Созвездие мертвеца

Из современников Нострадамуса, по всей видимости, получил доступ к Тексту Парацельс (настоящее имя — Филипп Аурел Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм). Событием близкого будущего, на которое можно было бы спроецировать пророчества, следует считать Великую Французскую революцию. Тридцать два пророчества из предсказаний Парацельса имеют к ней самое прямое отношение. Более внушительно выглядят пророческие гравюры, авторство которых приписывается аббату Иоахиму Флорскому. Первая книга с гравюрами выпущена в 1589 году, вторая, несколько меньшая по объему, — в 1600-м в Венеции. Существуют два издания «Предсказаний» Парацельса. Одно из них, 1536 года, на латыни с тридцатью двумя гравюрами, совершенно поразительными. Но самые фантастические изображения не вошли в названные книги. А вот в библиотеке Ватикана они отыскались. На них можно различить типичный городской пейзаж двадцатого века. На одном фрагменте явственно прочитывается танк, причем немецкий, по всей видимости «Фердинанд». А в небе летательный аппарат, напоминающий «конкорд» или ТУ-144. Предсказания же конца французской монархии весьма аллегоричны. Рука, выходящая из облаков и срезающая три лилии, и прочее.

Но еще ранее выдавал «странную» информацию Иоахим Флорский (Джоакино да Фьоре) — итальянский мыслитель, автор мистико-диалектической концепции всемирной истории.

Эти необъяснимые прорывы в видении будущего не остались незамеченными ни для современников, ни для ученых из будущего. Многие диктаторы знали о существовании Текста и предпринимали усилия для его розыска. Фрагменты и копии в разном состоянии попадали на высочайшие столы, становились предметом исследования. Но было, очевидно, нечто, что препятствовало «склейке сосуда», судный час был еще далек. И то, что наконец тексты оказались явлены миру, ничего хорошего нам не сулит.

«Смотри, — говорит Хранитель, — смотри: на правом портале собора Парижской Богоматери изображен епископ, возвышающийся на подиуме, а над этим изображением — устремленный ввысь вестник богов. Это указывает нам на источник святого огня. Поскольку Капитул, согласно многовековой традиции, держит эту дверь закрытой в течение всего года, тем самым сообщается, что здесь лежит путь необыкновенный, незнакомый толпе и предназначенный лишь для узкого круга избранников мудрости». Епископ попирает острым концом своего посоха извивающегося посланца ада — Дракона. Дракон этот заключен в кольца и несет в себе «священный огонь». И дракон этот — Люцифер, который, согласно теологическим воззрениям тех времен, является исходным принципом Восстания.

…Другими словами, делал экспертизу подлинности текстов, гравюр. Естественно, не один — с бригадой экспертов. Всего нас было четверо — Полиграфист, Историк, Филолог, Лингвист. Все книжные черви. Брать для такой работы специалистов с громкими именами невозможно — слишком заметны. Судьбы своих бывших товарищей я не знаю. Вполне возможно, что их нет более. Но насколько я понимаю, бригада могла понадобиться еще раз, а вводить в дело новых людей — значит увеличивать риск утечки информации. Но я уверен: не случись событий девяносто первого года, не рассыпься карточный домик партии, бригада наша была бы «зачищена». Может быть, какой-то сбой произошел в учете. Может быть, личные дела наши порезали на бумажные ленты. Я жив, и я беседую с вами и говорю то, что не должен был говорить ни при каких обстоятельствах. Когда пришла информация из уездного города N. это поначалу посчитали за утечку информации. Меня взяли в работу. Но дело оказалось серьезней. Обнаружился оригинал текста. В частном пользовании.

Я упомянул Дракона. Вот год Дракона на стыке веков должен стать главным едва ли не во всех веках. Естественно, про судьбу Родины и судьбы конкретных чиновников ничего у старцев нет. Но нужно, чтобы было. Когда валили СССР, скомпилировали катрены, про семьдесят три года и другое кое-что… Помните, что тогда вещали из «ящика»? Всенародная амнезия, чему быть, того не миновать. Но события вышли из-под контроля. И с прорицаниями на время покончили, но только на время. В лабораториях этих нечистых готово новое судьбоносное событие. Но главный исполнитель, всенародно избранный, испортил все сценарии. И появились Березовские, Абрамовичи, Карелины и Басовы. Но план-то иезуитский будет выполнен, не сомневайтесь. А старику Сойкину попали в руки именно скомпилированные катрены. И то, что в них фамилии наших лиц, лишь подтверждает мои слова.

Старики из Политбюро вполне всерьез требовали найти эликсир молодости. А предсказания эти изучались самыми авторитетными учеными, в полной секретности, потом докладывалось приватно. Когда начинается такое, стране конец. И тут агонию эту и растление стали транслировать на всю шестую часть суши. А шло все по классической схеме. Создается деза, наукоподобный текст, потом вбрасывается под видом раритета в уважаемые издания, и машина заработала. Глобы, Ванги, хренова туча комментаторов озвучивают политический сценарий событий. А если происходит сбой, то сюжет ремонтируется на ходу. Хотя что-то во всем этом есть, несомненно. Промысел Божественный некоторый. Ну, вот и все…

Дядя Ваня встречается с Желниным

Корреспондент появился словно из-под половиц этого особнячка. Я вздрогнул, привстал. Он вопросительно посмотрел на меня, палец к губам приложил, уши оттянул, опять кивнул вопросительно.

— Можешь говорить, Сергей. Я здесь инкогнито.

— И что же вы здесь делаете?

— Стояки ставим. Со Славой Барановым. Только вот беда — работа сделана, и пора уходить. Да и начальники зачастили. Я тогда прячусь: то сплю, отвернувшись, вроде как пьяный, то в погребок спускаюсь.

— Да как же ты тут оказался?

— А ты?

— Я через морг прошел. Меня и нет будто.

— А Сойкин старый что?

— Застрелился как бы. Тексты сжег и застрелился. Они же его чуть ли не в туалет сопровождали. И Аньку. Вот он и решился на крайний шаг. Вину искупал.

— А почему я тебе верить должен? Твои товарищи все далече. А ты живой и здоровый. Вернулся с того света.

— Спасибо доктору Малахову. Не того в больничке кончили.

— А ты?

— А я отлежался и хочу знать истину.

— Если ты оборотень, то текстов все равно не получишь. Нет их больше.

— Хватит врать… Дядя Ваня.

— Да хоть Фомой Гордеевым зови. Ты как узнал?

— От Ани Сойкиной.

— Невозможно. Она под колпаком.

— Она будет не под колпаком скоро, а в кресле настоящих профи. Они из нее вытряхнут и про тексты, и про тебя. Нельзя же вечно в шпионов играть.

— А текстов-то нет.

— А коли нет, чего ж ты тут прячешься? Устрой явку с повинной. В СИЗО макароны дают. Может, и не получишь вышки. Все-таки самооборона. Самооборона?

— Конечно. В своей квартире.

— Вот именно. А я, что ни говори, — четвертая власть. Пресса — наша защита. Такой материал мы в любую газету сдадим и еще денег наварим. Будет на что встретить счастливую старость. Соглашайся, учитель.

Я поверил Желнину. Он не должен был сейчас со мной говорить. Он подлежал устранению. Как все его товарищи. Я поверил. Да у меня и выхода другого не оставалось.

— Слава Баранов — это кто?

— Чудак один. Я его давно не видел с некоторых пор. Пришел к нему, когда меня искали, и он помог.

— Давай подумаем, как нам отсюда выбраться. Из городка. И Аньку забрать.

— У меня пистолетик есть. Смешной, но настоящий. Можем пробиваться с боем.

— Ага. Утра ждать не будем. Иди сейчас к Славе Баранову. Он вне игры. За ним не следят. Пусть отправляется к Аньке. Как-то с ней свяжется.

— Пусть записку под дверь просунет.

— А потом что?

— Потом нужно избавиться от хвоста. Только без крови.

— Можно петлю на шею.

— Заткнись.

— Ну вот. Сразу и «заткнись». Не будем мы никого больше убивать. У тебя еда какая-нибудь есть? Оголодал я.

— Яйца вареные, колбаса. Кипятильник.

— Вот и отлично. Тексты-то куда заныкал?

— Отсюда не видать.

Сойкин

Городской парк был знаком ему до последнего деревца. В последнее время он редко посещал его и потому не знал, что друзья его деревья понесли некоторый ущерб — их спиливали на дрова, однако липовая аллея не пострадала. В целости и неприкосновенности она ждала его, как и много лет назад, когда он приносил ей свои нескладушные беды. И всегда получал ответный импульс. Деревья знали его и говорили с ним.