Страница 2 из 4
– Как красиво! – восклицаю я.
Фред усаживается на перила, закинув ногу на ногу. Лицо его скрыто тенью, но я готова поклясться, что он улыбается.
– Мама любит возиться в саду. Наверняка ей нравится прополка. Честное слово, иногда мне кажется, что она нарочно сажает сорняки, чтобы потом их выдергивать.
Я не отвечаю. По слухам, чета Харгроувов состоит в тесных отношениях с президентом АБД, одной из самых сильных противоделирийных групп в стране. Неудивительно, что миссис Харгроув обожает вырывать с корнем ползучую поросль, позорящую ее владения. Подобного жаждет и АБД: полностью истребить болезнь – порочное, извращенное чувство, которое не поддается контролю.
У меня появляется ком в горле. Я сглатываю и вцепляюсь в перила, находя утешение в их шероховатости и основательности.
Я должна быть благодарна. Вот что мне твердит мать. Фред красив, богат и вполне мил. Его отец – самый влиятельный человек в Портленде, и сын будет его преемником. Но на сердце у меня тяжело.
Фред одет так же, как и его отец.
Мне вспоминается Стив – его непринужденный смех, длинные загорелые пальцы, скользящие по моему бедру, – но я быстро прогоняю знакомый образ прочь.
– Хана, я не кусаюсь, – весело произносит Фред.
Я не уверена, действительно ли он приглашает меня к сближению, и поэтому предпочитаю оставаться на месте.
– Я вас не знаю, – отвечаю я. – И я не привыкла разговаривать с парнями.
Я вру – как-никак мы с Анжеликой с головой нырнули в андеграунд, но Фред, разумеется, не в курсе.
Он разводит руками.
– Я – открытая книга. Теперь твоя очередь, Хана.
Я отвожу взгляд. У меня скопилось много вопросов. Каким ты был до исцеления? Твое любимое время суток? Какой была твоя первая пара и что у вас не заладилось? Но они неуместны. И Фред, конечно, на них не ответит или выложит мне что-нибудь заученное и правильное.
Он вздыхает.
– А ты, Хана, – полнейшая тайна. Ты очень красива и умна. Ты любишь бегать, а еще ты была президентом дискуссионного клуба. – Он придвигается ко мне. – Вот и все, что мне известно.
– А больше и не надо, – с нажимом произношу я.
Уже вечер, но на улице по-прежнему жарко. Интересно, а что делает Лина? Скоро комендантский час, и она, вероятно, дома. Возможно, читает или играет с Грейс.
– Умная и красивая, – повторяет Фред. – И простая. Превосходно.
Опять это слово. Оно, как запертая дверь, – давящее, удушающее.
Меня отвлекает какое-то движение в саду. Одна из теней движется – и прежде чем я обращаю на нее внимание Фреда, из-за деревьев выходит человек с армейским ружьем. Я инстинктивно вскрикиваю. Фред оборачивается и смеется.
– Не волнуйся, – усмехается он. – Дерека не надо бояться.
Я пожимаю плечами, а Фред поясняет:
– Дерек – один из отцовских охранников. Службу безопасности усилили. Ведь… – Он умолкает, не договорив.
– Что?.. – напоминаю я.
Фред отводит глаза.
– Обычные сплетни. И они преувеличены, – отвечает он небрежно. – Но кое-кто считает, что движение сопротивления активизируется. Не все верят, что заразных, – он недовольно кривится, – уничтожили во время блицкрига.
Меня передергивает, как будто я сунула пальцы в розетку.
– Отцу, в общем, наплевать, – ровным тоном произносит Фред. – Но лучше перестраховаться, чем потом жалеть, верно?
Я молчу. А что Фред стал бы делать, узнай он про запрещенные вечеринки и концерты андеграунда? А если бы ему доложили, что еще на прошлой неделе я позволила парню не только поцеловать себя, но и погладить по бедру?
– Давай прогуляемся? – вопрошает он.
– Нет, – отвечаю я быстро и резко. Он удивлен.
Я изображаю натянутую улыбку.
– Ну, то есть… мне нужно в уборную.
– Я тебе покажу, где она, – предлагает он.
– Спасибо, не стоит, – настойчиво говорю я, убираю волосы с лица и приказываю себе успокоиться. – Наслаждайтесь вечером. Я сама найду дорогу.
– И к тому же самостоятельная, – непринужденно отзывается Фред.
По дороге в туалет я различаю приглушенные голоса из кухни – должно быть, там болтают слуги Харгроувов. Рядом находится обеденный зал, и тут я слышу, как миссис Харгроув произносит фамилию «Тиддлы». У меня сжимается сердце. Может, мне померещилось? Они что, говорят о семье Лины? Я придвигаюсь к приоткрытой двери.
Моя мать изрекает:
– Мы не хотели, чтобы маленькая Лина страдала из-за своих родственников. Одно плохое яблоко…
– От которого может сгнить дерево! – чопорно возражает миссис Харгроув.
Меня захлестывает гнев! Распахнуть бы пинком дверь и влепить пощечину самодовольной миссис Харгроув!
– Лина – милая девочка, – настаивает моя мать. – Они с Ханой неразлучны с раннего детства.
– Вы намного более чутки, чем я, – произносит миссис Харгроув. – Я бы никогда не позволила Фреду общаться с членом такой… запятнанной семьи. Голос крови, знаете ли.
– Но болезнь не передается через кровь, – перебивает ее моя мать. Теперь мне безумно хочется ворваться в зал и обнять ее. – Подобные идеи давно устарели.
– Но они зачастую основывались на фактах, – не унимается миссис Харгроув. – Несомненно, при обнаружении на ранней стадии…
– Конечно-конечно, – выпаливает мать. Ей надо задобрить миссис Харгроув. – Вопрос крайне сложный. Но мы с Гарольдом всегда старались полагаться на естественный ход вещей. Мы чувствовали, что в какой-то момент девочки отдалятся друг от друга. Они слишком разные. На самом деле меня изумило, что их отношения длились так долго.
Наступает неловкая пауза.
– А мы, похоже, оказались правы, – опять продолжает мать. – Летом девочки практически не общались. Значит, наша тактика сработала.
– Замечательно.
Неожиданно, прежде чем я успеваю пошевелиться или как-либо отреагировать, дверь открывается. Я, захваченная врасплох, застываю на месте преступления. Мать ахает, но миссис Харгроув не выглядит ни удивленной, ни смущенной.
– Хана! – щебечет она – Ты как раз вовремя! Мы приступаем к десерту.
Вернувшись домой и запершись в комнате, я впервые за весь вечер начинаю дышать нормально.
Я переставляю стул к окну. Если прижаться лицом к стеклу, будет виден дом Анжелики Мэрстон. Там темно. Я ощущаю укол разочарования. Мне необходимо что-нибудь сделать сегодня. Меня одолевает зуд, нервозное, возбуждающее ощущение. Мне нужно выбраться отсюда.
Я расхаживаю по комнате, беру с кровати телефон. Уже поздно, двенадцатый час. На мгновение я задумываюсь, не позвонить ли Лине. Мы не разговаривали восемь дней, с того самого вечера, когда она заявилась на вечеринку в Роаринг-Брук-Фармс. Думаю, она боялась музыки и неисцеленных парней с девушками. Может, она решила, что я больна?
Я открываю мобильник, набираю первые три цифры ее номера. Потом захлопываю крышку. Я уже оставляла ей два или три сообщения. Она явно игнорирует меня.
А если она спит? Вдруг я разбужу ее тетю Кэрол? Тогда скандала не оберешься. И мне нельзя рассказывать Лине про Стива Хилта – я не хочу пугать ее, и, похоже, она донесет на меня. Я не могу признаться ей в том, какие чувства я сейчас испытываю. Моя жизнь сжимается вокруг меня, как будто я бреду сквозь анфиладу комнат, которые становятся все меньше. Она возразит, что я везучая и должна радоваться своим оценкам на эвалуации.
Я швыряю телефон на кровать. И он сразу начинает жужжать. Новое смс. Я вздрагиваю. Мой номер мало кто знает – и почти никто не может похвастаться сотовым. Я снова хватаю мобильник и неуклюже открываю его дрожащими пальцами.
Ну, конечно, смс от Анжелики.
«3амучил кошмар – на углу Вашингтона и Оук пятнадцать кроликов зазывали меня на чаепитие. Скорее бы меня исцелили!»
Наши сообщения, касающиеся андеграунда, приходится тщательно шифровать, но данное послание понять нетрудно. Встречаемся на углу Вашингтона и Оук через пятнадцать минут.
Намечается вечеринка.
Глава вторая
Чтобы добраться до Хайлендса, мне надо выбраться с полуострова. Улицы Сент-Джона я избегаю, хотя она привела бы меня прямиком к улице Конгресса. На ней случилась вспышка лет пять назад – четыре вовлеченные семьи, четыре досрочных исцеления. С тех пор это место запятнано и постоянно привлекает особое внимание регуляторов и патрулей.