Страница 13 из 24
в Управление детскими домами НКВД ТАССР
28 января [19]38 г.
Я – брат врага народа П.В. Аксенова, находящегося в настоящее время в Казанской тюрьме № 2.
У П. Аксенова был сын Василий Павлович Аксенов – пятилетний мальчик, которого 20 авг[густа] 1937 г. органы НКВД взяли и распределили в детский распределитель НКВД. В настоящее время мальчик находится в одном из детских домов Костромского районо. Вот я и хочу просить… чтобы мне дали разрешение взять на себя заботу и воспитание моего племянника Васи. Тем более что в настоящее время органы НКВД возвращают детей репрессированных родителей на содержание их родственникам. Заверяю вас, что Васильку будет у меня неплохо, ибо я педагог, люблю детей вообще, а его в особенности. Следовательно, я имею законные основания вернуть его к себе. Я обязуюсь обеспечить его всем необходимым, посвятить свою жизнь его образованию и коммунистическому воспитанию. <…>
Я прошу вас разрешить Васильку жить в Казани у моей сестры Ксении Аксеновой и моей матери Евдокии Аксеновой, которым я буду посылать средства… Как только я устроюсь, Вася переедет ко мне.
Еще раз убедительно прошу вас, верните [мне] моего племянника. Он будет счастлив. Я люблю его как своего сына.
А. Аксенов (подпись)».
4
Случилось чудо: Васю отдали.
И Адриан привез его в семью Котельниковых-Аксеновых, где были и свои малыши. Забота о них легла на плечи Ксении и бабушки Дуни – женщин редкой стойкости и огромной души. Их квартирка на Карла Маркса стала Васиным домом на многие годы.
В XIX веке этот особняк, стоявший напротив губернаторского дворца, был сердцем усадьбы, раскинувшейся между улицами Грузинской и Большой Красной. Ее владельцы привечали поэта Евгения Баратынского, частого гостя генерала Льва Энгельгардта, жившего по соседству. Говорят, здесь родилась девочка Лена – будущая знаменитая Гала Дали – муза великого Сальвадора. Но это легенда. А вот что мы знаем точно, так это то, что в 1888 году тут останавливалась мать Владимира Ульянова, прибывшая в Казань встретить сына из ссылки.
Дом пережил революцию, Гражданскую и Отечественную войны, но к концу советского времени стал приходить в упадок. Здание опустело и тихо разрушалось. Пока стараниями Казанской мэрии и группы энтузиастов не было перестроено и превращено в центр искусств с выставочным залом, гостиницей, очень приличным джазовым клубом и музеем Василия Аксенова.
Того, что хмурым зимним днем прибыл из окаянной Костромы на Карла Марла…
В огромную коммуналку с двором, где средь берез и верб высился гигантский тополь и носились «тучи детей всевозможных». А с ними Вася. А с ним – Галя и Алик 1937 и 1938 годов рождения, дети Матильды и Евгения Котельниковых – журналистки и комсомольского вожака. Галя тоже станет журналисткой, Саша – инженером. Мы беседовали с ними о Васе несколько дней. Вряд ли теперь кто-то точнее их расскажет о его детстве.
* * *
Когда вошел он в комнату, был тих и очень собран. В руках – тряпичный серый слон – подарок Адриана. И хоть кругом были свои и все смотрели добро, сжимал он крепко кулаки, засунув их в карманы. Сюда же привезли и Майю.
Котельниковы – дружная, красивая, интеллигентная семья – занимали одну из комнат особняка, разделенную натрое фанерными перегородками. До потолка они не доставали, но в их доме царил уют. Жизнь была складная: социальный статус, уважение, достаток, обширный диван, этажерки с книгами, патефон, пластинки…
Саша,
ты помнишь наши встречи
в приморском парке, на берегу?
Саша,
ты помнишь теплый вечер?
Весенний вечер – каштан в цвету…
Нет ярче красок
нигде и никогда!
Саша,
как много в жизни ласки,
как незаметно бегут года…
И впрямь – года бежали. Но не были ласковы к Котельниковым. Арест Павла и Жени враз порушил благоденствие. Матильду и Евгения уволили. Деньги кончались. Пришлось продавать вещи. Кресла. Пластинки. Диван. Евгений не хотел продавать книги.
– Подождем, – утешал он жену. – Разберутся.
Не разобрались.
Тогда Матильда, беременная Сашей, пошла с малюткой Галей в горком комсомола. Ворвалась на бюро. Крикнула: «Убейте меня! Расстреляйте! Уже много дней мы без работы и без надежды… Дома – ни куска хлеба! Товарищи, вы ж меня знаете! Помогите!..»
Комсомольцы – люди неравнодушные – вскочили с мест, зашумели, замахали руками: мол, знаем мы Мотю и Жеку! И потом, товарищи, коль у нас и сын за отца не ответчик, за кого же ж в ответе племянники? Дали Моте валерьянки. Обещали решить вопрос. И решили. Через неделю пригласили служить на республиканское радио. А Евгения – в Дом пионеров.
Меж тем Вася и слон осваивались. Слону сочинили биографию и историю путешествия в Казань. Вася учился рисовать, читать и писать. Близились школьные годы.
5
В мае 2008 года в галерее «Duble M» на улице Дзержинского – у «Черного озера» – прошла выставка художников Ильгизара Хасанова, Рашида Тухватуллина и Вадима Харисова. Посетителей встречала инсталляция «Здравствуй!»: висящий на «плечиках» милицейский китель, из рукава которого глядела вырезанная из липы кисть руки: добро, мол, пожаловать!
– Мы выросли в СССР. При «совке», как говорится. Глупо об этом жалеть, глупо этим гордиться. Мы относимся к этому с иронией. Даже подписи поставили на «говорящем» экспонате – совкедля сбора мусора, – объясняли художники.
Совок стоял рядом с зеленой советской партой. В ней имелись выемки для карандаша, ручки и чернильницы, подставка для ног и обширное нутро для учебников. Сверху лежали бумага, перо и чернильница. Окуная в нее перо, гости «окунулись» в давние годы XX века… Почти без клякс писали отзывы, не забывая заметить, что «перьевая ручка – это так неудобно!»…
Такой ручкой скрипел Вася в 19-й школе. В такую емкость лил чернила. За такой партой сидел. Школа считалась элитной. Ее директор Иосиф Ильич Малкин знал Васиного отца.
Одноклассники помнят, как Вася впервые пришел в школу. Учителя знали, чей он сын, и выделять избегали. Опытные педагоги (а были среди них и орденоносцы, вроде учительницы географии Веры Николаевны Пономаревой по прозвищу Глобус[22]) хотели, чтоб он рос нормальным советским ребенком – яблоком, да-ле-ко-о-о-о упавшим от яблони. То же самое старались обычно подчеркнуть и одноклассники. Лев Пастернак, восемь лет просидевший с Василием за той самой партой, рассказал, как в детской ссоре кто-то когда-то вдруг крикнул Васе: «Враг народа!» – и как без лишних слов не шибко смышленый, но очень сильный сын уборщицы Ванька Поляков взял да и набил обидчику морду. И вопрос решился. Причем надолго.
Школьное время пришлось у Васи на войну.
Тогда почти все в тылу жили вровень и походили друг на друга и выражением лица, и одеждой, и тем, что родные были кто – в окопах, кто – за проволокой.
О войне сообщило радио. Директор городского Дома пионеров и член бюро обкома комсомола Евгений Котельников обрил голову и рванул в военкомат. Как и сотни казанцев: пиши, мол, добровольцем: и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом… Как в песне! Что не ясно? Фотоателье переполнены: снимались все. А Котельниковы не пошли. Их сосед – видный фотограф Моисей Майофис – поставил аппарат во дворе. Птичка вылетела. Снимок был напечатан. Лег в карман Евгения. И отбыл с ним на Тихий океан, на базу подводных лодок, истории о которой навеяли Аксенову чудный рассказ «Голубые морские пушки»…
А Матильда, редактор республиканского радио, нередко проводила ночи в студии. Программу она начинала словами поэта Льва Ошанина: «Смотри с военного горизонта: колхоз – это тоже участок фронта!» В эти ночи дикторы, что называется «держали птичку», для ориентировки пилотов, летевших к Казани, пускали в эфир классическую и легкую музыку…
6
Такую музыку любил пилот-полярник, кавалер «Золотой звезды» № 6 Михаил Водопьянов. Успев покомандовать боевыми частями, он был направлен в тыл обеспечивать фронт самолетами.