Страница 56 из 66
Военные действия начали протестанты, начали неожиданно и необдуманно: армия немецких и швейцарских наемников, которую оплачивали король Дании и королева Англии, вторглась в пределы Франции. Навстречу им тут же поспешил король Наваррский, заявивший о прекращении перемирия; он вступил в Сентонж, а тевтонская армия уже заняла все восточные провинции Франции.
Ярость Генриха III, вынужденного теперь менять все свои планы, не знала границ. Д’Эпернон, с некоторых пор имевший большое влияние на короля, убедил его не рвать отношения с реформистами. Вторжение иностранных войск в пределы королевства заставляло забыть о сдержанности, и Жуайёз поспешил воспользоваться открывшейся возможностью.
Генрих, первым долгом которого, без сомнения, была защита страны от наемников, поставил своего друга во главе армии, которая должна была отсечь силы Беарнца от немецкой армии.
Хотя казна была пуста, Генриху удалось собрать три армии. Одна из них, под началом Жуайёза, должна была разбить Беарнца. Другой – ею командовал Гиз – предстояло остановить продвижение наемников. Во главе третьей армии встал сам король; она закрывала подступы к столице по линии вдоль Луары и должна была помешать силам протестантов соединиться или, при необходимости, задержать наступление сторонников Лиги на Париж.
Жуайёз отчаянно бился у Пуату. Окружив две роты протестантов в Ламот-Сен-Эрайе, он приказывает обезглавить всех пленников. Затем он берет приступом Сен-Мешан, но вместо того чтобы сразу же двинуться к Ла-Рошели, осаждает один за другим ряд небольших городков. Генрих Наваррский использует эту передышку, чтобы собрать больше сил и оружия.
Король был крайне раздосадован всем этим: он мечтал только о мире, и затянувшиеся жестокие действия Жуайёза приводили его в отчаяние.
В Сент-Эньяне 30 сентября состоялась последняя встреча Жуайёза с королем: они обсуждали план предстоящей кампании. Король Наваррский с многочисленной, хорошо вооруженной армией, находился в Гаскони и намеревался пересечь всю Францию, чтобы соединиться с немецкой армией. Жуайёзу было поручено преградить Беарнцу дорогу. В последний день мрачное предчувствие охватило короля и, прослезившись, он обнял своего давнишнего друга, словно понимая, что больше им не суждено увидеться.
Жуайёз со своей армией направился в Гюйенн, где ему предстояло встретиться с силами гугенотов. Битва состоялась 20 октября 1587 года близ Кутра.
Протестанты громко пели 118-й псалом. Основу армии составляли старые, испытанные вояки, за плечами у каждого из которых было по двадцать пять лет службы. Эта плотная, грузная масса одетых во все черное людей резко контрастировала со сверкавшей и переливавшейся сбруей кавалерией католиков. Жуайёз слишком рано отдал своей коннице приказ, и когда она достигла передовых отрядов противника, лошади уже тяжело дышали. Артиллерия протестантов била без устали; а пешие воины – и это оказалось неприятной неожиданностью – стреляли из аркебуз. Генрих Наваррский, почувствовав замешательство противника, отдает своей пехоте приказ начать контрнаступление. Его воины бросаются в атаку, сметая все на своем пути и обращая королевскую армию в бегство.
Жуайёз, рядом с которым неотлучно находился его младший брат Клод, тщетно пытается остановить отступление своих людей. Внезапно Клод падает замертво, сраженный выстрелом аркебузы. Жуайёз, спрыгивает с коня и наклоняется над братом. В этот момент один из протестантов, уцелевших в резне при Ламот-Сен-Эрайе, не забывший предсмертные мольбы своих товарищей, одним ударом приклада размозжил Жуайёзу голову. Артиллерия, деньги, знамена, – все досталось протестантам.
Это была впечатляющая, возможно, решающая победа. Генрих Наваррский воспользовался ею, чтобы продемонстрировать всем свою умеренность. Он послал королю набальзамированное тело Жуайёза, освободил почти всех пленных, прослушал католическую мессу в память о погибших противниках.
Протестанты были удивлены. Одни упрекали Беарнца в том, что он обо всем забыл в объятиях Коризанды, которой Генрих Наваррский послал все захваченные им штандарты; другие оправдывали его, ссылаясь на усталость армии, которая уже начала разбегаться. В действительности же Генрих Наваррский, мечтавший о французской короне, не собирался играть на руку Гизам и усугублять неприятности Генриха III.
Все это время немецкая армия методично опустошала Лотарингию, прошла через провинцию Шампань, оставив позади себя кровь и разрушенные, разграбленные дома. Гиз нагнал и дважды обратил в бегство захватчиков – 29 октября в Вимори и 29 ноября в Оно, – но это не помешало наемникам продвигаться дальше, к Парижу.
Казалось, что с Генрихом III, которого разбил Генрих Наваррский и которого подавляли победы и слава Гиза, покончено. Однако вскоре он доказал своим противникам, что остается хозяином положения.
Армия швейцарских наемников постепенно продвигалась вперед, несколько удивленная отсутствием известий от своих единоверцев. Им навстречу выдвинулась двухтысячная армия швейцарских католиков во главе с д’Эперноном; при себе у него было несколько мешков с золотом. Начались переговоры. В спустившейся мгле то у одной, то у другой палатки мелькали тени, шепотом о чем-то переговаривавшиеся друг с другом. На рассвете швейцарцы присоединились к своим соотечественникам в лагере короля.
Семитысячная немецкая армия, разложившаяся, погрязшая в пьянстве и разбоях, осталась в одиночестве, даже не представляя, в каком направлении следует двигаться. Еще две недели они беспорядочно шли вперед, как потерявшая управление машина, а потом, позвякивая золотыми монетами, появились присланные королем парламентарии. Переговоры были недолгими: получив изрядную сумму денег, наемники покинули пределы французского королевства. А Генрих Наваррский и его люди наслаждались в своих замках отдыхом после тяжелых сражений.
Члены Лиги раздраженно упрекали Генриха III в том, что он не уничтожил банды наемников. Но все их усилия не могли омрачить радость и благодарность французского народа, счастливого, что удалось избежать военного кошмара. Генрих понял это и воспользовался ситуацией.
И 23 декабря он торжественно, в сопровождении королевской свиты, вступил в Париж. За ним в пурпурных облачениях шли члены парижского парламента; затем – старшие офицеры королевской гвардии, а следом – нотабли и дворяне в богатых одеждах. Замыкали шествие офицеры полиции, швейцарская гвардия, артиллерия.
Из собора Парижской Богоматери, где король прослушал «Тебя, Бога, славим», он отправился в Ратушу. Улицы были запружены толпами народа, громко приветствовавшими Генриха III. Лица людей светились радостью, балконы домов были украшены флагами и коврами, как в дни больших торжеств. Лига была бессильна перед этими проявлениями верноподданнических настроений, а Гизы нигде не показывались. Без кровопролития, благодаря только дипломатическим усилиям, Генрих III за два месяца возродил доверие к королевской власти – зверь разорвал сети и вырвался на свободу.
Генрих мог наказать своих врагов, мог уничтожить их. Но, будучи человеком умеренным – возможно, излишне, – он довольствовался тем, что объявил людям из Сорбонны, что они заслуживают самого серьезного наказания и должны быть сурово отчитаны за подстрекательство к мятежу. Генрих Наваррский находился около Коризанды, Гиз отправился в паломническую поездку в Рим, и теперь король мог подумать об отдании последних почестей Жуайёзу.
Глава 12
Непобедимая Армада и день баррикад
(27 декабря 1587 – 8 сентября 1588)
Филипп II задумал создать флот, который был бы под стать его могуществу, и к началу 1587 года работа в лиссабонских доках подходила к концу: на мачтах ста пятидесяти кораблей развевались флаги двадцати стран, входивших в империю испанского монарха. Никогда еще человек не создавал такой громады, чтобы побеждать на морских просторах.
Эти плавучие крепости были предназначены Габсбургами для военной элиты всего мира – испанских конкистадоров, португальцев, завоевавших Вест-Индию, венецианцев, победивших турок. Неаполь, Милан, Флоренция, Каталония послали лучших своих сыновей на крестовый поход Юга против Севера. А в глубине темных трюмов день и ночь трудились чернорабочие – мятежники и еретики, военнопленные, живой символ испанского владычества над миром.