Приход ночи (сборник)

И вот с наступлением вегетационного сезона члены экипажа «Странника Джона» сделались огородниками, что, впрочем, обычно в практике Космической службы. На таких планетах, как ХС-12549Д, жизнь возможна только водно-протеинового типа, хотя варианты ее могут быть бесконечны. Пища, которую удается получить из растений, произрастающих на подобных планетах, малопитательна и неудобоварима. Космическая служба научилась со временем выращивать там земные растения. Часто, хотя далеко не всегда, местную флору удавалось победить. Таким образом земляне сделали несколько десятков планет пригодными для заселения. Существовали уже сотни сортов, способных выживать в экстремальных условиях. Именно они использовались для засевания новооткрытых планет. Аммиак убил бы обычное земное растение, однако в распоряжении экипажа «Странника Джона» были семена мутированных сортов, способные противостоять воздействию аммиака. Правда, силы им все равно не хватало. Ростки получались хилыми и вскоре погибали.

И все же с растениями дело обстояло не так плохо, как с бактероидами. Бактериальная жизнь планеты несравненно превосходила растительную, каковая представляла собой лишь синие скудные кустарники и безлиственные деревца. Зато местные микроорганизмы своим количеством и разнообразием видов подавляли любые попытки засеять почву образцами земной бактериальной флоры, способными помочь выживанию земных растений.

Власов сокрушенно качал головой:

— Ничего у нас не выйдет. Наши бактерии выживут лишь в том случае, если приспособятся к этой атмосфере.

— Да, от бактерий мало проку, — соглашался Сандропулос. — Только растения создадут систему, производящую кислород.

— Мы и сами можем ее создать, — возразил Петерсон. — Мы можем электролизовать воду.

— Но надолго ли хватит нашего оборудования? Нет, главное, чтобы прижились саженцы, тогда процесс фотосинтеза потихоньку-помаленьку, в течение какого-то количества лет даст желаемые результаты.

— Значит, надо заняться почвой, — сказал Барэр. — В почве разлагаются соли аммония. Мы выпарим их, и она станет пригодной для наших растений.

— А как насчет атмосферы? — спросил Чоу.

— В очищенной от аммония почве саженцы приживутся несмотря на атмосферу. У них это уже почти получается.

И люди продолжали бороться. Они работали упорно, хотя не слишком верили в то, что их усилия увенчаются успехом. Уж во всяком случае никто из них не надеялся дожить до того дня, когда можно будет отпраздновать победу. Просто за работой время шло незаметнее.

К следующему вегетационному сезону удалось подготовить участок для эксперимента. И снова их ждало разочарование. Растения все равно погибали.

Тогда каждый росток они поместили в стеклянный колпак и закачивали туда очищенный от аммиака воздух. Но это лишь незначительно помогало растениям.

Люди перепробовали разнообразные составы почвы и в самых различных комбинациях. Все было тщетно. Ростки выделяли так мало кислорода, что его не хватало даже на то, чтобы бороться с тем количеством аммиачной атмосферы, которое все же просачивалось внутрь стеклянных колпаков.

— Еще одно усилие, — говорил Сандропулос. — Еще чуть-чуть. Мы почти добились своего. Осталось немного.

Но их инструменты все больше приходили в негодность, а отпущенное время стремительно сокращалось. С каждым месяцем его становилось все меньше.

И внезапная смерть явилась для них облегчением. Они не могли понять, откуда эта слабость и отчего у них кружится голова. Никто из членов экипажа не подозревал, что возможно аммиачное отравление. Ведь все эти годы пищей им служили водоросли, которые они выращивали в уцелевших после кораблекрушения узлах гидропонной установки. И вот то ли свойства водорослей из-за проникновения аммиака в питательный раствор изменились, то ли в них попали какие-то местные бактерии… Также не исключалась вероятность, что земные бактерии в новых условиях мутировали и сделались опасными для жизни людей.

Итак, трое умерли — к счастью, без мук. Они приняли смерть почти с радостью, ибо устали от бесплодной борьбы.

А потом пришел день, когда и Чоу прошептал еле слышно:

— Какая глупая и жалкая смерть.

Петерсон — он оказался наименее восприимчив к болезни — повернул к товарищу залитое слезами лицо.

— Не умирай, — сказал он. — Не оставляй меня одного.

Чоу слабо улыбнулся:

— Это от меня не зависит. Но ведь ты можешь пойти со мной, старина. Дальше бороться бессмысленно. Оборудование вышло из строя, и надежды победить у нас нет, если она вообще была когда-нибудь.

Но даже теперь Петерсону была нестерпима мысль о поражении. Он думал только о том, как завершить начатое.

Он тоже очень устал, у него болело сердце, и, когда Чоу умер, Петерсону впервые пришло в голову, что ему и впрямь осталось единственное: заняться погребением четырех бездыханных тел.

Он смотрел на эти тела, и впервые за одиннадцать лет вспоминал Землю. Теперь он был один, ему некого было стесняться, и он плакал.

Да, он похоронит их. Он срубит несколько чахлых синих деревьев и сколотит из них четыре креста. На верхушку каждого повесит шлем, а в подножие поставит кислородный баллон. Пустой кислородный баллон. Как символ их поражения.

Конечно, все это глупые сантименты. Мертвым безразлично, помнят о них или нет. Кроме него никто никогда эти кресты не увидит.

Но он сделает это, чтобы отдать дань уважения своим товарищам. А также из чувства собственного достоинства, ибо он не из тех, кто бросает тела друзей непогребенными, пока еще способен держаться на ногах. А помимо всего прочего…

Некоторое время Петерсон сидел неподвижно, предаваясь раздумьям. Пока он еще жив, он будет бороться, пусть даже теми инструментами, какие у него остались. И друзей своих похоронит, чего бы это ему ни стоило.

Он похоронил их на подопытном участке. Земля, которую он вместе с товарищами обрабатывал так долго и мучительно, приняла нагие тела. Он похоронил друзей нагими для того, чтобы микроорганизмы, содержащиеся в их телах, успели начать процесс разложения, прежде чем их неизбежно победит местная микрофлора.

Он сделал все, как задумал: на верхушке каждого креста — шлем, у подножия — баллон. Укрепил кресты камнями и, безутешный, вернулся на корабль, где ему предстояло жить уже в одиночестве.

Петерсон продолжал работать и работал ежедневно, но в конце концов почувствовал зловещие симптомы болезни.

В этот день он с трудом поднялся на ноги. Он облачался в скафандр, уже понимая, что этот его выход на поверхность — последний.

Придя на подопытный участок, он упал на колени и… и вдруг увидел, что земные саженцы живы! Да-да, на этот раз они жили дольше обычного и выглядели свежими и сочными. Они зелеными пятнами тут и там покрывали почву. Они все-таки победили атмосферу планеты.

Тогда Петерсон посыпал почву подопытного участка удобрениями. Больше у него уже ни на что сил не оставалось.

Разлагающаяся человеческая плоть выделила питательные вещества, необходимые для роста саженцев. Именно они, эти вещества, довершили работу, начатую людьми. Живыми людьми.

Саженцы вырабатывали теперь кислород в таком количестве, что Петерсон не сомневался: планета ХС-12348Д выйдет в конце концов из эволюционного тупика, в котором пребывала доныне.

Если когда-нибудь сюда прилетят земляне (когда? через миллион лет?), они обнаружат здесь пригодную для жизни атмосферу и растительность, удивительно напоминающую земную.

Со временем кресты, конечно, сгниют и рассыплются в прах, проржавеет насквозь и станет пылью металл баллонов и шлемов, а кости превратятся в окаменелости. Земляне, которые заселят планету, будут лишь смутно догадываться о том, что здесь когда-то произошло. Может быть, для потомков сохранятся только материалы исследований, которые экипаж «Странника Джона» вел до последнего дня.

Но не в этом главное. Даже если вообще ни следа от них не останется, сама планета отныне и навсегда будет им памятником.

Умирающий Петерсон лежал среди зеленых растений, как бы осененный лаврами их общей победы.