Страница 5 из 35
— Вы уверены, что исключили тех, кого нужно? — Можайский.
— Понимаю ваше заступничество…
— Это не заступничество: это — законный интерес.
Митрофан Андреевич, как будто в нерешительности, потеребил свой ус, но ответил твердо:
— Уверен.
Можайский вздохнул:
— Ну что же…
— Юрий Михайлович!
— Да?
— Я сделал все, как полагается!
— Не сомневаюсь, мой друг, не сомневаюсь.
Можайский — прищуром — потушил улыбку в своих глазах и улыбнулся губами. Его обычно мрачное в угрюмой неподвижности лицо на мгновение обрело человечность снисхождения к простительным промашкам.
Наш юный друг опять слегка покраснел, но теперь уже от удовольствия.
— Не стоит придавать моим словам такое насыщенное значение, — Митрофан Андреевич перевел взгляд с «нашего князя» на поручика и обратно. — Я, повторю, ни в чем не упрекаю молодого человека. Напротив: хвалю. Редкая дотошность, редкое умение подмечать совсем неочевидное… мало кто, имея к тому же столь ограниченное время, справился бы с этой работой столь же хорошо. Всего лишь недостаток опыта и знаний, но знаний специфических: таких, какие и с опытом полицейской работы приходят далеко не всегда. В конце концов, что общего между пожарными и наружной полицией кроме того, что и вы, и мы состоим на службе одного градоначальства? Наконец, замечу, ваше участие в расследовании — дело вообще… non-spécialisé[15].
— Мы поняли, продолжайте.
Митрофан Андреевич, вероятно, решив, что его пояснения приняты холодно, пожал плечами: мол, коли так, то и Бог с вами. Это его ощущение не соответствовало действительности, но Можайский не стал его опровергать.
— В общем, господа, откорректировал я список и пошел навестить покойника.
— Кого?! — Инихов подскочил из кресла.
Я от неожиданности тоже дернулся и уронил карандаш:
— Кого?! — задал я такой же вопрос.
— Кого?! — воскликнул Гесс.
— Кого? — попятился Монтинин.
— Покойники! — донеслось с дивана.
Я посмотрел в ту сторону и обнаружил доктора, приподнявшегося на локте с видом совершенно осоловелым.
— Покойники! — повторил Михаил Георгиевич. — Вы не поверите, но как раз сегодня…
Что произошло «сегодня» и какое к этому касательство имели покойники, мы так и не услышали: Михаил Георгиевич снова повалился на подушку и засопел в блаженном забытьи.
Митрофан Андреевич рассмеялся:
— Успокойтесь, господа! Я же фигурально!
— С этим делом уже и не поймешь, что фигурально, а что нет! — проворчал Инихов, вновь усаживаясь поудобней.
— И не говорите! — Чулицкий.
Михаил Фролович вообще-то оставался спокоен и даже развеселился практически так же, как сам Митрофан Андреевич, но и он не упустил возможность поворчать:
— И не говорите! — повторил он. — Эдак скоро мы от любого оборота речи в обморок будем хлопаться! Что, впрочем, ничуть не означает отсутствие необходимости выбирать выражения!
Митрофан Андреевич бросил на Чулицкого скептический взгляд, но возражать не стал.
— К покойнику, господа, — тут же пояснил он, — это значит по адресу его прежнего жительства.
— А! — Можайский. — Но такой покойник у нас — это…
— Правильно: Василий Бочаров.
— А разве пожарные чины не в казармах проживают?
— В казармах. Но эта обязанность никак не мешает иметь и собственное жилье. Кроме того, у Бочарова были, если вы помните, две сестры: родная и сводная. Они-то и занимали постоянно квартиру, которую из своих средств содержал их брат. Собственно, странные обстоятельства смерти одной из сестер, а равно и странное имущественное распоряжение другой, пожертвовавшей доставшийся ей капитал в эмеритальную кассу, и стали тем основанием, которое заставило вас… вас, Юрий Михайлович, и вас, Николай Вячеславович… включить Бочарова в список подозреваемых.
— Да, верно.
— Вот на эту квартиру я и отправился первым делом.
— За кем она сейчас?
— По-прежнему за сводной сестрой Бочарова.
— Гм… начинаю понимать.
— Разумеется. — Митрофан Андреевич кивнул. — Самое очевидное — начать с нее.
— Сыщики!.. — проворчал Чулицкий. — Это же надо: мы целую ночь заседали, а до такого не додумались!
Митрофан Андреевич улыбнулся:
— На любую старуху бывает проруха или, как говаривал один мой старинный знакомец, «если есть что откручивать, инструмент тоже найдется!» Вы просто не посмотрели на полочке… хотя, чего уж скрывать, я удивился тому, что сестру Бочарова вы обошли вниманием!
Можайский смущенно хмыкнул.
Инихов сделал вид, что занят новой сигарой, которую он только что извлек из портсигара.
Наш юный друг нахмурился:
— Но позвольте!
— Что?
— Если все остальные исчезли, то…
— Нет. — Митрофан Андреевич покачал головой. — Сестра Бочарова никуда не исчезла. Как и Некрасов, она продолжала жить в той же квартире, которую занимала до смерти брата.
— Удивительно!
— Нет. — Митрофан Андреевич вновь покачал головой. — Если с Некрасовым — да, удивительно, или если с исчезновением остальных удивительно — как угодно, то с сестрой Бочарова ситуация в корне иная.
— Почему?
— Во-первых, — начал загибать пальцы Митрофан Андреевич, — сам Бочаров не являлся ни жертвой направленного против него преступления, в каковые жертвы вы поначалу записали всех мнимых погорельцев, ни преступником, инсценировавшим собственную гибель в огне. Бочаров действительно погиб, и его смерть, по всей видимости, стала результатом несчастного случая. Во-вторых, смерть его родной сестры — освежите в памяти даты — наступила не в тот же промежуток времени, что у других. И я уверен, что если посмотреть медицинское заключение, то и причина смерти окажется иной… жаль, прямо сейчас мы этого установить не можем…
Митрофан Андреевич покосился на спавшего доктора.
— …но, тем не менее, лично я, руководствуясь только рассказом другой сестры, готов тельца поставить против яйца, что и эта смерть не стала следствием преступления!
Взгляды всех устремились на Можайского. Его сиятельство чуть отступил и, склонив голову к плечу — напомню, свойственный ему рефлекторный жест, — вяло, без энтузиазма всплеснул руками:
— Я-то что?
— Можайский!
— Да говорю же, я тут ни при чем!
Чулицкий сделал шаг вперед:
— Конечно, конечно!
Пришлось вмешаться мне:
— Отчасти, Михаил Фролович, в этом и я виноват.
Чулицкий быстро поворотился ко мне:
— Да?
— Да, — с изрядным мужеством, хотя и с неприятным ощущением в области желудка, подтвердил я. — Это я, предложив Можайскому версию, не проверил детали. Так стройно всё получалось!
— Но, — тут же не остался в долгу поначалу решивший все отрицать Можайский, — Бочарова предложил все-таки я…
— Можайский!
— Да, Михаил Фролович, — ты прав, — его сиятельство уже с большей искренностью развел руками, — вина, конечно, моя. Это я эффектно подсунул Бочарова Никите: еще при первом нашем разговоре на эту тему. Когда Никита огорошил меня подборкой собранных им фактов, я тоже — каюсь! — решил его поразить…
Его сиятельство посмотрел на меня:
— Уж извини…
Я кивнул.
— В свете собранных Никитой фактов смерть Бочарова вспомнилась мне сразу. Она совершенно — по внешним обстоятельствам — подходила под общие описания: человек погибает в огне, у него остаются родственники, один из которых — прямой наследник — тоже вскоре умирает, а другой распоряжается наследством в пользу благотворителей. Я не подумал о том, что это могло быть простым совпадением!
— Совпадением? — изумился наш юный друг.
— Вероятно, да.
— Но что же получается? Бочаров — не преступник?
— В том смысле, в каком мы полагали, — безусловно, преступник. Думаю, своим рассказом Митрофан Андреевич это подтвердит.
Кирилов утвердительно кивнул.
— А во всем остальном?
— Нет.
— И его сводная сестра ни в чем не виновата?
15
15 Не входящее в обязанности или выходящее за рамки обязанностей. Митрофан Андреевич подбирает — попутно его же и создавая — мягкий термин для обозначения незаконной деятельности.