Страница 24 из 68
Утверждения о том, что США — это якобы страна политической и экономической демократии, всегда разбивались при столкновении с действительными ценностями американского общества. Власть корпораций и погоня за прибылью всегда были реальней любых лозунгов о «государстве всеобщего благосостояния». Политическое господство буржуазии всегда было реальней всех разговоров о «представительном правительстве». Эти-то реальные принципы торжествовали и в послевоенной Америке, независимо от того, какая администрация стояла у власти, либеральная или консервативная, и кто был президентом, Гарри Трумэн или Ричард Никсон.
Американский экономист Гарольд Ваттер, делая общий обзор послевоенной экономики, писал: «Стало общепризнанным, что в начале второй половины нашего столетия экономика Соединенных Штатов сделалась способной производить достаточно для того, чтобы обеспечивать каждому американцу — мужчине, женщине и ребенку — уровень жизни, который можно назвать минимальным достатком». Но дальше он признавал, что и «в конце 50-х годов оставалась значительная прослойка населения, имевшая доход, не достаточный для обеспечения жизненного минимума. Если в 1947 году, например, 36 % всех американских семей имели доход меньше 2 тыс. долл., притом до уплаты налогов», то в 1960 г., когда наконец было сделано «открытие», что бедность существует повсюду в Америке, 40 млн. американцев не имели минимально необходимого уровня дохода, который Бюро трудовой статистики определило в 3 тыс. долл. в год для семьи из четырех человек и в 4 тыс. долл. в год для семьи из шести человек. В 1968 г. представитель Гражданского совета по изучению голода и недоедания в Соединенных Штатах записал такое, например, показание: «Мясо мы покупаем самое дешевое, шейную часть, кости всякие, да и то раза два в месяц, не больше. И часто бывают дни, когда детей приходится оставлять без молока.
— Без свежего молока?
— Да, сэр.
— Детей — и без молока?
— Да, сэр.
— Но хоть малышам-то вы даете молоко?
— Не всегда.
— Бывает, значит, что и они остаются без молока?
— Да. Каждый день никто из них не пьет молоко. Иной только раза два в месяц его попробует, и то бывает рад. Часто мы не можем купить не только мяса, но и овощей и фруктов. Бывает и так, что едим только раз или два в день… да только это не настоящая еда. Нередко дети ложатся спать голодными…»
В послевоенные годы производство товаров и услуг в Соединенных Штатах росло поразительными темпами. Валовой национальный продукт возрос (некоторую скидку на инфляцию сделать нужно, но это не меняет дела) с 212 млрд. долл. в 1945 г. до без малого 900 млрд. в 1970 г. Но распределение этого возросшего богатства оставалось таким же, каким оно было всегда в истории США: львиная доля доставалась богачам и лишь ничтожная часть — беднякам; несколько улучшилось положение группы населения со средним доходом. Концентрация богатства в руках кучки корпораций и небольшого числа семейств остается самой характерной чертой американской экономики. В период 1944–1961 гг. на долю беднейшей пятой части семей доставалось лишь 5 % всех доходов, а на долю самой богатой пятой части — 45 %. В 1953 г., то есть примерно в середине названного периода, более 80 % акций и около 90 % облигаций всех американских компаний находилось в руках всего 1,6 % взрослого населения страны. В 1964 г. экономист Герман П. Миллер, 20 лет проработавший в Бюро переписей, писал: «За последние 20 лет стабильность распределения дохода внушает некоторую озабоченность, хотя исследователи, занимающиеся этими вопросами, как правило, и не обращали на это внимания».
Послевоенные годы характеризовались продолжавшейся концентрацией богатства в руках социальных верхов. Около 200 гигантских корпораций — а всего в стране насчитывается 200 тыс. корпораций — забрали под свой контроль приблизительно 60 % всего промышленного производства в стране. Десять самых крупных в США компаний получают чистой прибыли столько же, сколько все 490 следующих за ними гигантских компаний. Крупнейшие из них еще больше усиливались, сливаясь с другими, вследствие чего в период с 1948 по 1965 г. около 800 компаний с активами на сумму более 10 млн. долл. каждая были поглощены более крупными компаниями. Общим явлением стало образование конгломератов как результата поглощения одними компаниями других, принадлежащих к совершенно иным отраслям. «Интернэшнл телефон энд телеграф», например, включила в свой состав одну финансовую компанию, одну плавильную компанию, корпорацию «Шератон» и компанию «Боббс — Меррилл».
Из докладов Федеральной торговой комиссии — наследницы учреждения, созданного еще при президенте Вильсоне для того, чтобы как-то умерять торгово-промышленный гигантизм, но теперь только регистрирующей его дальнейший рост, — мы можем подробно узнать о том, как сильна в американской экономике тенденция к олигархии. Три автомобильные компании — «Дженерал моторе», «Форд» и «Крайслер» — дают 95 % всех выпускаемых в стране автомашин. Три алюминиевые компании дают 90 % алюминия. Три сталеплавильные компании — 60 % всей стали. Четыре компании — фактически всю медь. Мыло, соль, металлические упаковочные материалы, компьютеры — рынок сбыта этой продукции тоже почти целиком находится в руках нескольких гигантских корпораций. Неизбежным результатом были, конечно, твердые цены в ущерб потребителю и баснословные прибыли за счет рабочего. В 1965 г. компания «Дженерал моторе» получила 2 млрд. долл. прибыли после выплаты налогов — сумма, превышавшая все доходные поступления любого, кроме двух, из всех штатов страны; она сбыла продукции на сумму, превышавшую стоимость валового национального продукта любой страны мира, кроме первых девяти богатейших.
Когда каждая крупная отрасль промышленности находится под контролем лишь немногих корпораций, то это выливается также в форму дополнительного налогообложения каждого среднего американца. Еще в XVIII в. Адам Смит в своей книге «Исследование о природе и причинах богатства народов» писал: «Расширение рынка и сужение круга конкурентов всегда в интересах предпринимателей. Расширение рынка часто может благоприятствовать и интересам публики; но сужение круга конкурентов всегда не в ее интересах и может лишь давать предпринимателям возможность путем повышения прибыли сверх естественной нормы взимать в свою пользу налог с остальных своих сограждан».
С 1963 по 1968 г. прибыли корпораций выросли с 33 до 51 млрд. долл. В 1968 г. только «Стандард ойл компани» получила 1 млрд. долл. прибыли; председатель правления этой компании получил 289 тыс. долл. в виде жалованья и еще 135 тыс. долл. премиальных.
А для 40–50 млн. американских семей жизнь была совсем иной.
За весь послевоенный период для беднейшей десятой части населения (то есть для 20 млн. американцев) не было сделано ничего, что могло бы увеличить их долю национального дохода. Как в 1947 г. этой десятой части доставался лишь 1 % денежного дохода, так и в 1968 г. их доля оставалась неизменной. Как в 1945 г. богатейшая десятая Часть населения получала около 30 % денежного дохода, так и в 1968 г. ей принадлежали эти же 30 %. По словам вашингтонского экономиста Оскара Гэсса, с конца второй мировой войны самый большой прирост доходов падал на корпорации; это означало, что их капиталы постоянно увеличивались, а к 1965 г. группы населения с самым низким доходом платили налогов больше, чем в 1945 г.
Послевоенная Америка видела бум в таких отраслях, как строительство шоссейных дорог, мотелей, ресторанов, зданий для деловых контор, служивших интересам высшего и среднего классов общества, в то время как десяткам миллионов людей приходилось заботиться, как обеспечить себя самым необходимым. Этот контраст хорошо передан в сообщении из Мобила (штат Алабама), появившемся в газете «Саузерн курир» от 1 января 1966 г. В нем говорилось:
«Когда в Мобиле, на крыше нового 33-этажного здания «Ферст нэшнл бэнк» откроется, как намечено, ресторан, посетители, не выходя из-за столов, смогут увидеть из окон городскую свалку. А если они придут в ресторан поздно вечером, возвращаясь из оперы или симфонического концерта, и у них будут с собой те маленькие бинокли, которые многие берут с собой в театр, они смогут рассмотреть и людей, чьи фигуры будут вырисовываться из-за дыма и пламени горящего мусора.