Страница 21 из 39
– Я не уверен, помните ли вы меня. Говорит Кент О'Доннел.
– Конечно, помню, доктор О'Доннел. Как мило, что вы позвонили.
– Я только что звонил вам в Нью-Йорк.
– Я прилетела сюда вчера вечером, – сказала Дениз. – У отца легкий бронхит. Решила побыть с ним пару дней.
– Надеюсь, ничего серьезного?
– Что вы? Разумеется, нет, – засмеялась Дениз. – Мой отец здоров как мул и так же упрям.
– Вы не откажетесь пообедать со мной на будущей неделе в Нью-Йорке?
– Позвоните, как только приедете, – ответила она.
– Может быть, нам не откладывать до Нью-Йорка? У вас найдется свободный вечер, пока вы в Берлингтоне?
– Пожалуй, только сегодня, – после минутной паузы ответила Дениз, но тут же разочарованно воскликнула:
– О, я совсем забыла! Сегодня у нас обедает доктор Пирсон, и, разумеется, мое присутствие обязательно. Приходите и вы, если хотите.
О'Доннел усмехнулся, представив, как удивится Джо Пирсон. Однако благоразумие взяло верх.
– Благодарю, – ответил он. – В таком случае нашу встречу действительно придется отложить до Нью-Йорка.
– Мы можем встретиться после обеда, когда отец и доктор Пирсон засядут за шахматы. Тогда им уж никто не нужен.
– Прекрасно, – обрадовался О'Доннел. – Когда?
– В половине десятого.
– Заехать за вами?
– Не стоит. Лучше встретимся в городе. Это сэкономит время. Скажите где.
О'Доннел назвал ресторан. Повесив трубку, он посмотрел на часы. Надо спешить в операционную.
Шахматная партия длилась уже сорок минут. В погруженной в полумрак библиотеке стояла тишина. Свет лампы, висевшей над шахматным столиком, освещал лишь доску, оставляя лица партнеров в тени. Откинувшись на спинку кресла и вертя в руках рюмку, Суэйн изучал ситуацию, складывающуюся на шахматной доске: только что Пирсон, игравший белыми, пошел ферзем…
Оставив рюмку с недопитым коньяком, Суэйн передвинул пешку на два поля вперед.
– Говорят, в больнице перемены? – отрывисто произнес он, нарушая тишину.
Джо Пирсон тоже пошел пешкой.
– Кое-какие есть, – ворчливо ответил он. Снова воцарилось молчание. Казалось, время остановилось. Старый магнат шевельнулся в кресле.
– Вы их одобряете? – Наклонившись вперед, он подвинул слона на два поля вправо и не без злорадства посмотрел на противника.
– Не все, – сердито ответил Пирсон и занял ладьей свободную линию.
Юстас Суэйн не спешил с ответным ходом. Прошла минута, две, три. Наконец, приняв вызов, он поместил ладью черных на ту же линию.
– Если они вам не по душе, у вас есть возможность наложить вето.
– Что? Какое вето? – рассеянно переспросил Пирсон и быстро пошел конем в центр доски.
– Я обещал Ордэну Брауну и этому, как его, вашему главному хирургу четверть миллиона долларов на больничное строительство, – сказал Суэйн, поместив королевского коня перед конем противника.
Последовала длительная пауза. Наконец Пирсон через все поле взял слоном пешку черных и объявил Суэйну шах.
– Это большие деньги, – спокойно промолвил он.
– Я поставил условие. Деньги дам лишь в том случае, если вы по-прежнему останетесь полновластным хозяином в своем отделении. – Черные должны были защищаться, и Суэйн подвинул короля на соседнее поле.
Пирсон задумчиво смотрел поверх головы партнера в темноту.
– Я тронут, – наконец просто сказал он.
Взгляд его снова вернулся к фигурам на доске. Подумав с минуту, он нашел для своего коня такую позицию, что и без того терпящий бедствие черный король оказался в безвыходном положении.
Суэйн наполнил рюмки.
– Мир в наше время принадлежит молодым, – сказал он. – Впрочем, так всегда было. Но у стариков осталась еще кое-какая власть.., и достаточно ума, чтобы воспользоваться ею. – Глаза Суэйна сверкнули, и королевской пешкой он снял угрожавшего его фигурам белого коня.
Пирсон задумчиво поглаживал подбородок.
– Вы говорите, Ордэн Браун и О'Доннел знают о вашем условии? – спросил он и ферзем взял королевскую пешку.
– Я прямо сказал им об этом, – ответил магнат и своим слоном побил слона белых.
Пирсон тихонько засмеялся. Трудно было понять, что так развеселило его – ход противника или только что сказанные слова. В мгновение ока ферзь белых встал рядом с черным королем.
– Шах и мат, – тихо произнес Пирсон. Хотя Суэйн проиграл партию, в его взгляде, обращенном на Пирсона, было явное одобрение.
– Вы все такой же молодчина, Джо. Ничуть не меняетесь, сколько я вас знаю.
Музыка умолкла, и танцевавшие пары вернулись к своим столикам.
– О чем вы думали во время танца? – с улыбкой спросила Дениз у Кента О'Доннела.
– О том, как хорошо было бы повторить этот вечер. Дениз слегка приподняла свой бокал:
– Пью за то, чтобы вам почаще приходили в голову подобные мысли.
– Я тоже с удовольствием выпью за это. Они сидели за столиком в одном из немногих фешенебельных ночных ресторанов Берлингтона.
– Вы часто бываете в Берлинггоне? – спросил О'Доннел.
– Довольно редко, – ответила Дениз. – Я приезжаю сюда, только чтобы повидаться с отцом. Я не люблю этот город. – И, рассмеявшись, спросила:
– Надеюсь, я не задела ваши патриотические чувства?
– Разумеется, нет. Но ведь вы родились здесь? Можно мне называть вас просто Дениз?
– Конечно. К чему формальности? Да, я родилась и училась здесь. Но тогда была жива моя мать.
– Почему вы выбрали именно Нью-Йорк?
– Мне кажется, это мой город. К тому же в Нью-Йорке жил муж. – Она впервые упомянула о муже и сделала это спокойно и непринужденно. – Когда мы расстались, я поняла, что не хочу покидать Нью-Йорк. Ни один город не может с ним сравниться.
– Пожалуй, вы правы, – согласился О'Доннел. Дениз очень красивая женщина, подумал он. И вместе с тем она проста и естественна. Ей очень идет это платье, элегантное и, без сомнения, дорогое. О'Доннел вдруг подумал, что Дениз, в сущности, очень богата. Разумеется, как он мог забыть, что она единственная наследница старого Суэйна. Нет, эта мысль особенно не волновала его. Он просто подумал, что впервые ухаживает за богатой женщиной.
– Расскажите о себе, – сказала Дениз. – Я умею слушать.
– В сущности, рассказывать нечего.
Но О'Доннел не заметил, как с увлечением начал рассказывать о работе в больнице Трех Графств, о своих планах и надеждах. Дениз слушала с интересом, лишь изредка задавая вопросы. Ее интересовало его прошлое, друзья и знакомые. О'Доннел ей нравился, ее удивляла глубина его суждений и оценок.
Когда официант вежливо напомнил им, что бар клуба закрывается, и справился, не хотят ли они заказать еще напитки, Дениз отрицательно покачала головой. Посмотрев на часы, О'Доннел с удивлением убедился, что уже час ночи. Поскольку Дениз сразу же отпустила машину, О'Доннелу предстояло доставить ее домой.
Когда они спустились в фойе, Дениз с сожалением сказала:
– Как жаль, что надо уходить. Напрасно мы не заказали еще вина.
– Мы можем заехать ко мне, если хотите, – предложил О'Доннел, сам несколько удивившись собственной дерзости.
– Прекрасная мысль, – просто сказала Дениз. Вечер был тихий и теплый. О'Доннел медленно вел машину… Пока он готовил коктейли, Дениз стояла у открытого окна, глядя на огни города и темную ленту реки.
– Давно я не готовил традиционных коктейлей. Надеюсь, вам понравится, – сказал он, передавая ей бокал.
– Как и все в вас, Кент, – сказала Дениз своим мягким глуховатым голосом. Глаза их встретились.
Телефонный звонок в соседней комнате нарушил тишину. Резкий, требовательный, он повторился, и игнорировать его было невозможно. Когда О'Доннел пересек гостиную и, войдя в спальню, снял трубку, через открытую дверь он видел, как Дениз не спеша собирает свои вещи: перчатки, сумочку, меховую накидку. Вспыхнувшее было чувство досады мгновенно улеглось: звонили из больницы. О'Доннел внимательно слушал, что говорил ему дежурный врач, задавая короткие вопросы. Состояние больного, которого он накануне оперировал, резко ухудшилось.