Любимцы фортуны

Сердце Даниеля стучало, как ненормальное. Конечно, Стайн был прав, но он решил держаться до конца.

— Чушь! — прошептал он в трубку, зажимая ресивер рукой и оглядываясь на дверь. Ему не хотелось, чтобы разговор ненароком услышала жена. — Сиена поставила подпись в договоре, так что с меня взятки гладки. Я не обязан был заявлять в полицию, если этого не хочет больная. Я всего лишь врач, Рэндалл. Тебе не на чем меня поймать.

— Слушай внимательно, ты, идиот! — Со Стайна мигом слетело спокойствие. Предательство соучастника здорово напугало его и заставило броситься в атаку. — У меня имеется неустойка в девять миллионов баксов за проблемы в съемках, и их повесят на меня, если история всплывет! Если Сиена заявит в полицию, я по уши в дерьме! Я потащу тебя на дно за собой, можешь быть уверен!

— Что-то я не понял, — раздраженно сказал Санфорд. — Почему эти деньги должны повесить на тебя?

— В контракте есть пункт о моральном ущербе. Если мои действия или слова нанесут моральный ущерб кому-либо из съемочной бригады, на меня лягут все неустойки. Мне пришлось подписать этот чертов контракт, ведь я — исполнительный продюсер!

— Хм… — Даниель задумался. — Значит, если Сиена докажет, что именно ты избил ее до полусмерти и сорвал тем самым съемки, тебе придется выложить из собственного кармана девять лимонов? Я верно понял?

— Верно, — буркнул Рэндалл. Наконец-то проклятый докторишка понял, как высоки ставки в этой игре. — Так что сегодня же садись в самолет и тащи свою задницу в Нантукет. Если я попадусь, я немедленно тебя сдам. Нужно придумать, как заткнуть Сиене рот.

Повисла долгая пауза. Стайн терпеливо ждал. Он был уверен, что его блеф сработает и Санфорд примчится в Нантукет, поджав хвост.

— Что-то мне не нравится то, что ты предлагаешь, — наконец сказал Санфорд. — И знаешь что? Я молюсь всем сердцем, чтобы бедняжка пошла к копам и отправила тебя за решетку. Даже не представляю, как ты можешь ее остановить. — Он услышал в трубке нечто похожее на всхлип ужаса, но останавливаться не стал. — Быть может, вдохновленные ее примером, в полицию обратятся и те девушки, которых ты избивал раньше. Думаю, люди должны знать, что ты — полный псих, опасный для общества.

— Ты пожалеешь о том, что сейчас сказал! — прошипел Стайн. — Я сделаю все, чтобы у тебя отняли врачебную лицензию…

— А что касается девяти миллионов… — продолжал Даниель, уже не обращая внимания на угрозы. Стайн слишком долго держал его за горло, и Санфорд давно желал освободиться из-под его власти. — Девять лимонов… ха! Уверен, что хороший парень вряд ли попал бы на такие деньги.

Санфорд повесил трубку, удовлетворенно вздохнул и вышел из кабинета. За дверью оказалась Кора, которая, похоже, вслушивалась в разговор, взволнованная резким тоном мужа. Застигнутая врасплох, она смутилась и покраснела.

— Все в порядке? — спросила она, кусая губы. — У тебя был такой голос…

Даниель улыбнулся и привлек Кору к себе.

— Все в полном порядке, милая. Лучше и быть не может!

Когда самолет покинул Бостон, Сиена ощутила запоздалые сожаления. Не потому, что осмелилась уехать от Рэндалла (она никогда не была так уверена в своих действиях, как в этом случае), а потому, что страшилась возвращаться в Лос-Анджелес. В аэропорту девушка судорожно цеплялась за руку матери и шла, опустив вниз лицо, обезображенное шрамами.

И все-таки ее переполняло ликование: она могла видеть! Пусть зрение вернулось не полностью, но она и не ослепла, а это уже была маленькая победа.

На Сиене была бесформенная майка и джинсы, волосы убраны под бейсболку, на глазах огромные солнцезащитные очки. Разумеется, ее никто не узнавал. Клэр торопливо приобрела два билета первого класса и вместе с дочерью скользнула в салон самолета раньше других пассажиров.

Много лет Сиена шла навстречу славе и всеобщему поклонению и лишь сейчас с удивлением поняла, что быть незаметной довольно приятно. В нее не тыкали пальцами и не дергали за руку, желая получить автограф. Ей не нужно было растягивать губы в улыбке и следить за каждым своим жестом и словом.

Всю дорогу Сиена напряженно молчала и была благодарна матери за то, что та не лезла к ней с разговорами.

Меж тем Клэр позвонила в больницу и выяснила, что состояние Пита стабильно.

— Можете не мчаться сюда со всех ног, миссис Макмаон, — сообщил ей врач. — Я знаю, что вы далеко от дома, но это не страшно. Состояние вашего мужа удовлетворительное.

Клэр заметно расслабилась и сосредоточила внимание на дочери. Она осторожно разглядывала Сиену, не решаясь потревожить глупой болтовней. Дочь погрузилась в свои мысли, и Клэр не оставалось ничего другого, как уткнуться в книгу до конца полета.

Сиена смотрела в иллюминатор и напряженно думала о будущем. Она желала, чтобы Стайн заплатил за ее страдания. Но добиться справедливости было не так-то просто. Рэндалл был богат и уважаем, а потому к его услугам были толпы адвокатов и журналистов, которые могли повлиять на мнение общественности и даже полицейских. Стайн запросто мог обвинить Сиену в клевете. Он даже обещал уничтожить ее в случае огласки.

Стайн был прав в одном: путь в Голливуд отныне для Сиены закрыт. Женщине не сделать карьеру, имея в арсенале лишь один зрячий глаз и обезображенное лицо. В этом смысле Рэндаллу уже удалось ее уничтожить.

Коснувшись двумя пальцами выпуклого шрама, Сиена ощутила, как ее желание отомстить крепнет. Она знала, что не отступит, и приготовилась к борьбе, даже если схватка предстоит нелегкая.

Злость и ненависть к Рэндаллу уступили место грусти. Уткнувшись лбом в пластик окошка, девушка начала тихо плакать. Она оплакивала не свою утраченную красоту, не потерянные деньги и славу. Она плакала даже не о времени, прошедшем в глупой борьбе за то, чего ей никогда больше не достигнуть. Она плакала по одному-единственному человеку.

И по странному совпадению, за тысячи миль от нее, в далекой Англии, этот человек плакал о ней.

Прошло три недели после ссоры с Фредерик.

Макс откинул одеяло с постели в номере отеля в Манхэттене и начал лениво стягивать одежду. Настроение у него было препоганое.

Может, сделать себе теплую ванну?

Он был встревожен тем настроением, в котором пребывал последнее время. Порой тоска захлестывала его волной на пустом месте. В такие моменты ему хотелось плакать, но он сдерживался, понимая, что мужчине его возраста подобное поведение не пристало. Макс всерьез начал подумывать о визите к психологу. Пусть пропишет антидепрессанты, что ли?

Он все-таки налил себе ванну и опустился в теплую воду. Хотелось найти хоть одну добрую мысль в голове, забитой отчаянием.

Макс со стыдом вспоминал свое ужасное поведение в тот день, когда приехали строители и заполонили грузовиками луг перед замком брата. Сам того не желая, Макс жестоко обошелся с Фредди и до сих пор корил себя за это.

— Ты заслуживаешь лучшего, — сказал он девушке на следующий день. — Тебе нужен человек, сердце которого открыто для новой любви. Тебя должны лелеять и холить, потому что ты этого достойна…

Погрузившись в воду до подбородка, Макс закрыл глаза. Перед внутренним взором снова явился образ Фредерик. Как она смотрела на него тогда! С отчаянием, болью и сочувствием, словно не он был виновником ее несчастья.

— Я не хочу любить никого, кроме тебя, — тихо сказала девушка. — Мне нужен только ты.

Но оба знали, что их роман обречен.

После этого разговора Макс предпочел принять предложение агента и уехал в Америку ставить очередную пьесу. Правда, улететь сразу же не получилось — было бы несправедливым бросить брата и его жену, как только беда постучалась к ним в дверь, поэтому Макс лишь два дня назад купил билет на самолет.

Конечно, никакой особой поддержки Генри и Маффи Макс оказать не мог. Быть может, на самом деле это ему была нужна их поддержка. Ему было страшно остаться наедине со своей болью и одиночеством.