Созвездие мертвеца

— Я вот анализы сделал Чекмареву Василию Адамовичу.

— Это кому?

— Это тому, который гостей принимал ночью.

— Так его же по-другому звали.

— Звали его именно так. Бардак вселенский коснулся и нашего богоугодного заведения. Менялись люди, уволилась девочка, карточки перепутали, фамилии не те. Черт знает что.

— Вы хотите сказать…

— Вот именно. К тебе это приходили ночью. И укол тебе делали. Только не укрепляющий, а наоборот.

— Киллер, что ли?

— Это уж тебе видней. Деньги, что ли, не отдал?

— Какие у меня деньги…

— Ну журналистское расследование затеял?

— Какие у нас расследования. Все поделено и оприходовано. Что я, враг себе?

— Ну подумай.

— О чем?

— Из-за тебя человека убили. И про это никто пока не знает. Чекмарев — студент далекого отсюда вуза. Родители его вообще на Сахалине. Схватятся не скоро. Время есть.

— У кого?

— У всех. А ты лежи пока. Лежи и молчи. Ты теперь и есть Василий Адамович Чекмарев. Ну на несколько дней.

— Шутите?

— Ты жить хочешь?

Лежал он теперь головой к окну, и ночное броуновское движение снега можно было наблюдать, только если сесть. Рамы здесь были выкрашены, щели заткнуты ветошными дранками и заклеены липкой лентой. Занавески двойные. Но смотреть в окно Серега Желнин разлюбил. Он, быстро приходя в кондиционное состояние, столь же прытко пытался выстроить новую систему координат и определить свое место в ней. У него не было причин не верить Малахову. По пустякам простого человека в спецпалатах не прячут. А на следующий день, точнее, ночь случилось и вовсе экстраординарное. Малахов вошел явно встревоженный и не один. Хирург Костя выглядел не лучше.

— Ты жить-то хочешь? — спросил главврач.

— Опять вы за свое.

— Ругаешься — значит, хочешь.

— Гостей ждете?

— Ждем. И тебе придется спрятаться. Вставай помалу.

Желнин мог уже ковылять слегка. Шов срастался. Но возникали проблемы другого рода. Ночь. Коридор. Опасность. Малахов привел его к лифту, вызвал кабину, они прошли внутрь, двери захлопнулись. Малахов нажал последнюю кнопку в ряду. Значит, не первый этаж, а подвал. Наверное, надежное место.

Костя ждал их уже внизу. Коридор с тусклой лампочкой, кафель белый на стенах, удушливый запах формалина. Дверь заперта, и Малахов вынимает из кармана огромный какой-то ключ, поворачивает в скважине.

— Приляг пока тут.

Стол мраморный, чистый, опять белый кафель и холод иных времен. Желнин догадался, что там, за следующей дверью.

Костя с Малаховым сняли с него «домашнюю» униформу, пижаму, тапочки и переодели в скорбную сатиновую хламиду, как и положено в морге.

— В какую руку его кололи? — спросил Малахов.

— Дайте сообразить. Стоял тот мужик слева. Левая рука у студента чуть подвернута была. В правую. В сгиб.

— А тебя куда сестры кололи? В какую руку?

— В левую.

— Вот мы тебя сейчас в правую и уколем. Чтобы полная иллюзия трупа.

— Что меня, щупать, что ли, будут?

— Если пощупают, тебе конец. И нам, пожалуй. Ты уж постарайся не приходить в себя не вовремя.

— А кто это будет?

— Кто-то из тех, кто тебя знает. И еще люди.

— Бандиты, что ли?

— Бери, парень, выше. Из чека.

— Шутки шутите.

— Районный начальник ФСБ звонил. Хотят посмотреть на труп.

— Хотеть невредно.

— Давай руку.

Минуты через две Желнин уснул. Малахов с Костей положили его на заранее приготовленное место и нацепили на ногу бирку с фамилией и регистрационным номером…

Живой человек, хотя и спящий, скажем так, сильно спящий — а вкололи Желнину дозу на пределе допустимого, — все же отличается от мертвого. Достаточно потрогать за теплую пятку. Малахов пока вне подозрений. С чего это ему в дело такое ввязываться? После того как они с Костей Желнина уложили, Малахов лично занялся режиссурой — тальком припудрил румянец, тапочки больничные снова надел на него, а подумав, и на всех остальных отмучившихся. Для единообразия. Не положено тапочек трупам — а у него свой монастырь. Пожалуйста, со своим уставом не ходите.

Гости появились в условленное время. Их было четверо. Три человека неопределенно цветущего возраста, красивые мужчины с признаками интеллекта на лицах. Двое явно в более коротких отношениях, очевидно, работают по одному направлению, и один чуть повыше и помоложе, с родинкой на правой щеке. Малахов не знал, что Мощеный столкнулся с группой в коридоре, совершенно случайно. После он сам подошел к доктору и сказал, что тот, с родинкой, по походке, росту и сутулым плечам очень похож на того ночного гостя, сделавшего инъекцию. Вошел он в больницу совершенно свободно, как будто так и надо. В прошлый раз его никто, как оказалось, не видел. Через незапертую дверь черного хода проник и, так как, очевидно, прекрасно знал план помещения, прошел в палату и мгновенно вышел. В это самое время дежурную с этажа вызвали к телефону, который в кабинете дежурного врача. В коридоре телефон в это время почему-то не работал. Может быть, еще кто-нибудь совершенно случайно видел исполнителя приговора в щелочку, в дверь незакрытую, но значения не придал. Спокойствие олимпийское. Таких вот берут в космонавты.

Рядом с ними девочка лет пятнадцати. В морге, естественно, первый раз в жизни. Посмотрела на весы, хотела, может быть, спросить, но не решилась. Он бы мог объяснить, что взвешивают на них внутренние органы. И зачем вот этот таз и вот то ведерко, тоже можно было бы рассказать. Мужчинам это все явно не в диковинку.

Вошли они в скорбное помещение, огляделись. Тот, что старше званием, остановился в нерешительности, Малахова рукой придержал. А тот, что с родинкой, после некоторого замешательства возле Желнина остановился. Нужно сказать, что отдаленное сходство с Чекмаревым у него было. Волосы у того и другого густые, темные. Лежал Чекмарев тогда на спине. Лица после операции у всех осунувшиеся, неуловимо похожие, и в палате свет выключен. Малахов позаботился о том, чтобы и здесь, в блоке, киловатт убавить — одну лампочку поменял на перегоревшую, другую на сорок ватт. Лишь бы руками не трогали и не переворачивали на бок. Ума хватит. Но ситуацию спасла девочка. Ее, как он догадался, привели для опознания. И у нее-то нервы и не выдержали. Желнина она опознала, боднула головой, горлом как-то сказала: «Он» — и медленно стала оседать. Обморок.

Малахов нашатырь держал наготове. Обычная история. И вся компания помещение покинула. Потом в кабинете Малахова еще посидели. Старший по званию звонил по телефону, короткими фразами переговаривался с кем-то, еще более старшим. Наконец девочка пришла в себя. Чаю выпила сладкого, слезу пустила, и ее увели. Заурчал мотор под окнами, и все. Малахов посмотрел на часы. Желнин еще минут сорок «поспал», Костю вызвал, и они пошли Желнина возвращать к жизни.

— Вставай, парень. Простудишься.

Его мутило, голова кружилась. Трупов имелось в наличии три. Четвертый пока не состоялся. Желнин оглядел свое новое место пребывания и остался им недоволен.

— А где хранитель вечности? — осведомился он у своих спасителей.

— У нас штаты сократили. А то был бы еще один свидетель. Лишний. И нетрезвый. А теперь пошли переодеваться. В палату тебе больше нельзя.

— А куда можно? — горько усмехнулся он, одеваясь в свою рабочую рубашку и костюм, с чем приехал в больницу.

— Есть одно место. Ты, главное, не волнуйся.

Через дверь, которая использовалась для выдачи тел родственникам, его вывели на задний двор. Малахов вернулся к своим трупам и выздоравливающим, а Костя вывел Желнина на улицу.

— У меня «Запорожец», брат. Давай как-нибудь втиснемся. Аккуратно.

Двигатель мягко и признательно заурчал, почувствовав хозяина.

— Хорошая машина. Без затей, — отметил Костя.

— Неплохая.

— Побыл ты, парень, в жертвах, побыл в трупах. Сны-то какие видел на столе?

— Никаких. Хладность и запустение.

— Школьницу приводили. Лет шестнадцати.

— И как?