Страница 29 из 46
Хор замолк, все четверо смотрели прямо перед собой. Рыжий уничтожил все их радушие, оставив взамен страх и замешательство.
Рыжий поджал губы.
— Не можете представить, с чего это Рыжему Майо вдруг понадобилось видеть Эдди Скаддера? — Он сорвался на фальцет, разъяренный простодушием визитеров. — Я и впрямь забыл, что у нас за поселок. Бог ты мой — да ведь здесь все до единого соглашаются говорить одну большую ложь и совсем скоро начинают верить в нее, как будто из Библии вычитали. — Он ударил кулаком по стойке. — Даже моя родня, мои плоть и кровь, и те ни словом не обмолвились в письмах.
Слим, оставшись без поддержки хора, оказался один на один с разъяренным Рыжим.
— Какая ложь? — дрожащим голосом поинтересовался он.
— Какая ложь, какая ложь? — передразнил Рыжий, изображая попугая. — Полли хочет кре-кер! Полли хочет кре-кер! Я в своих путешествиях повидал всякое, но только одна штука может сравниться с вами.
— Какая штука, Рыжий? — Слим говорил, словно безжизненный автомат.
— Да одна южноамериканская змея, знаешь ли. Она ворует детей. Украдет ребенка и воспитывает его, как будто он змея. Учит ползать и все такое. И остальные змеи тоже ведут себя с ним, как будто он змея.
Ему ответил хор: «Никогда не слышал о таком… Змея ворует детей?.. Да быть такого не может…»
— А мы спросим у Эдди, когда он придет, — сказал Рыжий. — Он всегда увлекался природой и всяким зверьем.
Он отвернулся и откусил от гамбургера, давая понять, что разговор окончен.
— Эдди опаздывает, — добавил он с набитым ртом. — Надеюсь, он получил мою записку.
Рыжий подумал о той, с кем отправил записку. Не переставая работать челюстями, опустив глаза, он вернулся мыслями на несколько часов раньше, ближе к полудню. Тогда Рыжему казалось, будто он управляет жизнью поселка из своей будки из стекла и стали, расположенной в шести футах над дорогой. Лишь облака и массивные противовесы моста были выше, чем Рыжий.
В управлении мостом при помощи рычага было чуть-чуть от игры, и вот при помощи этого чуть-чуть Рыжий и притворялся, будто он, словно Бог, управляет поселком. Ему нравилось представлять, что и он, и все, что его окружает, движется, а вода остается неподвижной. Девять лет Рыжий был матросом торгового флота, а смотрителем моста — всего два дня.
Услышав полуденный рев пожарной сирены, Рыжий оторвался от рычага и посмотрел в подзорную трубу на устричную хибару Эдди Скаддера внизу. Хибара на сваях, соединенная с болотистым солончаковым берегом двумя пружинящими досками, выглядела рахитичной и нелепой. Речное дно под ней представляло блестящий белый круг из устричных раковин.
Восьмилетняя дочь Эдди, Нэнси, вышла из хижины и принялась легонько подпрыгивать на досках, подставляя лицо солнечному свету. Потом вдруг замерла.
Рыжий согласился на эту работу, только чтобы иметь возможность наблюдать за ней. Он знал, почему Нэнси застыла — это была прелюдия к церемонии. Церемонии расчесывания сияющих рыжих волос.
Пальцы Рыжего заиграли на трубе, словно это кларнет.
— Привет, Рыжая, — прошептал он.
Нэнси расчесывала, и расчесывала, и расчесывала каскад рыжих волос. Глаза ее были закрыты, и, казалось, каждое движение наполняет ее терпко-сладостным экстазом.
Расчесывание утомило ее. Девочка прошла по соленой пойме и ступила на дорогу, ведущую к мосту. Каждый день ровно в полдень Нэнси пересекала мост, приходила в закусочную на другом конце и покупала горячий обед для себя и отца.
Рыжий с улыбкой наблюдал, как девочка идет по мосту.
Заметив его улыбку, она коснулась волос.
— Они на месте, — сказал Рыжий.
— Кто?
— Твои волосы, Рыжая.
— Я ведь вам вчера говорила, меня зовут не Рыжая. Я Нэнси.
— Как можно звать тебя иначе чем Рыжей?
— Это вас зовут Рыжим.
— Значит, я имею право передать тебе это имя, если захочу, — сказал Рыжий. — Не знаю никого, кто имел бы на это больше прав.
— Мне даже разговаривать с вами нельзя, — беззаботно проговорила девочка, словно дразня его своей благопристойностью.
В ней не было недоверия. В их встречах было что-то сказочное — где Рыжий представал не обычным незнакомцем, а гениальным волшебником, хозяином чудесного моста. Волшебником, который как будто знал о девочке больше, чем она сама.
— Разве я не говорил тебе, что тоже вырос в этом поселке, как и ты? — сказал Рыжий. — Не говорил, что ходил в школу с твоими мамой и папой? Ты не веришь мне?
— Верю, — кивнула Нэнси. — Но мамочка говорила мне, что маленькие девочки не должны разговаривать с людьми, если их друг другу не представили.
Рыжий не дал прозвучать в голосе саркастическим ноткам.
— Она была настоящая леди, верно? — сказал он. — Уж она знала, как должны себя вести маленькие мальчики и девочки. Да, сэр, она была просто золото — мухи не обидит.
— Все так говорят, — гордо проговорила Нэнси. — Не только мы с папочкой.
— С папочкой, а? — сказал Рыжий. Он передразнил ее. — Папочка, папочка, папочка… Эдди Скаддер мой большой папочка. — Он склонил голову набок. — Ты ведь не сказала ему, что я здесь, верно?
Нэнси вспыхнула.
— Я же дала честное слово!
Рыжий усмехнулся и покачал головой.
— Уверен, он здорово обрадуется, когда я словно с неба свалюсь после стольких лет.
— Когда мама еще не умерла, она говорила мне, что ни в коем случае нельзя нарушать честное слово, — сказала Нэнси.
Рыжий хмыкнул.
— Она была очень серьезная девушка, твоя мама. Когда мы учились в школе, другие девочки были не прочь немного поразвлечься, прежде чем остепениться. Только не Вайолет, нет, сэр. Я тогда отправился в первое плавание… а когда через год вернулся, она уже вышла замуж за Эдди, и у нее была ты. Но когда я увидел тебя в первый раз, никаких волос у тебя еще не было.
— Мне пора, я должна отнести папочке обед, — сказала Нэнси.
— Папочка, папочка, папочка, — проговорил Рыжий. — Папочке надо то, папочке нужно это. Здорово, должно быть, иметь такую милую и умную дочь. «Папочка, папочка…» Ты спросила папочку про рыжие волосы, как я говорил?
— Он сказал, такое обычно передается по наследству, но иногда просто берется ниоткуда, как у меня.
Ее рука потянулась к волосам.
— Они на месте, — сказал Рыжий.
— Кто?
— Твои волосы. Рыжая! — Он расхохотался. — Клянусь, случись что-нибудь с твоими волосами, и ты просто высохнешь, и тебя унесет ветерком. Берется ниоткуда, говоришь? Так тебе Эдди сказал? — Рыжий неторопливо кивнул. — Уж он-то знает. Эдди в свое время уж наверняка немало поразмышлял насчет рыжих волос. Вот возьми, например, мою семью: родись у меня вдруг ребенок не с рыжими волосами, все тут же начали бы судить-рядить. В нашей семье все рыжие испокон веку.
— Это очень интересно, — сказала Нэнси.
— И чем больше об этом думаешь, тем интересней, — кивнул Рыжий. — Ты, я да мой старик — единственные рыжие, когда-либо жившие в этом поселке. А теперь, когда мой старик умер, нас осталось двое.
Нэнси по-прежнему оставалась безмятежной.
— Ах, — сказала она, — до свидания.
— Пока, Рыжая.
Когда Нэнси ушла, Рыжий достал подзорную трубу и принялся разглядывать устричную лачугу Эдди. Через стекло он видел, как Эдди, серо-голубой в полумраке, чистит устриц. Эдди был маленький человечек с огромной, величественной, печально понурившейся головой. Головой юного Иова.
— Привет, — прошептал Рыжий. — Угадай-ка, кто пришел.
Когда Нэнси вышла из закусочной с увесистым, теплым бумажным мешком. Рыжий снова остановил ее.
— Слууууууушай, — протянул он, — может, ты, когда вырастешь, станешь медсестрой — уж больно ты хорошо присматриваешь за стариной Эдди. Жаль, не было у меня таких медсестер, когда я лежал в больнице.
Нэнси озабоченно нахмурилась.
— Вы лежали в больнице?
— Три месяца, Рыжая, в Ливерпуле, и рядом ни друга, ни родственника, чтобы навестить меня или хотя бы послать открытку. — Он погрустнел. — Забавно, Рыжая — я никогда не осознавал, как я одинок, пока не заболел. Пока не понял, что больше не видать мне моря. — Он облизнул губы. — Так вот все переменилось, Рыжая. — Он потрещал костяшками пальцев. — Мне вдруг очень захотелось иметь свой дом. И кого-то, чтобы заботился обо мне, составлял мне компанию — может, вон в том домике неподалеку. У меня ничего не было, Рыжая, кроме справки, которую мне выдал помощник капитана. А для человека с одной ногой она не стоит даже бумаги, на которой напечатана.