Страница 18 из 66
Увы! Ни работа, ни развлечения, ни слава не могли удовлетворить Генриха – он постоянно ощущал в душе какую-то пустоту и тоску. Было ли это результатом его разочарования в сестре? Но Маргарита как таковая лишь отчасти соответствовала его идеалу – в той же степени, что и прекрасная Шатонёф, да и многие другие придворные дамы, чье расположение было несложно завоевать. Этот герой, как и Дон Жуан, гонялся за мечтой, у которой не было имени.
Екатерина по-прежнему пыталась найти для него королевство. Когда в Авиньоне разразились неприятности, она умоляет папу римского доверить княжество попечительству монсеньора. Получив отказ Пия V, она вступает в переговоры с неверными, предлагая султану заключить союз против Испании – в обмен на алжирский трон для герцога Анжуйского. Она также не оставляет мысли о браке монсеньора с протестанткой, дочерью герцога Саксонского.
И в этот момент перед честолюбивой матерью открылась ошеломляющая перспектива: Генриху предлагалась рука самой могущественной королевы Европы, которая заставляла называть себя королевой-девственницей или весталкой Запада, хотя людская молва приписывала ей немало непристойных похождений. Речь шла о самой Елизавете Английской.
Идея исходила от двух протестантских руководителей, кардинала Шатильонского и видама12 Шартрского; оба они жили в изгнании в Лондоне и искали королевской благосклонности.
Английская королева, несмотря на постоянную отсрочку платежей и поразительную нерешительность, которые сослужили ей лучшую службу, чем ум или храбрость, находилась в ту пору в очень плохих отношениях с королем Испании. В первые годы своего правления Елизавета дорожила дружбой с Филиппом II – отчасти из тактических соображений, отчасти из благодарности: она не забывала, что обязана своему шурину жизнью. Но скандал, вызванный в католическом мире злоключениями Марии Стюарт, изменил положение вещей.
Филипп II настаивает, чтобы папа римский объявил Елизавету узурпаторшей и заставил отречься от трона. Елизавета Английская без промедления мстит за себя.
Франция должна была извлечь выгоду из этих разногласий. Став супругом непримиримой владычицы Альбиона, монсеньор мог бы добиться терпимого отношения к католикам Великобритании, а на континенте – к протестантам. Опираясь на мощь двух стран, он мог бы вступить в мятежные Нидерланды, захватив часть королевства. Возможно, он даже получил бы от побежденного Филиппа II итальянское княжество для своего брата, герцога Алансонского.
Таков был план французских изгнанников. Кардинал Шатильонский так разволновался, что умер из-за желудочной непроходимости. Положив конец всем сомнениям, видам Шартрский поручает маршалу Монморанси изложить их соображения Екатерине.
Ее первой реакцией было недоверие. Но разве можно было, не подумав как следует, отвергать подобное предложение? Тайный агент королевы-матери, Гвидо Кавальканти, получает задание пересечь Ла-Манш, чтобы на месте изучить положение дел и узнать поближе венценосную невесту.
Донесения, которые вскоре присылает посланник, содержат удивительные истории: тридцатисемилетняя Елизавета Тюдор соединяла в себе качества великого государственного мужа и пошлость увядающей кокотки. Она говорила по-латыни и по-гречески, но манеры ее были столь неотесанны, речь груба, вкусы примитивны и жестоки, что никто бы не поразился, узнав, что ее платья скрывают тело мужчины.
Стройная, с тонкой талией, горделиво посаженной головой, умными пронзительными глазами и малюсеньким ртом, который придавал ее лицу злобное выражение, Елизавета была начисто лишена женского обаяния и сильно страдала из-за этого, недоброжелательно относясь к каждой кем-то любимой женщине.
Ее интимная жизнь представляется тайной, которую историкам еще предстоит разгадать. В четырнадцать лет она позволила себе увлечься престарелым лордом Сеймором, который хотел жениться на ней и поплатился за свое честолюбие головой. Когда она стала королевой, большинство принцев Европы добивались ее руки: Филипп II, Карл IX, король Швеции, король Дании, эрцгерцоги. Даже у Пенелопы не было столько женихов. Она подавала надежды искателям ее руки, что говорит о женском тщеславии, но никогда не оправдывала их надежд. Были ли на то государственные соображения или личные? Хватало поклонников и при ее собственном дворе: высокородные дворяне, министры, искатели приключений и просто военачальники. Она кокетничала со всеми, но… до какого предела? Сделать карьеру при английском дворе было невозможно без открытого восхищения красотой ее величества, без преклонения перед ней.
Главным фаворитом Елизаветы был ее кузен, Роберт Дадли, беззастенчивый негодяй, взяточник и соблазнитель. Елизавета не скрывала своей страсти, осыпала его почестями, высокими должностями, золотом и, не таясь, проводила ночи в его покоях.
Тем не менее она упорно называла себя девственницей. Действительно, нельзя не признать, что ее ненависть к женщинам, резкое отношение к замужествам своих подруг, огорчение, когда она узнавала, что те стали матерями, бесповоротный отказ, который она давала всем женихам, выдавали в ней старую деву, одержимую идеей безбрачия.
Таковы были сведения, добытые Кавальканти для Екатерины. И тем не менее Елизавете, ценившей любовные признания, очень хотелось видеть среди своих обожателей героя сражения при Монконтуре. Эта прихоть вполне могла сослужить определенную пользу. Конечно, монсеньор имел право надеяться на другую невесту, но он не мог и мечтать о более выгодном браке. Его обаяние, его молодость позволяли ему одновременно подчинить себе и непреклонную женщину, и Англию, Нидерланды, весь протестантский мир. Учитывая уважение, которым Генрих пользовался в католическом мире, ему не было бы равных в Европе.
Все это могло бы лишить сна и более спокойную мать. Екатерина отправляет своего посланника, месье де Ла Мот-Фенелон, в Лондон, чтобы начать переговоры.
Искусный дипломат, он пытается сначала найти общий язык со своим самым сильным противником. Он обращается к Роберту Дадли и говорит ему, что, прежде чем предпринимать какие-либо шаги, король и королева-мать хотели бы с ним посоветоваться: они понимают, что успех им может быть обеспечен только благодаря влиянию Дадли. Фавориту это польстило. К тому же он тайно собирался вступить в брак, отказываясь тем самым от каких-либо притязаний. Гораздо выгоднее было в этой ситуации оказать покровительство жениху, который потом сможет осыпать его королевскими милостями. И Дадли обещает полную поддержку монсеньору.
Елизавета назначает аудиенцию французскому посланнику в замке Хэмптон-Корт. Если верить очевидцам, она в тот день улыбалась гораздо больше обычного. В ход были пущены все средства, чтобы представить в наиболее выигрышном свете ее достоинства.
Ла Мот-Фенелон рассыпался в комплиментах. Играя в ложную скромность, Елизавета сказала, что, по ее мнению, «мечты монсеньора поднимались гораздо выше ее особы». Она была уже не так молода и вряд ли могла обеспечить трону наследника, а ей претила мысль о браке «когда женятся на королевстве, а не на женщине». Французский посланник, как ему и подобало, горячо протестовал; Елизавета задала несколько вопросов, касающихся принца, выслушала ответы.
Через несколько дней состоялась вторая аудиенция. На сей раз Елизавета заговорила с Ла Мот-Фенелоном о нравах, царящих при французском дворе, о фаворитках мадам д’Этамп и о Диане де Пуатье. Подобные нравы ее пугали: она хотела не только почестей, но и любви.
На это посланник ответил, что Генрих «умеет любить так же хорошо, как и быть любимым».
Вся Англия волновалась. Католики и умеренные не могли скрыть своей радости; протестанты насторожились, ожидая худшего. Елизавета казалась побежденной. Она посылает монсеньору свой портрет и спрашивает мнения у членов Королевского совета – лишь один министр осмеливается говорить о разнице в возрасте. Багровая от ярости королева мечет молнии: «Как вас понимать, – кричит она своим пронзительным голосом, – разве я не способна его удовлетворить?» Неожиданно стороны, кажется, договорились. Сердце Екатерины переполняла материнская гордость.