Страница 12 из 20
Нужно ли объяснять это обстоятельство? Оно говорит само за себя. Венера со своим женским инстинктом, с опытом странствующей жизни поняла, что Дебора любила того таинственного молодого человека, который два раза приходил к Натану и на гербе которого красовалась золотая осина в красном поле. Это она, по просьбе жидовки, достала гербовник. Но Венера и сама любила. Она любила прекрасного незнакомца, с которым столкнулась на углу улицы Ришелье и которого спасла от смерти в своем смиренном жилище на улице Прувер. И теперь в кавалере де ла Транблэ, которого любила Дебора, Венера узнала молодого человека, которому тоже отдала свое сердце! Дебора была ее соперницей!.. Но она к тому же была богаче, прелестнее и потому непременно должна была одержать верх в борьбе, которая могла начаться между ними!..
Вот почему Венера упала в обморок. Этот обморок некоторым образом был первой сценой ужасной драмы, готовившейся разыграться между двумя девушками.
Присутствие в комнате Деборы гербовника, открытого на странице, заключавшей генеалогию маркизов де ла Транблэ, имя которых Рауль носил, все объяснило ему. Он понял, что был любим прелестной жидовкой, и это убеждение еще более утвердило его в планах обольщения. Но в то время, как он решился достичь своего, он с первого шага встретил непреодолимые препятствия. Дебору стерегли лучше, чем одалисок в гареме турецкого султана, лучше, нежели классические яблоки в Геспеидском саду. В доме Натана не было Цербера, которого было бы можно усыпить, бросив ему медовый пирожок. Хотя Эзехиель Натан был существо смешное, да сверх того неутомимый кредитор, он имел отцовское сердце. Нежность его к Деборе доходила до обожания; но эта нежность не делала его слепым. Начинающаяся страсть дочери к красивому дворянину не укрылась от него; а так как он считал невозможным брак маркиза с наследницей проклятого рода, то понял, что Рауль будет стараться обольстить Дебору. Скажем к похвале Натана, что он охотнее отдал бы свою кровь, свою жизнь, даже свое золото, чем стал бы торговать честью дочери. Поэтому он окружил Дебору надзором, который расстроил все попытки Рауля. Напрасно молодой человек расточал золото и с княжеской щедростью подкупал самых хитрых и ловких агентов, ни один из них не смог даже переступить через порог дома Натана, а не то что обменяться хоть одним словом с Деборой или передать ей записку. Рауль убедился, что это ему не удастся. Он узнал, кроме того, что Натан, несмотря на свою внешнюю бедность, был одним из крупнейших банкиров и что его богатство без преувеличения оценивалось в несколько миллионов экю.
XX. Решительное намерение
Бросьте в самый узкий поток воды обломок скалы, который помешал бы его течению, и вы увидите, что, спокойное и правильное доселе, оно сделается бурным и беспорядочным.
Точно так бывает и с любовью. Попытайтесь остановить ее препятствиями, и вы увидите, что из этого выйдет. Прихоть превратится в страсть. Рауль действительно сначала имел к Деборе мимолетную склонность. Если бы девушка сделалась его любовницей, кто знает, сколько времени продолжалась бы эта фантазия? Но с того дня, как Рауль приобрел уверенность, что жидовка не будет принадлежать ему никогда, каприз превратился в сильнейшую любовь. Напрасно Рауль старался бороться с этой любовью; он увидел себя побежденным. Лучезарный образ Деборы овладел его сердцем и мыслью. Мы говорим: его сердцем… Может быть, следовало бы сказать: рассудком, потому что страсть эта скорее заключалась в его голове, чем в сердце. Но он постоянно думал о девушке. Днем она представлялась ему в каждой женской фигуре, попадавшейся ему навстречу; ночью он видел ее в кратких сновидениях прерывистого сна. Он потерял аппетит, начал бледнеть, худеть, словом, заметно изменялся.
Часто проводил он день, стоя неподвижно напротив дома на улице Сент-Онорэ. Он знал, что Дебора не покажется; но чувствовал себя ближе к ней, и это было облегчением его страданий.
Подобное положение не могло долго продолжаться. Пришла пора выходить из него во что бы то ни стало. Когда состояние больного безнадежно, доктора обычно употребляют то, что называют сильнодействующими лекарствами. Рауль решился сделать то же, а от любовных болезней есть только одно лекарство — обладание. Чтобы обладать Деборой, надо было жениться на ней. Рауль задумался о женитьбе. Когда мысль дать жидовке свое имя в первый раз пришла ему в голову, гордость его сначала возмутилась. Надеть на плебейское плечо дочери ростовщика маркизскую мантию старинного рода де ла Транблэ казалось ему почти святотатством. Но дальнейшие размышления успокоили эту аристократическую горячку.
Во-первых, Рауль вспомнил — а он часто забывал об этом — что имя, которым он так гордился, не принадлежало ему. Титул он носил самозванно, что, может статься, и было оправдано прежними обстоятельствами, но оно все-таки не могло выдержать серьезного исследования. Настоящее имя его, браконьера Риго, не могло быть запятнано союзом с родом Натана.
Конечно, Дебора была другой веры; но религиозные предрассудки не могли быть важным препятствием Раулю, потому что он к религии испытывал полное равнодушие. К тому же миллионы Натана придавали обольстительный блеск прекрасному личику Деборы. Благодаря огромному приданому, которое Натан, наверное, даст за дочерью, Рауль мог до конца дней своих вести роскошную и тщеславную жизнь, которую он любил более всего на свете,
Короче, однажды утром Эзехиель Натан получил записку, на печати которой красовалась Золотая Осина. Записка эта была принесена высоким лакеем в ливрее маркиза де ла Транблэ. Вот что заключалось в ней:
«Милостивый государь!
Прошу вас назначить мне свидание. Я должен говорить с вами о некоем чрезвычайно важном предмете. Дело идет об одной надежде, в которую я вложил все счастье моей жизни. Так как прежде чем я вас увижу, я не буду знать, жить я должен или умереть, то прошу вас назначить мне свидание как можно скорее.
Жду вашего ответа с нетерпением и прошу вас не сомневаться в совершеннейшем уважении и преданности вашего покорнейшего слуги
Рауля де ла Транблэ».
Когда принесли записку, Дебора сидела у него в комнате. Натан отвечал устно, что будет ждать кавалера де ла Транблэ целый день.
— Чего хочет от меня этот молодой человек? — спросил он дочь, когда ушел лакей.
— Откуда мне знать? — прошептала Дебора в чрезвычайном волнении.
— Что за странный слог его письма… Не думаю, чтобы он писал мне в таких выражениях затем, чтобы просить у меня денег. Но подождем — увидим!..
Выражая свое удивление, Натан не притворялся. Никогда не пришло бы ему в голову, что дворянин старинного рода может думать о союзе с его презираемой кастой. Дебора со своим инстинктом любви смутно поняла, что на этом свидании, которого просил Рауль, речь пойдет о ней. С трепещущим сердцем, с мучительным и вместе с тем приятным волнением оставила она отца и ушла в свою комнату. Она нашла там Венеру, которая ждала ее.
Люцифер тотчас же приметила волнение Деборы. Ничто не укрылось от нее, ни влажные и блестящие глаза девушки, ни бледность щек, которая время от времени заменялась ярким румянцем.
— Боже мой, милая Дебора, — спросила Венера с живостью, — что с вами?
— Что со мной?.. — сказала жидовка, силясь преодолеть свое волнение. — Ничего… Что может быть со мною?..
— Только что вы были бледны, теперь лицо ваше горит… Вы нездоровы?
— Клянусь вам, я здорова.
— С вами, верно, случилось что-нибудь… Я это вижу… Я в этом уверена. Зачем вы скрываете от меня? Разве я уже вам не друг? Не сестра?
— О! Да, да! По-прежнему мой друг, моя добрая сестра! — вскричала Дебора с нежностью, целуя Венеру. — Я обязана вам жизнью. Как же мне не доверять вам? Я вам скажу, что я чувствую, хотя, сказать по правде, я сама не совсем понимаю.
Переполненному сердцу Деборы требовалось излиться в другое сердце.
— Да, да, милая сестра… — живо сказала Венера, — говорите, я вас слушаю.