Голубые дороги

 — Конечно. — Брови двинулись вверх, и проницательные глаза заинтересованно устремились на собеседни‑ка. — Наука давно перестала быть делом одиночек. «БИ» родился так быстро потому, что мы использовали достижения наших коллег. Вам хорошо известно, что идея реактивного и ракетного движения была темой исследования многих русских ученых еще в XIX и даже XVIII веках. Над созданием ракет бились, я не боюсь этого слова, и Н. И. Тихомиров, В. А. Артемьев, Б. С. Петропавловский, И. Т. Клейменов, Г. Э. Лангемак…

Экспериментальные пуски «катюш», правда тогда они так не назывались, проведены были до войны. Прошли и полигонные под Ленинградом, и в районе реки Халхин–Гол. Истребители «И-16», «И-153», вооруженные PC (реактивные снаряды) калибра 82 и 132 мм, успешно дрались с неприятельскими самолетами. Группа Героя Советского Союза Г. П. Кравченко за время боев сбила 204 вражеских самолета, 13 из них реактивными снарядами.

В 1939 году инженер А. С. Душкин создал жидкостный реактивный двигатель. Он был установлен на планере конструкции С. П. Королева и успешно прошел наземные испытания. Планер с установленным на нем жидкостным реактивным двигателем поднимали на буксире в воздух и там запускали двигатель. Испытания ракетоплана было поручено непрофессиональному летчику–планеристу Владимиру Павловичу Федорову. Первый двигатель развил тягу в 140 кг, время действия — несколько секунд. Израсходовав запас горючего, летчик благополучно приземлился на аэродроме.

С. П. Королев в эти годы успешно занимается созданием крылатых управляемых ракет с большой дальностью действия.

Развитие первых отечественных двигателей шло по линии ЖРД — ракетных двигателей. Естественно, это не могло не сказаться на развитии, создании и испытании ракетного оружия…

После доработок подвижные реактивные установки назвали «БМ» — боевая машина.

Выпускали «БМ» московские заводы. О титаническом труде рабочих столицы могут свидетельствовать такие факты:

22 июня 1941 года в Красной Армии нет ни одного дивизиона «БМ».

1 июля 1941 года один дивизион трехбатарейного состава. Каждая батарея имела четыре «БМ».

1 января 1942 года войска получили 87 дивизионов, 50 из которых поставили на оборону Москвы.

19 ноября 1942 года фронты, растянувшиеся от Белого до Черного моря на многие тысячи километров, располагали 355 дивизионами. Наличие такого количества дивизионов «БМ» позволяет объединить их в полки и бригады.

Идет непрерывное усовершенствование «БМ». Создаются «БМ-31» с повышенной огневой мощью. Залп дивизии, состава 4 минометных гвардейских полков, составлял 3840 снарядов общим весом 230 тонн. Неуклонно возросла дальность полета, кучность и сила взрывной волны, плотность «БМ» на километр фронта. Высокая эффективность боевого применения «катюш» вызвала сумятицу и панику в немецких войсках.

От «БИ» мы добивались такого же эффекта…

На этом мы расстались. Редакционное задание не было выполнено — очерк о Болховитинове не состоялся,..

…Через несколько дней, это было в воскресенье, генерал–майор авиации Стефановский приехал ко мне. Он вынашивал замысел книги «Триста неизвестных». Она тогда не имела такого поэтического названия и представляла собой рукопись не шестнадцать печатных листов (в таком объеме она вышла), а целых сто. Это была настоящая авиационная энциклопедия.

Читать эту рукопись было необычайно интересно. Петр Михайлович Стефановский, казалось, знал всю историю советской авиации, участвовал в основных этапах ее рождения, испытывал базовые самолеты, которые открывали новые направления ее развития.

Обменявшись мнениями о рукописи, разговорились на другие темы. Я спросил:

 — Вы знаете Болховитинова?

 — Виктора Федоровича? — жестким голосом переспросил Стефановский. — Превосходный человек.

 — Был я как‑то у него, — признался я, — не получилась беседа.

Генерал Стефановский стал расспрашивать меня о Викторе Федоровиче, его здоровье, чем занят он, ходит ли на яхте.

 — Строгий он человек, — сказал Стефановский. — Но настоящий конструктор, большой ученый. Я его тоже побаиваюсь, — признался Петр Михайлович. — Хочется мне о нем написать побольше, но как знать…

 — Виктор Федорович сказал, что вы хорошо знали Бахчиванджи?

 — Жору? Ну а как же. Прекрасно знал. И комиссар мой хорошо знал. Генерал Пономарев Сергей Федотович. Хитрый комиссар — все записывал, памяти не доверял, знал, что все пригодится. Я теперь к нему частенько наведываюсь. Но я тоже вам помогу.

Забегая вперед, скажу, что генерал Стефановский оказал мне весьма солидную помощь в раскрытии личности Г. Я. Бахчиванджи.

Свою новую встречу с генералом Болховитиновым я предполагал не раньше, чем через год. За это время собирался прочитать все, что было написано о Болховитинове и Бахчиванджи.

Лето и осень я собирался посвятить беседам с людьми, которые знали Виктора Федоровича Болховитинова. Составил список. Он оказался довольно большим.

Работа в архиве, в Библиотеке имени В. И. Ленина, встречи с друзьями, учениками и коллегами Болховитинова до предела уплотнили лето, заняли весь отпуск.

Итак, Болховитинов.

После окончания Саратовской гимназии Виктор Болховитинов поступает на медицинский факультет Саратовского университета. Через полгода, поняв, что не это его призвание, переходит на физико–математический. Как он потом вспоминал: «Нравилось, но не очень…» Осенью 1918 года он уезжает в Москву с дерзновенной целью поступить в МВТУ. Аккуратно посещает лекции, восторженно слушает Жуковского, но вскоре заболевает брюшным тифом и возвращается в Саратов без всякой надежды вернуться обратно в Москву. Оправившись от болезни, он пишет заявление о зачислении его в институт инженеров Красного воздушного флота. Он до самозабвения любил авиацию, чувствовал в себе неукротимую силу быть ей полезным. Самонадеянно видел себя создателем летательных аппаратов. Упорство не подвело его. В 1921 году он поступает в Военно–воздушную академию. В стенах академии он начинает сотрудничать в конструкторском отделе, экспериментирует.

В 1923 году в академии создается военно–научное общество (ВНО), в состав которого входит первая в СССР секция межпланетных сообщений. Руководители секции на свои заседания приглашают видных советских ученых. На секции выступили Ф. Цандер, В. Ветчинкин, Н. Рынин. 23 августа 1923 года на секции выступил К. Э. Циолковский.

Болховитинов постоянный участник всех заседаний секции, всех встреч с учеными, активный докладчик.

Между Циолковским и слушателями академии устанавливается переписка.

29 апреля 1924 года Константин Эдуардович писал:

«Дорогие товарищи, радуюсь открытию секции межпланетных сообщений… Послал вам, что мог. Насчет поездки и лекции сейчас обещать ничего не могу. Будь я молод и здоров — счел бы долгом немедленно исполнить желание…

Я сейчас буду делать (как и делал), что могу… Готов печатать ряд новых работ о ракете. Изложение будет самое элементарное, но строго научное…

Я надеюсь найти журнал, который согласится их печатать… Может быть, вы мне укажете таковой. От гонорара отказываюсь…

Ваш К. Циолковский».

Слушатели тотчас отвечают ученому и сообщают ему о своих планах. В мае они получают ответ К. Э. Циолковского.

«Дорогие товарищи, отвечаю вам на ваше письмо от 4 мая 1924 г. Вполне сочувствую вашему желанию инсценировать фантазию межпланетных путешествий. Буду очень рад, если вы воспользуетесь моей «Вне Земли». Но кинематографию тут применить трудно… Гораздо доступнее иллюстрировать книгу и показывать туманные картины…

…Опыты с реактивными приборами очень полезны, и с них должно начать. Но надо знать теоретические основы и ясно видеть, к чему стремимся и что можем получить.

…Скорость ракеты в среде, освобожденной от тяжести, непрерывно растет, как бы ни была мала масса отбрасываемых тел…

Привет вам. Привет преподавателям.

Ваш К. Циолковский».