Страница 13 из 100
— Я читал, что ваш народ умеет заново выращивать утраченные части тела.
Слова Энэрриана прозвучали в почти полной тишине, нарушаемой только еле слышным шорохом прибоя.
Пит молчал. Он пытался ответить, но не мог, не хватало смелости. На помощь пришла Ольга.
— Мы умеем, но только у себя. Ни у кого другого. — Она уронила голову Питу на грудь и заплакала.
Да, что ж тут поделаешь, расшифровка генетического кода — дело долгое и кропотливое, к тому же нужно очень много работы, чтобы заставить молекулы наследственности повторить работу, уже сделанную ими однажды. У науки еще не было времени на другие расы. А на все — и никогда не будет, слишком уж их много.
— Так я и думал, — кивнул Энэрриан. — А хорошие протезы — их тоже нескоро научатся делать. Так что мне осталось жить год-другой; ифрианец, лишенный возможности летать, быстро заболевает.
— Антигравы… — неуверенно начал Пит. И почти физически, как удар, ощутил презрение, мелькнувшее в желтых немигающих глазах. Крылатому — летать с помощью мертвого бездушного металла?
За всю историю высокомерных, яростно-свободолюбивых ифрианцев не было ни одного восстания рабов — и неудивительно, ведь рабы эти почти лишены жизненных сил. Если вы — мужчина, представьте себя кастрированным. Энэрриан может махать единственным своим крылом и культей второго, насыщать свою кровь кислородом, но куда ему деть избыточную энергию? Подобно кислоте, она будет разъедать тело, затем доберется и до мозга.
Рука Вхэл коротко, всего на какое-то мгновение тронула его спину.
— Завтра придумайте сигнал, — сказал Энэрриан. — И начинайте работу. Слишком много времени ушло впустую.
Перед сном Пит отвел Вхэл в сторону.
— Знаете, — прошептал он в душной, оглушительной тишине, — ему необходим постоянный присмотр. Лекарства помогли преодолеть шок, но дальше принимать их нельзя, а он очень слаб.
— Знаю, — сказала ифрианка скорее шорохом перьев, чем голосом, и добавила, уже громко: — Им займется Ольга. Она не может передвигаться так свободно, как мы с Русой, и у нее нет вашей физической силы. Заодно она будет на всех готовить.
— М-м… М-м… — Пит не знал, с чего начать, он уже боялся этого разговора. — Как вы думаете… ну, я имею в виду вашу этику, этику Новой Веры, — Энэрриан не может покончить с собой?
«Неужели, — подумал он, — Господь осудил бы капитана за такой поступок?»
Глаза Вхэл вспыхнули негодованием, крылья и хвост расправились, хохолок встопорщился.
— И вы смеете такое о нем? — почти взвизгнула она, но, увидав испуганное недоумение Пита, стихла и даже издала звук к-ррр, примерно соответствующий ироническому смешку. — Нет, нет, у него достанет смертной гордости. Он не может не воздать Господу честь.
После обследования острова и нескольких экспериментов решили вырезать на дерне гигантский крест. В сыром виде здешняя растительность не горела, а валежника едва хватало на маленький костер, о большом, маячном, и разговор не шел.
Лопат не было, растительный ковер оказался толстым и плотным, работа буквально выматывала. Возвращаясь в лагерь, Пит, Вхэл и Руса буквально падали от изнеможения и сразу засыпали. Вставал Пит только после восхода солнца, проглатывал, не чувствуя вкуса, какую-то пищу и плелся на работу. Он отощал, оброс бородой, весь пропитался потом и грязью. Мысли ворочались в голове тупо, устало, каждая клетка перетруженного тела болезненно ныла.
Поэтому он не замечал, как потускнела и осунулась Ольга. Порученный ее заботам, Энэрриан поправлялся. Она занималась своими — относительно легкими — делами и стеснялась жаловаться на головную боль, головокружение, понос и тошноту, считая, что во всем виноват перенесенный шок, плюс недостаточное и плохо сбалансированное питание, плюс жара и духота, плюс… Она считала, что выдержит.
Дни были слишком коротки для работы, ночи — слишком коротки для отдыха. Пита постоянно одолевало одно и то же ужасное видение — флиттер появляется и исчезает за горизонтом, прежде чем ифрианцы успевают привлечь к себе внимание. Тогда придется посылать за помощью Русу. Но такой полет — дело долгое, опасное и ненадежное, к тому же лагерь на берегу залива был временным, в любой момент его могли свернуть.
Другая мысль, часто посещавшая Пита, — что бы делали они с Ольгой, оставшись на Грее вдвоем? Даже в теперешнем своем отупелом состоянии он понимал безнадежность такого варианта. Взять хотя бы элементарнейший факт — здесь отсутствовали некоторые из витаминов…
Примерно через земную неделю после памятного урагана Пит услышал ночью свое имя; он медленно, мучительно выплыл из пучин сна. Ольга лежала рядом. В небе стояла почти полная луна, более яркая и быстрая в своем движении, чем Луна земная. Ее сияние затмевало почти все звезды, призрачным инеем падало на кусты. И безжалостно вырисовывало запавшие щеки его жены, полные боли глаза. Ольгу била дрожь, Пит услышал, как стучат ее зубы.
— Мне холодно, родной, — прохрипел в душной тишине субтропической ночи с трудом узнаваемый голос. — Мне холодно.
Затем Ольгу вытошнило, прямо Питу на грудь, и она впала в горячечный бред.
Ифрианцы помогали чем могли, Пит давал жене какие-то лекарства из немногих, имевшихся в аптечке. К восходу (нестерпимое в своем великолепии зрелище, мешавшее золотые, розовые и серебристо-голубые тона) стало ясно, что Ольга умирает.
Пит — а точнее, какой-то механизм, в который превратился его мозг, — обследовал свое собственное состояние. Да, его изможденность объясняется не только тяжелой работой, теперь это стало совершенно ясно. У него тоже случались желудочные неурядицы, иногда его бил озноб. Никакого сравнения с полным распадом Ольги, однако явления того же плана. Ифрианцев болезнь не затронула. Возможно, на людей набросился какой-нибудь местный микроб, считающий крылатую расу несъедобной?
Ответ знали спасатели, появившиеся на острове через два (локальных) дня. Кусты, окружавшие лагерь, широко распространены по всей планете. Одна из исследовательских групп заболела в полном составе, после чего они надели изолирующие костюмы и провели анализ выделенных этим растением испарений. В них содержалось некое вещество, практически безвредное для ифрианцев, но при этом — кумулятивный яд[6] для людей. Первооткрыватели назвали эти кусты «адская колючка». К несчастью, это сообщение поступило только после отплытия катера. Пит выжил по случайности — он целый день работал на открытой местности, в то время как Ольга постоянно находилась в лощине, среди кустов.
Хмурые, помрачневшие Вхэл и Руса вернулись к работе, но Пит пошел не с ними, а в другую сторону. Сам не совсем понимая почему, он нуждался в одиночестве. Только в одиночестве мог он бросить в небо немой, отчаянный вопль: «Почему Ты сделал с ней это? Почему Ты это сделал?» Присмотреть за Ольгой сможет Энэрриан — Энэрриан, которого Ольга вернула к ненужной ему жизни. Пит сделал жене успокаивающий укол, быстро прекративший ее мучительные судороги, невнятное бормотание, скрип зубами. Теперь она будет спать мирным сном, который плавно перейдет в смерть, неизбежную — об этом говорили результаты всех анализов — при отсутствии серьезной медицинской помощи.
Спотыкаясь, он вскарабкался на центральный холм. Со всех сторон лежало огромное спокойствие лазурью и голубизной отсвечивающего моря, над головой нависал такой же безмятежный купол неба. Пит преклонил колени и задал свой вопрос.
Через час он смог сказать: «Да пребудет воля Твоя» — и вернуться в лагерь.
Ольга не спала.
— Пит! — закричала она. — Пит! — Мука исказила голос Ольги до полной неузнаваемости; Пит вообще не узнавал ее в этом скелете, обтянутом пожелтевшей, покрытой испариной кожей, не узнавал длинные слипшиеся пряди белесых волос, его пугали нестерпимый запах и ногти, больно, до крови, вцепившиеся в его руку.
— Где ты был, прижми меня покрепче, как мне больно, Господи, как мне больно…
Пит сделал ей еще один укол, но почти без всякого эффекта.
6
Яд, действие которого зависит не от разовой, а общей, накапливающейся, кумулятивной дозы.