Группа риска

Погреб по площади не уступал дому, а в высоту намного превышал человеческий рост и был ярко освещен. В дальнем его конце лежали трое окровавленных мужчин в наручниках и порванной одежде. Около лестницы стояли двое. Один, довольно молодой парень в спортивном костюме, с будничным видом держал в руке автомат АКС-74У. Другой, более старший по возрасту и одетый так же, как и Ромео, поигрывал резиновой милицейской дубинкой.

Ромео забрал и повесил себе на плечо автомат, коротко кивнул в сторону лестницы — и оба его коллег, ни слова не говоря, быстро выбрались наверх, закрыв за собой крышку люка.

— Это они, — Ромео показал рукой на окровавленную и ободранную троицу. — Как видите, мы свое слово держим.

Марков молчал. Обстановка действовала на него угнетающе, и весь его недавний пыл, желание рассчитаться с обидчиками своими руками, испарились. Даже злости не осталось. Хотелось побыстрее выбраться отсюда, вернуться в город, в свою контору, к нормальным людям, которые не устраивают в подвалах допросы и не щелкают предохранителем автомата с таким видом, с каким простые смертные снимают трубку телефона. Но Ромео ждал. Стоял рядом и ждал с откровенно скучающим видом, чуть ли не зевая, покачиваясь с пятки на носок. Чтобы не уронить себя в его глазах, Марков прошел вперед и остановился, разглядывая лежащих на полу мужчин. Всем было лет по двадцать пять — тридцать, не толстые и не худые… Сказать о них больше было трудно. Лица разбиты до неузнаваемости, раньше Владимир Иванович видел такое только в боевиках. У одного кровь залила все лицо, вместо глаза — жуткое месиво из красно-белых ошметков, к разорванной нижней губе прилип выбитый зуб… У второго с лицом получше, если не считать содранного со лба огромного лоскута кожи, но пальцы превращены в кровавое месиво, а левая рука рассечена от локтя до плеча, и из разреза торчит кусок стекла. Оба были без сознания, и только третий, лежащий на спине с изогнутыми под немыслимым углом руками, поднял на Владимира Ивановича мутный, ничего не означающий взгляд человека, уже переставшего ощущать боль и мечтающего о скорой смерти.

Марков смотрел на них несколько секунд, а потом его вырвало. Он отскочил к стене, уперся в нее руками и долго стоял под насмешливым взглядом Ромео, опустошая желудок от недавнего обеда.

— Не хотите подкрепиться? — дождавшись, пока Владимиру Ивановичу немного полегчает, Ромео протянул маленькую фляжку с коньяком. — Закусить нечем, но продукт натуральный, пойдет нормально…

Марков, с трудом отлипая от стенки, промычал нечто невразумительное.

— Как хотите, — Ромео спрятал фляжку в боковой карман пиджака. — Ничего страшного, вполне нормальная реакция непривычного человека. Вы с ними разговаривать будете? Старший тот, одноглазый… Боюсь, правда, что он сейчас не очень расположен к беседам.

Будто в подтверждение этих слов, «одноглазый» пошевелился и издал стон, исполненный такой нечеловеческой боли, что Марков почувствовал новый позыв рвоты и поспешно замотал головой, давая Ромео понять, что вполне доверяет его словам и допрашивать никого не намерен.

— Как хотите. Тогда не будем терять время. Все равно, все их… э-э… показания записаны, так что потом послушаете, в спокойной обстановке. С деньгами не все ясно, но это мы уже разберемся без них… Так вам они, я полагаю, больше не нужны?

Освободившийся от последних остатков обеда Марков отошел от стены, пытаясь вытянуть из кармана носовой платок.

— Хорошо… Вы — сами? — Ромео многозначительно шлепнул ладонью по стволу автомата, но Марков, выпучив глаза, с такой скоростью замотал головой, что он сразу все понял и даже не стал спрашивать причин отказа. — Отойдите, пожалуйста, в сторону… Вот сюда, к стеночке… Ага!

Ромео снял автомат с плеча, отогнул в боевое положение приклад. Немного подумал и перевел флажок предохранителя из положения «одиночная стрельба» в положение «автоматический огонь», поднял оружие.

— Сейчас громко будет. Петька, рас…яй, опять глушитель забыл. Вы рот откройте, или уши зажмите. Да я вам серьезно говорю!

Ошалевший от всего происходящего Марков послушно заткнул уши пальцами и разинул рот.

Удовлетворенно улыбнувшись, Ромео, держа автомат поднятым к плечу, прошел вперед и остановился метрах в десяти от лежащих на полу мужчин. Марков поспешно зажмурился… И подпрыгнул, когда подвальную тишину разорвал грохот автоматной очереди.

Ромео расстрелял весь магазин, все тридцать патронов. В наступившей вслед за этим оглушительной тишине Марков услышал, как он негромко, удовлетворенно прокомментировал: «Порядок…», и почувствовал, что теряет сознание.

Неимоверным усилием воли Владимиру Ивановичу удалось удержать себя в руках и, с трудом переступая негнущимися ногами, он побрел к спасительной лестнице.

— Порядок, — еще раз подтвердил Ромео, клацая предохранителем. — Тут, недалеко, кладбище есть, там мы их и упокоим. Много там таких, как они, лежит…

Карабкаясь по лестнице, Владимир Иванович все-таки открыл глаза… Перед тем, как потерять сознание, он успел заметить залитые кровью стены, разорванные внутренности и оторванную и отброшенную пулями далеко в сторону левую руку одноглазого, на запястье которой продолжали идти уцелевшие «командирские» часы. Последняя подробность врезалась в его память навсегда.

Очнулся он, уже сидя на заднем сиденье «форда». Степа курил, пытаясь пускать дым колечками, а Ромео, перегнувшись с переднего кресла, подносил ему нашатырный спирт.

— Поехали, Степа, — распорядился Ромео, убедившись, что Марков окончательно пришел в себя. — Дальше уже без нас разберутся.

Степа развернул машину и поехал по проселку к шоссе. Следом за ними пошла еще одна машина. Вторая и микроавтобус остались стоять, и Марков подумал, что именно на нем и будут вывозить трупы.

— Как видите, мы свои обязательства исполняем, — еще раз сказал Ромео. — Мы же обещали вам их обязательно найти? Теперь ваша очередь… Что там с «Кабан консалтинг»? Они до сих пор не перевели деньги?

— Перевели, сегодня… — пробормотал Марков. Если бы Ромео сейчас потребовал от него генеральную доверенность на все имущество, то он подписал бы ее, не задумываясь, и спросил бы, чем еще может помочь. Но Ромео проявил великодушие и ничего подобного требовать не стал.

— Перевели, значит… Это хорошо! Значит, я так понимаю, с нашим делом мы в ближайшие дни покончим?

— Да…

Марков подумал, что, действительно, еще несколько дней, и он навсегда забудет эту страну и связанные с ней переживания, и эта мысль приободрила его.

Когда Степа с Ромео увезли Маркова и машины скрылись из вида, Валя-Латыш прошел в дом и заглянул в погреб.

Трое «расстрелянных» продолжали лежать в тех же позах, но открыли глаза и вполголоса переговаривались. Если бы эту сцену увидел Владимир Иванович, то остаток дней своих он неминуемо провел бы в психушке, где, без сомнения, не вспоминал бы ни страну, ни друзей и не переживал бы уже ни о чем.

— Вставайте, они уехали, — поторопил Валя. — Через час ваш самолет… Помоетесь здесь, заберете в гостинице вещи — и в аэропорт. Я сам тут приберу.

— «Клиент» доволен? — спросил «одноглазый», поднимаясь и подбирая пластмассовую руку с часами.

— Нет, — поморщился Валя. — Ненатурально получилось. Я же предлагал, для правдоподобия боевыми стрелять…

Степа подвез Маркова к самому офису. На прощание Ромео протянул Владимиру Ивановичу аудиокассету, со вкладыша которой жизнерадостно улыбались голубоватые супермены из группы «Ха-Ха».

— Вот, послушайте на досуге. Это то, о чем я вам говорил. Здесь все подробности — как они ее украли, где держали, как забрали деньги. Послушайте, только не забудьте потом уничтожить.

Слушать кассету Марков не стал. Вечером, перед тем, как заняться с секретаршей Светой сеансом снятия стресса, Владимир Иванович запер дверь в кабинет, вытянул из кассеты ленту и сжег ее в пепельнице. Подумав, он раздавил каблуком сам корпус, а заодно с ним и футляр, а цветастый вкладыш разорвал на мелкие куски и бросил в унитаз. После этого он вытащил из бара бутылку водки, налил полный стакан и выпил, не закусывая.