Страница 25 из 59
— Корпус расширим… Так… — говорит он, разглядывая машину со всех сторон. — Очень неплохо…
Поднявшись на второй этаж, Геворкян идет по длинному коридору. Двери, ведущие в кабинет и лаборатории, медленно проплывают мимо него, одна за другой.
— Люди… Нужны люди… — бормочет он. — Как работают эти трое? Ребята, видно, неплохие. Может быть, поручить им? Правильно!
***
Новое, необыкновенное дело предстоит осуществить институту.
Именно поэтому главинж бродит ночами, не находя себе времени для отдыха.
В общих чертах проект новой машины почти готов в его голове. Это будет мощный турбобур, способный проникнуть на огромную глубину в толщу земли. Но не в этом только его преимущество перед остальными бурами. Он будет снабжен специальным радиолокационным прибором, вмонтированным в головку бура. Вместе со штангой на многие километры в глубь земли потянутся провода, соединяющие радиолокатор с поверхностью. Таким образом, находясь на поверхности, можно будет наблюдать на экране картину подземного мира. На тридцать-пятьдесят метров вокруг буровой скважины разойдутся радиоволны локатора, пронизывая толщу земли. Отраженные от геологических слоев, они вернутся к локатору, и на поверхность земли побегут по проводам электрические сигналы, превращающиеся здесь в видимое на экране изображение…
В конструкторском бюро, большой и хорошо освещенной комнате, главинж медленно обходит все столики. Над некоторыми из них на минуту склоняется, внимательно рассматривая чертежи. Иногда он берет в руки карандаш и делает какие-то пометки на толстой бумаге, приколотой кнопками.
— Где же они сидят?.. Ага! — тихо говорит он, направляясь к трем столикам, стоящим несколько в стороне от остальных.
Он усаживается за одним из них и начинает просматривать бумаги.
— Что! — несется по залу его удивленный возглас. — Почему? Нет другого дела?
На бумаге с начатым чертежом он видит странное изображение, не имеющее никакого отношения к технике. Какое-то уродливое животное нарисовано в углу. Внизу, под чертежом, опять то же животное, оскалившее зубы.
У двух соседних столиков он видит опять на чертежах изображения непонятных животных. Как будто все трое сговорились нарисовать одно и то же. Это приводит главного инженера в ярость.
— Безобразие! — бормочет он, выходя из конструкторского бюро. — Возмутительно!
***
Вскоре главинж, как и ожидал Батя, действительно вошел в помещение парткома.
— Безобразие! — было его первое слово. — Игрушками у нас народ занимается во время работы!
— Притвори дверь-то сначала, — спокойно проговорил Батя, приподымаясь навстречу своему другу. — Кто, говоришь, занимается игрушками?
— Ты понимаешь, у меня не хватает людей! — продолжал главинж, расхаживая по комнате. — Вот эти трое, что недавно прибыли на практику… я на них надеялся. А они в рабочее время занимаются тем, что рисуют на чертежах каких-то, бегемотов.
— Бегемотов? — удивился Батя.
— Да, бегемотов… В зоологический сад их нужно было бы направить, а не к нам.
— И хорошо нарисованы? — улыбаясь, продолжал Батя.
Геворкян остановился на минуту, внимательно посмотрел на Батю, пожал плечами и начала снова ходить по комнате.
Он принялся излагать Бате все трудности, с какими уже встретился и, наверное, встретится в дальнейшем, при осуществлении нового проекта. Трудностей было так много, что говорить о них можно было бы очень долго. Но неожиданно в дверь постучали, и на пороге появился дежурный вахтер.
— Товарищ главный инженер, — проговорил он, косясь на Батю, — тут вот из окна видно, как двигается скелет… В шестой лаборатории…— Что? — удивился Геворкян.
— В неурочное время работают, — продолжал вахтер, хорошо известный всему институту старик Панферыч. — В темноте сидят и этим самым скелетом занижаются.
Геворкян вышел из комнаты вслед за вахтером.
Они проходили по длинному и слабо освещенному коридору. Гулко разносилось по нему эхо, повторяя шарканье шагов и пыхтение Панферыча. Наконец у одного из окон Панферыч остановился.
Остановился и Геворкян.
Напротив была видна темная стена соседнего корпуса, расположенного совсем рядом. В больших квадратных окнах здания кое-где отражались звезды. По-видимому, начинала всходить луна, так как соседняя крыша уже серебрилась слабым, чуть розоватым светом. В одном из окон, внизу, было отчетливо видно зеленоватое фосфоресцирующее сияние. Черные сильно увеличенные тени иногда появлялись в окне и быстро исчезали.
Но не фосфоресцирующее сияние и не тени удивляли главинжа. Его поражало нечто другое. В глубине комнаты виднелся скелет, зеленый, светящийся.
Позвоночник, ряд ребер и маленький череп беспрерывно двигались. Особенно широкими пульсирующими движениями извивался позвоночник. Череп же через равные промежутки времени совершал однообразные повороты. Геворкяну показалось, что он видит даже оскал зубов.
— Что за чертовщина! Пойдем туда, — проговорил он.
Они почти бегом спустились по лестнице. Но ближайшая выходная дверь оказалась закрытой. Пришлось снова подыматься наверх, бежать по коридору и опять спускаться по другой лестнице.
Теперь им осталось пересечь большой институтский двор, чтобы обогнуть корпус, из которого они только что вышли. Вот уже и вход в лабораторию. Главинж резко дергает дверную ручку. Но дверь не подается: она закрыта на ключ!
Через несколько минут, когда на место происшествия прибыл начальник институтской охраны с ключами и Геворкяну наконец удалось проникнуть в закрытое помещение, в нем никого не оказалось.
ГЛАВА ВТОРА Я
“ ТРИ МУШКЕТЕРА ”
Рано утром перед дверью в приемную главного инженера остановились трое.
— Ты начнешь, Ермолай? — спросил один из них.
— Нет уж! Идея в основном твоя, — ответил второй грубоватым баском, делая ударение на “о”. — Как ты думаешь, Гога? — добавил он через некоторое время.
— Гм… гм… — произнес Гога, внимательно разглядывая потолок.
— Вот видишь, Сашенька! — радостно пробасил Ермолай. — Гога со мной согласен. Придется начинать тебе.
Затем все трое, один за другим, вошли в приемную и, стараясь не шуметь, уселись на диване.
“По ранжиру сидят”, подумал, взглянув на них, ожидавший своей очереди начальник институтской охраны.
Действительно, самый высокий из друзей, Александр Корелин, юноша с голубыми мечтательными глазами, сидел с краю. Посредине находился Ермолай Богдыханов, широкоплечий и грузный, с лицом немного озорным и хитрым. Ниже всех ростом был Гога Шереметьев, юноша очень серьезный и сосредоточенный. Даже теперь, всего только рассматривая потолок, делал он это необычайно внимательно и с глубокомысленным видом.
Все трое были студентами машиностроительного института и недавно прибыли сюда на практику.
— Ну, как нравится вам у нас работать? — спросила секретарша, обращаясь к студентам.
— Ничего, спасибо, — ответил Корелин. — Мы очень довольны. Разве вот…
Корелин запнулся, так как из кабинета послышался голос главинжа. Геворкян, видно, с кем-то спорил и говорил так громко, таким тоном, что практикантам показалось, будто хозяин кабинета чем-то очень недоволен.
Встревоженные студенты переглянулись. Между тем секретарша продолжала сидеть совершенно спокойно, не обращая внимания на крики.
— Десять километров? Что?!. Ерунда!.. — несся из-за двери зычный голос руководителя института. — Воз-вр-р-р-ратится!.. Что?.. Возвр-р-р-ра-атится!..
— Скажите, пожалуйста… — осторожно спросил Корелин, обращаясь к секретарше, — скажите… что, главный инженер сегодня не в духе?
На лице секретарши появилось строгое выражение, говорившее одновременно о недоумении и легком пренебрежении к новым посетителям.
— Почему не в духе? — спокойно проговорила она. — Наоборот! Разве вы не слышите, как он бодро разговаривает!
— Слышу, — согласился Корелин. — Однако…