Любимцы фортуны

— Ну-ну, милая, успокойся. — Минни потрепала дочь по голове, словно послушного пса. — Поверь, увлечение отца этой женщиной скоро пройдет, так бывало и раньше. Ей придется уйти, и мы сможем расслабиться.

— Надеюсь, мамочка. — Лори шмыгнула носом и трубно высморкалась в крахмальный платочек. — Возможно, она ничем не отличается от других любовниц отца, но ведь до этого момента он ни одну из них не пытался ввести в дом! Господи Боже, ей всего двадцать девять. Она моложе Пита!

— Я и сама умею считать, дорогая, — вздохнула Минни. Она расправила плечи и уверенно улыбнулась, пытаясь подать пример самообладания дочери. — Постарайся не нервничать. Мы все — ты, я и Пит — должны собраться с духом. Если мы не будем сломлены, эта женщина не продержится в нашем доме и месяца! — Она кивнула головой, словно сама с собой соглашаясь. — И вот еще что, милая. Я — жена твоего отца и хозяйка дома. И ничто — абсолютно ничто — не изменит этого факта!

Лори с восхищением уставилась на мать и даже перестала шмыгать. Конечно, Пит часто говорил, что всепрощение и покорность Минни — отнюдь не признак внутренней силы, а проявления слабости характера, но Лори не могла с ним согласиться. Ее изумляла стойкость матери, ее спокойствие и способность вытерпеть любые муки с достоинством, свойственным истинным леди. Лори мать представлялась драматической героиней, способной преодолеть невзгоды и превратности судьбы. Она искренне жалела, что не унаследовала от Минни силы духа. Быть может, тогда ее жизнь не была бы такой жалкой и бессмысленной.

— Итак… — Минни мягко улыбнулась, желая прекратить неприятную тему. — У нас много дел! Для начала стоит перебрать цветы, которые принес садовник. Мы же хотим, чтобы отец остался доволен ужином, не так ли?

Для всех, кто знал Дьюка и Минни Макмаон, их брак был загадкой.

Когда они впервые встретились, еще в далеких тридцатых, Минни была застенчивой и невероятно привлекательной девушкой, дочерью Пита Миллера, одного из самых влиятельных землевладельцев Коннектикута, и его жены Мэрилин, уважаемой в обществе дамой. На прием у Миллеров Дьюка привела его последняя подружка, коим не было числа. В то время он был подающим надежды актером — еще не звездой, но уже и не безвестным молодым дарованием — и успел заработать репутацию прожигателя жизни и плейбоя, не пропускавшего ни одной вечеринки.

Минни Миллер заинтересовала его сразу и весьма сильно. Она стояла в углу зала и разговаривала со своим братом Остином, равнодушная к напиткам и веселью. Она являла собой все то, чего так долго был лишен Дьюк, выходец из простой семьи. Она была красивой, хрупкой и невинной, при этом образованной и богатой. Дьюк долго таращил на Минни глаза, не решаясь подойти. Девушка казалась скромной и чопорной, словно протестантская непорочная дева, и Дьюку немедленно захотелось сорвать этот прекрасный цветок. Для католика родом из Ирландии это были довольно самонадеянные мечты, однако цель оправдывала средства.

Он пригласил девушку на танец, чем весьма разозлил свою подружку, но Минни ответила отказом, возмущенно покраснев и вцепившись пальцами в локоть брата. Дьюк был очарован. Он даже не представлял, что в радиусе сотни километров от Манхэттена можно встретить столь скромную девушку.

Именно в тот момент он и пообещал себе, что добьется Минни Миллер любой ценой. Следующие девять месяцев прошли в попытках соблазнить наивное создание.

Ему было невдомек, что Минни влюбилась в него с первой же встречи. Дьюк был чертовски хорош собой, нагл и обаятелен. Черные как вороново крыло волосы, яркие лучистые глаза, глубокий бархатный голос сводили с ума женский пол, Минни Миллер тоже не устояла. Она желала Дьюка и боялась его, он был старше и опытнее, она чувствовала исходящую от него опасность и невольно тянулась к нему. Он был так непохож на прилизанных, болтливых приятелей Остина, которым она никогда не отказывала в танцах!

Сила этого влечения пугала девушку. Она знала, что мать не одобрит ее выбора. Дьюк являл собой ее полную противоположность — простолюдин, человек иного вероисповедания, грубый, необразованный повеса. Но каждую ночь Минни засыпала с мыслями о нем, втайне представляя, как он крадет ее поцелуи.

В конечном итоге, как это часто в жизни бывает, страсть и любовь победили чувство вины перед родителями, и Минни сдалась. Ей было восемнадцать, когда Дьюк лишил ее невинности в одном из лодочных домиков у озера, неподалеку от летней резиденции Миллеров в Майне. Для Дьюка, который привык к более раскованным и изощренным голливудским женщинам, испуганное сопение и каменная поза Минни не доставили особого удовольствия. Ему было просто скучно. Девушка тряслась, словно осиновый лист, глаза были широко распахнуты, руки, словно помимо ее воли, пытались оттолкнуть Дьюка. А потом она ревела — так долго, что у Дьюка промокла рубаха.

Но, невзирая на этот неудачный первый опыт, Дьюк был переполнен ликованием. Он не просто получил тело невинной Минни, но и смог завоевать ее сердце — дар столь редкий и хрупкий, что это смягчило разочарование от жалкого физического контакта. Дьюк нашел в Минни нечто, что взывало к нему и заставляло быть лучше и благороднее. Он был немало удивлен, когда понял, что влюблен, впервые в жизни.

* * *

Они поженились через три месяца. Венчание состоялось в маленькой католической церкви на Бродвее. Пит Миллер мрачно вел дочь по проходу церкви, его лицо было серым, как пепел. Уже того, что его дочь выходит замуж за проходимца, было достаточно, чтобы потрясти Пита, но еще и католическое венчание! Его предки, думал он, переворачиваются в гробу.

Для Дьюка день свадьбы стал одним из самых счастливых в жизни, а потому он долго не мог взять в толк, с чего вдруг его молодая жена принялась реветь, когда машина отъехала от дома Миллеров на Манхэттене.

— Да что с тобой такое? — спросил он изумленно, протягивая ей салфетку. На его лице застыло неудовольствие. — Только не говори, что уже жалеешь, что вышла за меня замуж!

— Нет, Дьюк, что ты! — пискнула Минни и снова залилась слезами. — Разве об этом можно жалеть? Дело совсем не в тебе. Я плачу, потому что завтра мы уезжаем в Калифорнию, а я никогда не уезжала от мамы и папы так далеко. Я буду ужасно скучать по ним и по Остину.

Вспомнив о брате, она принялась завывать пуще прежнего. Дьюк силился посочувствовать жене, но не мог. Ему никогда не нравился бесхребетный, напыщенный братец Минни, а потому он был только рад, что еще долго не увидит его физиономию.

— Да брось, детка. — Не отрывая глаз от дороги, Дьюк потрепал правой рукой коленку жены. — Я же увожу тебя не на край света, не в Европу или Австралию, правда? Твои родители смогут навещать тебя в любое время. Бьюсь об заклад, не пройдет и пары недель, как они нагрянут с визитом.

Минни печально помотала головой:

— Я так не думаю. Ты же знаешь, что моя родня не в восторге от нашего союза. Что, если они так и не простят меня?

— Простят, куда они денутся, — пробурчал Дьюк мрачно. Ему не нравилось, что жена думает об их браке как о грехе, который нуждается в прошении.

Пожалуй, первый год брака был самым счастливым для них обоих. Дьюк купил большой дом в северной части Голливуда. В те годы эта земля ценилась не дороже грязи, поэтому особняк достался ему за бесценок. Минни утешилась тем, что занялась оформлением комнат, а Дьюк участвовал в новых проектах. Его карьера пошла на взлет, и в 1941-м он получил главную роль в фарсовой комедии «Шах и мат».

Родители Минни относились к зятю все так же холодно, и потому несчастная девушка виделась с ними всего раз, в Палм-Спрингс. Однако в остальном Минни была счастлива, ей нравилась роль хозяйки большого дома. В особняке Дьюка часто давались приемы, на которые собирались первые лица Голливуда. Как-то раз Минни отметила, что все меньше скучает по родному дому и уже совсем не чувствует за собой вины за брак с католиком.