Аэропорт (др. изд.)

Попрощавшись со своей женой Сарой, которая, как всегда, пожелала ему удачного полёта, он рано приехал в аэропорт. Живи Сара в другом веке, она бы наверняка занималась вышиванием или вязанием в отсутствие своего повелителя. Но она жила в наше время и потому, как только он уедет, она с головой погрузится во всякую светскую чепуху — будет ходить в свой клуб, играть в бридж и писать маслом, то есть займётся тем, что составляет основу её жизни.

Сара Димирест была на редкость бесстрастная и унылая женщина; муж сначала примирился с этими её качествами, а потом — в силу своеобразной извращённости — даже начал их ценить. Когда во время полётов или романов с более интересными женщинами ему случалось вспомнить о доме, он мысленно — впрочем, не только мысленно, но и в беседах с друзьями — называл своё возвращение к родному очагу: «в ангар на стоянку». Были у его брака и другие преимущества. Пока он существовал, женщины, с которыми Димирест заводил романы, вольны были влюбляться в него по уши и выдвигать любые требования, но ни одна не могла надеяться, что он пойдёт с ней под венец. Таким образом, брак прочно защищал его от скоропалительных решений, которые он в угаре страсти мог принять. Ну, а Сара… Время от времени он снисходил до интимных отношений с нею, подобно тому как хозяин иной раз бросает старой собаке сахарную кость. Сара покорно отвечала на его посягательства и вела себя как положено, хотя он и подозревал, что и вздохи, и прерывистое дыхание были скорее результатом привычки, чем страсти, и что прекрати он супружеские отношения совсем, её бы это мало тронуло. Не сомневался он и в том, что Сара догадывалась о его похождениях на стороне: она инстинктивно чувствовала, что он ей изменяет, хоть и не располагала фактами. Однако она предпочитала ничего об этом не знать, что вполне устраивало Вернона Димиреста.

Радовало его сегодня и ещё одно — докладная комиссии по борьбе с заносами; воспользовавшись ею, он крепко дал под дых этому надутому индюку, своему шурину Мелу Бейкерсфелду.

Идея такой докладной принадлежала самому Димиресту. Два других представителя авиакомпаний в комиссии сначала держались иной точки зрения: руководство аэропорта, говорили они, делает всё возможное в создавшихся чрезвычайных обстоятельствах. Капитан Димирест утверждал обратное. Наконец ему удалось склонить их на свою сторону, и было решено поручить Димиресту самому написать докладную, что он и сделал, не пожалев яда. Он даже не дал себе труда проверить факты, безоговорочно утверждая, что дело поставлено плохо — и всё: ну, чего ещё проверять, когда вокруг столько снега? Зато уж он постарался пошире разослать докладную, чтобы причинить максимум неприятностей Мелу Бейкерсфелду и как следует досадить ему. Как только докладная будет размножена, её направят вице-президентам всех авиакомпаний, а также в конторы авиакомпаний в Нью-Йорке и в других городах. Зная, как приятно найти козла отпущения и свалить на кого-то вину за неполадки, капитан Димирест был уверен, что телефоны и телетайпы сразу заработают, как только она поступит.

Словом, он отомстил своему родственничку, не без удовольствия подумал Вернон Димирест, — не бог весть как страшно, но всё же отомстил. Теперь его хромоногий шурин дважды подумает, прежде чем выступать против капитана Димиреста и Ассоциации пилотов гражданской авиации, как он это сделал публично две недели тому назад.

Капитан Димирест развернул свой «мерседес», аккуратно затормозил на стоянке у домов и вышел из машины. Оказывается, он приехал даже немного раньше — на четверть часа раньше, чем обещал Гвен заехать за ней. Тем не менее он решил к ней подняться.

Отпирая наружную дверь ключом, который дала ему Гвен, он вдруг заметил, что тихонько напевает про себя «O Sole Mio»,[1] и улыбнулся. А почему бы, собственно, и нет? Вполне подходящая песенка. Неаполь… тёплая южная ночь, а не снежная, вид на залив при свете звёзд, тихие звуки мандолины, «кьянти» за ужином и рядом — Гвен. И от всего этого его отделяют какие-то двадцать четыре часа. Естественно, что он поёт «O Sole Mio».

И, поднимаясь в лифте, он продолжал напевать. Тут ему вспомнилось ещё одно приятное обстоятельство: его ожидал очень лёгкий полёт.

Хотя капитан Димирест и был командиром экипажа, которому предстояло вылететь в рейс номер два «Золотой Аргос», делать ему сегодня почти ничего не придётся. На этот раз он полетит в качестве пилота-контролёра. Самолёт же поведёт другой пилот — Энсон Хэррис, по рангу почти равный Димиресту. Это он будет сегодня сидеть в командирском кресле слева. А Димирест будет сидеть справа — там, где обычно сидит первый пилот, — и наблюдать за действиями Хэрриса, чтобы потом доложить, как он справился с полётом.

Хэррису был назначен контрольный полёт в связи с тем, что «Транс-Америка» решила перевести его с внутренних линий на международные. Однако прежде он должен был совершить два полёта за океан с пилотом, имеющим ранг инструктора. А Вернон Димирест как раз имел этот ранг.

После того как Хэррис совершит два полёта — а сегодняшний был вторым по счёту, — его проэкзаменует старший пилот, и лишь потом ему доверят международный рейс.

В подобного рода полётах — равно как и во время контрольных полётов, которые регулярно, каждые полгода, обязаны совершать все пилоты всех авиакомпаний, — проводилась тщательная проверка навыков поведения в воздухе и умения летать. Испытания проходили на обычных рейсовых самолётах, и пассажиры могли догадаться об этом, лишь увидев двух капитанов с четырьмя нашивками на рукаве, сидящих в пилотской кабине.

Хотя пилоты по очереди проверяли друг друга, они обычно серьёзно и требовательно подходили к делу. Так они сами хотели. Слишком многое ставилось на карту — и человеческие жизни, и собственная квалификация, — чтобы из дружеских чувств не хвалить друг друга и не прощать друг другу промахов. Пилот, проходивший проверку, знал, что его действия должны во всём отвечать стандарту. И если он в чём-то этому стандарту не соответствовал, на него поступал неблагоприятный отзыв, что могло повлечь за собой более строгую проверку со стороны старшего пилота авиакомпании, от которого уже зависело, оставить или уволить испытуемого.

Не давая испытуемым никаких поблажек, коллеги, однако, относились к ним с подчёркнутым уважением. Все — кроме Вернона Димиреста.

Димирест же относился ко всем пилотам, проходившим у него испытание, как учитель к провинившимся школьникам, которых надо распечь. Более того: в роли такого школьного учителя Димирест держался неизменно официально, был высокомерен, резок и жесток. Он не скрывал своей убеждённости в том, что никто не может сравниться с ним в искусстве пилотирования. Коллеги, которым приходилось всё это выносить, внутренне кипели от негодования, но выхода не было, и они подчинялись. Зато потом они клялись друг другу, что, когда наступит черёд Димиреста проходить проверку, они будут так придираться к нему, так его третировать, что он не обрадуется. И они старались выполнить свою угрозу — вот только результат всегда был один и тот же: Вернон Димирест безукоризненно вёл самолёт и придраться ни к чему не удавалось.

Вот и сегодня, перед контрольным полётом, Димирест, следуя обычной линии поведения, позвонил Энсону Хэррису домой.

— Вечером будет трудно ехать, — без всякого вступления сказал Димирест. — Я люблю, чтобы мой экипаж был вовремя на месте, и прошу вас выехать заблаговременно в аэропорт. — Энсон Хэррис, который за двадцать два года безупречной службы ни разу не опоздал на работу, едва не задохнулся от возмущения. К счастью, прежде чем он сумел выдавить из себя хоть слово, капитан Димирест повесил трубку.

Всё ещё внутренне негодуя, но не желая дать повод Димиресту в чём-либо его упрекнуть, капитан Хэррис прибыл в аэропорт не за час до вылета, как предписывалось, а почти за три часа. Капитан Димирест увидел его в «Кафе заоблачных пилотов», куда он зашёл после схватки с комиссией по борьбе с заносами. Димирест был в твидовом пиджаке и брюках — форменный костюм, как всегда, висел у него в шкафчике, и он намеревался переодеться позже. А капитан Хэррис, уже немолодой мужчина с проседью, пилот-ветеран, которого молодёжь именовала не иначе, как «сэр», был в форме «Транс-Америки».

1

«О моё солнце» (итал.)