Мираж черной пустыни

— Людям во всем мире нужна наша помощь, Дебби. Не только в Кении. А как же наши пациенты в Сан-Франциско? Неужели они нуждаются в тебе меньше, только потому что они белые и живут в Америке?

— Да, — честно ответила она. — Потому что в Америке больше докторов и лучше развита медицина.

— А какое до этого дело Бобби Дилани?

Дебора отвела взгляд.

Бобби Дилани был девятилетним мальчиком, который сражался за свою жизнь в ожоговом отделении больницы. Его мать, оказавшаяся душевнобольным человеком, намеренно подожгла его. Дебора была одним из лечащих его врачей. Получив ожоги третьей степени, когда площадь пораженных участков составляла более девяноста процентов его тела, Бобби жил в невероятных муках и страданиях, как душевных, так и физических, в стерильном отсеке, где все контакты с людьми осуществлялись через резиновые перчатки, а все лица, которые он видел, были спрятаны за белыми масками. По каким-то непонятным причинам Бобби выделил из команды врачей доктора Дебби и стал считать ее своим единственным другом. То, как загорались глаза на его несчастном, обезображенном лице каждый раз, когда она входила к нему…

— Ты же знаешь, что он не будет говорить ни с кем другим, кроме тебя, — сказал Джонатан. — Ты же знаешь, что он живет твоими визитами. Есть и другие пациенты. Все они заслуживают твоего внимания, Дебби.

— Я не знаю, — медленно произнесла она. — Я так странно себя чувствую, такой потерянной. Где мое место?

— Рядом со мной.

— Я понимаю, Джонатан. Но в то же время… Она посмотрела в окно. — Я родилась здесь. Разве я не должна сделать хоть что-нибудь для этой страны?

— Послушай, Дебби. У каждого из нас есть два дома: первый — тот, где ты родился, второй — тот, который ты нашел и сделал своим домом. Мне кажется, ты застряла между двумя этими домами. Ты должна выбрать, что тебе нужно больше.

— Как бы мне хотелось, чтобы тетя Грейс была со мной. Я бы могла поговорить с ней. Она бы мне помогла.

— Позволь мне помочь тебе, Дебби. Вместе мы сможем найти выход.

— Как?

— Для начала разреши мне прочитать этот дневник.

Они удобно устроились на диване: Джонатан на одной стороне, с дневником в руках, Дебби, свернувшись калачиком, на другой. Когда Джонатан раскрыл старую книгу на первой пожелтевшей от времени странице, она почувствовала, как ее накрыла волна спокойствия и удовлетворенности. Закрыв глаза, она стала слушать дождь.

Телефонный звонок вырвал ее из глубокого, без всяких сновидений, сна.

Джонатан встал и взял трубку.

— Это из миссии. Мама Вачера проснулась и хочет тебя видеть, Дебби, — сказал он.

Она потянулась и потерла занемевшую шею.

— Сколько времени?

— Поздно. Я уже прочел половину, — ответил Джонатан, поднимая дневник вверх: «Графа только что нашли мертвым в его машине». Ну и семейка у тебя, Дебби!

Она взяла свитер, сушившийся возле камина, и сказала:

— Мне так не хочется уходить от тебя, Джонатан.

— Не беспокойся. Иди и разберись с этой старой дамой. Когда вернешься, найдешь меня здесь.

— Я не знаю, как долго меня не будет.

Он улыбнулся и поднял вверх дневник.

— Не переживай, у меня хорошая компания. — Возле двери он обнял ее и тихо произнес: — Я хочу, чтобы ты вернулась домой вместе со мной, Дебби. Хочу, чтобы ты нашла то, что ищешь, примирилась с этим и оставила прошлое в прошлом. Нам надо думать о будущем, Дебби.

— Да, — прошептала она и поцеловала его.

Дебора почувствовала, что сильно нервничает. Войдя следом за ночной сиделкой в тускло освещенную палату, почувствовала, как участился ее пульс, как возросло беспокойство.

Вачера полусидела на кровати, облокотившись на подушки. Дебора видела, что ей было трудно дышать. Взгляд ее темно-карих глаз зафиксировался на ней и неотрывно следил за ней, пока она шла к кровати. Дебора обошла вокруг кровати и села на стул. Вачера не отрываясь смотрела на нее.

— Ты… — произнесла Вачера тоненьким голосом, — мемсааб. Ты пришла.

Дебора очень удивилась. Она не слышала этого слова уже многие годы: после объявления Кении независимой страной оно было запрещено. Но она заметила, что знахарка употребила его не как вежливое обращение. «Какая мемсааб? — думала Дебора. — Она что, принимает меня за мою мать?»

— Ты приехала, — продолжал вещать старческий голос, — так много урожаев назад, со своими фургонами и странными методами.

«Моя бабушка!»

— Ты была единственной из вацунгу, кто понимал Детей Мамби. Ты привезла медицину.

Тут Дебора поняла: «Она принимает меня за тетю Грейс».

— Ты хотела видеть меня, Мама Вачера? — тихо спросила Дебора, наклоняясь к женщине. — Зачем?

— Предки…

Вачера говорила на кикую. Дебора удивилась, с какой легкостью она понимала этот язык и с какой непринужденностью сама говорила на нем.

— Что предки, Мама?

— Очень скоро я присоединюсь к ним. Я вернусь к Первой Матери — Матери-Прародительнице. Но я ухожу из этого мира с бременем лжи и таху на душе.

Дебора внутренне сжалась. Она смотрела на морщинистое черное лицо, на котором, несмотря на прошествие почти столетия, все еще сохранялось гордое выражение, но которое сейчас, без всех этих бус и больших колец-серег, которые Вачера никогда не снимала, выглядело странно обнаженным и беззащитным.

Теперь она лежала под белыми простынями в простой больничной рубашке, ее длинные жилистые руки сжимали бледно-голубое одеяло. «Интересно, — думала Дебора, — знала ли знахарка, какой она сейчас кажется слабой и бессильной».

— Была последняя девушка, — сказала Вачера, задыхаясь. — Я заставила ее поверить, что мой внук ее брат. Это была ложь.

— Я знаю это, — прошептала Дебора.

— Так много грехов… — произнесла пожилая женщина настолько задумчиво, что у Деборы возникло сомнение, что она знает о ее присутствии. — Дочь моего мужа убила бвана. Я заставила ее поклясться, что она будет об этом молчать, в то время как жена бваны стояла перед советом, который решал, жить ей или умереть.

Дебора сначала ничего не поняла; потом до нее дошло, что Вачера говорила об убийстве графа. Она вспомнила, что читала о нем в дневнике тети. Нджери. Личная служанка Роуз.

— Как? — спросила Дебора. — Мама Вачера, как Нджери убила бвану?

— Она слышала, как он ушел из большого дома. Она вышла из спальни мемсааб и пошла за ним. Он сел в зверя, который перекатывался на кругах, и направился в стеклянный дом, что стоял в лесу. Нджери увидела, что он сделал с тем незнакомцем. Она вцепилась в этого зверя и ехала на нем сквозь мрак ночи. Окно бваны было открыто. Она убила его. Это было справедливым наказанием, но она испугалась. Она застрелила его из его же собственного оружия.

Дебора живо представила себе эту картину: молодую африканку, вцепившуюся в машину Валентина, возможно, вжавшуюся в подножку автомобиля, ждущую удобного момента. Она решилась на убийство, чтобы защитить жизнь своей мемсааб.

— Для женщины очень плохо умирать с грузом грехов на душе, — сказала Вачера. — Ее дух не будет знать покоя: она не сможет заснуть безмятежным сном. Она будет обитать в дремучих лесах и жить с дикими зверьми. А я, Вачера, хочу мира.

Она надолго замолчала; ее дыхание становилось все тяжелее, пульс на шее — все менее заметным. Затем она сказала:

— Голоса предков слабеют. С приходом белого человека предки стали покидать землю кикую. Чтобы угодить им, я стала сражаться с белым человеком. Но сейчас, когда земля кикую возвратилась во владение Детей Мамби, предки вернутся сюда вновь.

Вачера сделала глубокий, прерывистый вдох. Когда она выдохнула, Дебора услышала в ее дыхании знакомый шепот смерти.

— Таху больше нет, — произнесла знахарка. — Как я обещала, земля снова принадлежит африканцам; белый человек ушел.

Вачера перевела взгляд на Дебору и впервые за все это время, как ей показалось, действительно увидела ее. Мудрые старческие глаза вдруг прояснились, губы на мгновение растянулись в триумфальной улыбке.