суд? Все же этот на диво сработанный меч будет моим: я без труда вырву его из рук этого человека, я сделаю это для того, чтобы передать его завтра палачу, который раскалит его на огне и покарает тебя так, как покарал тех пятерых из твоего гнезда. На тебя наденут мешок, привяжут тебя как вьючное животное к жернову и отдадут на потеху рабам. Ты не заслуживаешь быть убитой.

Мстительница глядит прямо в его зрачки.

Базилиола. Ослепитель, судьба тоже слепа. Но мы узнаем, что скрывается во тьме. Другой выпал звенящий жребий. Живет Базилиола, и не мешок на ней, а плащ.

Мгновенно нарушает чары скрытой угрозы и неподвижного взора. Вот вызов звучит и смеется в ее словах. Вот ее слова сгущают над толпой ночную тайну и вызывают в ней напряженное ожидание событий.

Серджо, ты слышал? Люди, он уклоняется. Боится суда Божия. Боится предвестий ночи. Поднялся ветер. Приближается ночь… Она полна знамений. Слушайте голоса. Слушайте трубные звуки. Это знамение Бога. Народ, узел, который давит тебя, должен быть разрублен до зари, если ты не хочешь погибнуть.

Возгласы и трубные звуки растут в отдалении вод. Суеверный ужас охватывает толпу, уже возбужденную гимнами, воскурениями, вином и перебранкой.