Страница 4 из 12
– Вот так-то! – принцесса Алина обвела стражников торжествующим взглядом. – А вы все непроходимые тупицы с острицами в своих пивных бурдюках.
– Так их, Алиночка! – кот подбоченился и перескочил на круп мощного рыцарского коня маркиза. Правда, сделал он это не совсем ловко, поскользнулся и едва удержался, вцепившись когтями в луку седла. – Помогите! – надсадно взвыл он. – Я вип-персона, я советник, профессор и полковник, я знаю местные законы: стоит мне упасть на дорогу – я тут же окажусь движимым имуществом местного графа. Да помогайте же мне скорее, я не желаю быть имуществом!
Маркиз, не оборачиваясь, нашарил кошачью холку и ухватился за нее могучей дланью.
– А сапоги?! – не унималось животное. – Алиночка, следи за сапогами, это уникальный пятидесятый кошачий размер. В моем положении ходить без сапог – верх неприличия!
Я лишь покачал головой. Чуяло мое сердце, что скучно здесь больше не будет.
Глава 2
Как говорила давнею порою графская кормилица, рассказывая по вечерам у камина страшные, но до жути завлекательные истории и предания далекой Гуралии: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается».
Мы с покойным Ожье, царство ему небесное, а с нами и старший, Констан, нынешний граф де Монсени, с замиранием сердца слушали ее складные речи. Она рассказывала о кровожадных разбойниках – опришках, о вечно живущем злодее по имени Кощей, закалившем плоть в огненной купели, о страшных псеглавцах, наводящих ужас на спящие безлунной ночью селения.
Огонь обезумевшими саламандрами плясал в чреве камина, с треском поедая толстенные бревна. От его разверстой пасти тянуло жаром, и мышиные шорохи казались тихими шагами крадущихся чудищ.
Мы слушали, открыв рты, держась за руки, чтобы не было так страшно. Но страшно было очень, нянюшка умела рассказывать. Может, от этого детского ужаса я мало что запомнил и впоследствии не раз жалел о том. Будь нынче кормилица жива, я бы о многом ее порасспросил. И более всего о том, что в ее словах быль и что – пустые россказни для малышни.
Если и впрямь она моя родная матушка, как о том порою шепчутся в замке, то с кем же еще говорить по душам? Да и кому тогда о тайне моего происхождения известно больше, чем ей?
А дело в том, что я, уж простите за откровенность, – оборотень. Не так, по прозвищу, вроде Командора Алекса или Алины, но и не из тех гнусных тварей, что, натираясь колдовскими снадобьями, обряжаются в шкуры и воют на луну, пугая глупых крестьян и голодно лязгая челюстями.
Я… как бы это сказать, живу, вернее сказать, прежде жил, сразу в двух мирах: здесь, при дворе моего высокочтимого господина графа де Монсени, и… там – уж не ведаю, как описать. Ибо в том, другом, мире нет каких-либо замков и городов, нет графов и вилланов. Да и вообще люди там живут небольшими стаями – ютятся на деревьях, охотятся на скот, бросая в неторопливых диких коров камни и заостренные палки. А стоит лишь появиться нам, хозяевам этой земли – волкам, – они с испуганными криками устремляются повыше, в зеленую крону.
Впрочем, так же, как здесь, я могу без труда обернуться зверем, так и в том, волчьем, мире легко обращаюсь в человека. Зато меня с той стороны опасаются и недолюбливают. В отличие от всех прочих голокожих, я с легкостью пользуюсь оружием, ну и, понятное дело, головой. Разок испытав на себе прелести арбалетных болтов, прицельно бьющих на сотню шагов, клыкастые сородичи опасаются меня как в волчьем, так и в человечьем облике и стараются без особой нужды не разговаривать с чужаком. Слава богу, что здесь, в богоспасаемом герцогстве Савойском, никто не догадывается о моей, как бы это получше сказать, особости. И уж я-то, понятное дело, о том молчу, так что никому и в голову не приходит.
Потому-то я так и обрадовался появлению в наших землях гуральской принцессы – она, должно быть, знает много легенд своей родины. И если аккуратно подвести ее к столь щекотливой теме, может, и прольет какой свет? Уж очень хочется понять, кто же я есть на самом деле.
Так мы и ехали к замку его сиятельства. Я – размышляя о том, как бы получше да потоньше выведать у высокородной госпожи то, что мне нужно, Алекс – мучительно изображая на лице надменность, и кот, именуемый ее высочеством то Мурзик, то Пусик, – тарахтевший без умолку о красоте местных пейзажей и особенностях савойской кухни. Глядя на него, можно было подумать, что животные имеют совершеннейшее право разговаривать, да еще в присутствии человека. В тот момент это казалось мне вопиющим нарушением благопристойности, которое я силился отнести за счет странности чужедальных нравов. Знать бы мне тогда, как все обернется, относился бы к этой болтовне куда спокойней.
Ах да, чуть не забыл о самой Алине. Прошу извинить меня, я хоть и обещал рассказывать все по порядку, но вообще-то книжник не из великих, потому то и дело сбиваюсь куда-то в сторону. Но все же, как волк по оленьему следу, доведу эту историю от начала к совершеннейшему концу.
Так вот, принцесса была мила и грациозна. Едва за спиной стихла возбужденная перебранка стражников, пытавшихся осмыслить приключившееся с ними дивное диво, она ту же заворковала о цветочках и листочках, о солнышке, припекающем в полдень, о манящей тени столетних деревьев и соловьях, распевающих в лесной чаще.
Насчет соловьев благородная дама, конечно, погорячилась. Может, в ее далекой Гуралии они щебечут круглый год, а у нас посреди лета у них охоты горло драть отродясь не бывало. Но зацепило меня вовсе не это, а когда она спросила, безопасно ли прогуливаться в тени дубрав. Правда, спрашивала она таким нежным голоском, что невольно хотелось сказать: «Да, все спокойно, а если и нет, то я самолично прикончу любую тварь крупнее муравья, если она вздумает заступить дорогу высокородной госпоже».
Быть может, моя человеческая натура и позволила бы такое ляпнуть, но волчья насторожилась. Судя по тому, что рассказывала нянюшка, в Гуралии идея прогуливаться среди дубрав могла прийти в голову только вооруженному до зубов охотнику. И хотя у нас, конечно, места куда более тихие, но все же вепри, медведи, волки и этот чертов убийца здесь вполне вольготно себя чувствуют.
Но, как бы то ни было, я не стал разочаровывать ее высочество. Лишь попросил известить меня непременно, ежели она пожелает прогуляться. Тут Алекс зыркнул на меня недобро, даже забрало поднял, чтобы я получше разглядел, как он зыркает. Но мне-то что, у меня служба такая – хранить графский лес и заведовать охотой его сиятельства. А потому желаете гулять – воля ваша, но без присмотру – это уж извините.
Что за напасть, снова отвлекся. Конечно, с Алексом мы тогда были незнакомы и лишь поглядывали друг на друга оценивающими взглядами. Но это ж, почитай, всегда так. Порою и драка случается, до кровавых соплей разухабятся, а потом становятся друзьями, не разлей вода.
А я тогда только поглядывал и думал, что это маркизу взбрело в голову ехать по лесу, не снимая шлема? Оно ж тяжело, да, пожалуй, душно. Потом сообразил: он ведь без оруженосца едет! Видать, поутру принцесса Алина ему помогла снарядиться, как на бой, так он, бедолага, целый день и скачет. Мне его даже жалко стало.
Вот, стало быть, едем мы к замку. Алина о чащобах мурлычет, Алекс зыркает, я соображаю, как лучше с расспросами подступиться, и вдруг понимаю, что кот меня уже третий раз о чем-то настойчиво спрашивает.
– …Так как тут у вас насчет волков?
Вот скажите, люди добрые, зачем коту, пусть даже и говорящему, волки? Был бы он пес – я б еще хоть как-то понял, хоть и не ближний, но все же сородич. А этот…
– Волки у нас серые, – буркнул я, не зная, что и ответить. Полосатый говорун чему-то внезапно обрадовался, залез лапой под морион, почесал себя за ухом, поглядел этак с хитрецой и кидает мне следующий вопрос:
– А что насчет хомо хомини люпус эст?[1]
Это, в смысле, умный, значит. Ну так я тоже не ботфортом консоме хлебаю. У нас фра Анжело, бывало, к кьянти приложится, так давай по латыни шпарить, точно какой епископ. И я, стало быть, коту отвечаю:
1
Человек человеку волк (лат.)