Страница 94 из 484
Симэнь выслушал Цзиньлянь и направился к передней постройке. Там он позвал Лайсина, отвел его в сторонку и начал расспрашивать. Слуга подробным образом рассказал ему, как было дело. Симэнь пошел в дальние покои и допросил Сяоюй. Ее рассказ точь-в-точь совпал с тем, что говорила Цзиньлянь.
– Я собственными глазами видала, как Сюээ выходила от Лайвана, а Хуэйлянь в то время на кухне была. Это я точно знаю, – уверяла служанка.
Обозленный Симэнь, несмотря на уговоры Юэнян, избил Сюээ, отобрал у нее одежды и украшения и распорядился, чтоб она оставалась на общей кухне и на люди не показывалась.
Вернувшись в дальние покои, Симэнь велел Юйсяо позвать Сун Хуэйлянь и допросил ее наедине.
– Что вы говорите, батюшка! Готова чем угодно поклясться, не болтал он такого, – заверяла его Хуэйлянь. – Если он и выпил чарку, другую, откуда у него хватило бы смелости батюшке грозить? Выходит, у кого ешь-пьешь, тому и гадишь? А как же он без вашей поддержки жить-то будет? Нет, не слушайте, батюшка, что злые языки болтают. А кто же все-таки это вам сказал?
Подавленный этим словесным потоком, Симэнь упорно молчал.
– Лайсин, – наконец процедил он, уступая назойливым настояниям Хуэйлянь. – Пьет он изо дня в день и болтает всякую чепуху, меня поносит.
– Вы нам, батюшка, закупки поручили, вот Лайсин и злится, – объясняла Хуэйлянь. – Мы, говорит, у него доход отобрали, заработать не даем. Злобу на нас затаил и клевещет, грязью обливает, а вы и верите?! Если б мой муж действительно занес руку на хозяина, я б и сама ему этого никогда не простила. Послушайте меня, батюшка, не оставляйте его дома. Надоело мне с ним ругаться. Дайте ему серебра и пусть подобру-поздорову едет да торгует на стороне. Нечего ему тут делать, избавьтесь вы от него. Говорят, в тепле да сытости дурные дела творятся, в холоде да голоде злодейские мысли родятся. Мало ли чего в голову придет? Он уедет, никто мешать не будет. Нам с вами, батюшка, и поговорить никто не помешает.
Симэня советы Хуэйлянь обрадовали, и он сказал:
– Ты права, моя дорогая! У меня было тоже намерение отправить его в столицу с подарками наставнику Цаю, но я не решался. Ведь он только что в Ханчжоу ездил. Я уж хотел было Лайбао послать, но раз ты не против, я его и пошлю, а вернется, дам ему тысячу лянов и отпущу на пару с приказчиком в Ханчжоу, пусть торговлю шелками заведет. Как ты думаешь?
– Вот этого-то я и хотела, – поддержала его обрадованная Хуэйлянь. – Только дома не оставляй. Пусть его конь отдыха не знает.
Рядом никого не было, и Симэнь обнял Хуэйлянь. Она припала к его устам, и они слились в страстном поцелуе.
– Батюшка, вы обещали мне сетку заказать, – прошептала она, – а до сих пор не несете. Скоро я украшу свою прическу? Или так и придется носить эту старую сумку?
– Погоди, пойду к ювелиру, восемь лянов отдам, он тебе и сделает, – успокоил ее Симэнь. – А хозяйка спросит, что будешь говорить?
– Не беспокойтесь! Знаю, что сказать. У тетки, мол, одолжила, и весь разговор.
Они еще немного побеседовали и разошлись.
На другой день Симэнь Цин уселся в зале и велел позвать Лайвана.
– Послезавтра у нас двадцать восьмой день третьей луны, – начал Симэнь. – Так вот, собери-ка одежду и вещи, послезавтра отправишься в столицу. Вручишь императорскому наставнику Цаю подарки, а как вернешься, поедешь в Ханчжоу торговать.
Обрадованный Лайван поклонился хозяину, сбегал в лавку кое-что купить и стал собираться в путь.
Едва прослышав о его поездке, Лайсин тот же час дал знать Цзиньлянь. Ей сказали, что хозяин на крытой террасе, и она бросилась в сад. Вместо Симэня она увидела Чэнь Цзинцзи, занятого упаковкой подарков[3].
– А где батюшка? – спросила она зятя. – Чего это ты укладываешь?
– Батюшка только что был здесь, – отвечал Цзинцзи. – К матушке Старшей пошел за серебром Ван Сыфэна, а я подарки императорскому наставнику Цаю собираю.
– Кто повезет? – спросила Цзиньлянь.
– Вчера батюшка Лайвану велел собираться; наверное, его пошлет.
Цзиньлянь сбежала с террасы и направилась в сад. Ей навстречу нес серебро Симэнь. Она позвала его к себе в комнату.
– Кто едет в столицу? – спросила она.
– Лайван с приказчиком У, – отвечал Симэнь. – Ведь им не только подарки везти, а и тысячу лянов за соляного торговца Ван Сыфэна, так что вдвоем будет надежнее.
– Если ты меня слушать не хочешь, делай как знаешь, – говорила Цзиньлянь. – Ты только потаскухе веришь, а она, что ни говори, все равно будет мужа защищать. Но ты только подумай, что негодяй болтает! И ведь не первый день. Я, грозится, это так не оставлю. Взял, говорит, мою жену, бери, а мне дороже заплатишь. Увезу, говорит, его денежки и все тут. Смотри, братец дорогой, в оба! Отвалишь ему подарочек в тысячу лянов, с голыми руками останешься. Ведь надует он тебя! Неужели не боишься? Я тебе добра желаю, а там поступай как твоей душе угодно. А она тебе напоет – только слушай. С его женой спутался, теперь его и дома оставить неудобно, и послать нельзя. Оставишь, того и гляди, как бы греха не натворил, а отошлешь, денег своих не увидишь. Ведь он тебя вот нисколечко не боится. Если уж захотел с его женой путаться, надо было сперва от него отделаться. Говорят, как траву ни коси, она все равно растет. С корнем выдирать надо. Впрочем, тебе, пожалуй, опасаться и огорчаться нечего. Ведь потаскуха, видно, на все готова.
Слова Цзиньлянь заставили Симэня серьезно призадуматься.
Да,
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Мысль справедлива и непреложна:
Хочешь сказать – говори осторожно.
Мудрости ты, безусловно, достиг,
Если не враг тебе – твой же язык.
В жизни, в делах домогаясь успеха,
Помни, что рот для успеха – помеха.
Чтоб от провала себя уберечь,
Нужно пресечь нам досужую речь.
Знать не мешает, что многоеденье
Нам ускоряет болезней явленье.
Радости чревоугодья пройдут –
Хвори, болезни, недуги грядут.
Уврачевать ли недуг застарелый?
Нет, это вовсе не легкое дело.
Чем ослабевшее тело целить,
Лучше болезни бы предотвратить.
Так вот, послушавшись совета Цзиньлянь, Симэнь изменил прежнее намерение. На другой день Лайван собрал вещи, припас в дорогу вьюки, но настал полдень, а все было тихо. Наконец появился хозяин и подозвал его к себе.
– Я за ночь передумал, – начал Симэнь. – Ты только из Ханчжоу вернулся и опять в столицу ехать. Тяжело будет. Пусть Лайбао отправляется, а ты немножко отдохни. Я тебе и тут торговлю найду.
Говорят, слуга предполагает, а хозяин располагает. Лайван и заикнуться не посмел, только поклонился и пошел. А Симэнь передал Лайбао с приказчиком У подарки наставнику, серебро, ткани, а также письма. Двадцать восьмого они пустились в путь, но не о том будет речь.
Зло взяло Лайвана, что вместо него в столицу поедет Лайбао, напился он у себя в комнате и давай беситься: на Хуэйлянь гнев срывал, Симэня грозил убить.
– Ишь, как ты на людей бросаешься, пес клыкастый! Довольно пасть драть! – ругалась на него жена. – Налижется желтой мути и мелет. Не забудь, и у стен есть уши. Ложись да проспись как следует.
Хуэйлянь уложила мужа, а утром пошла в дальние покои к Юйсяо и вызвала Симэня. Встретились они в укромном месте у стены за кухней. Их стерегла у задних ворот Юйсяо. Хуэйлянь была зла на Симэня.