Ому

Амелия! Перигрин! И ты, герой плутовских похождений, граф Фатом! Как мы обязаны вам!

Не знаю, чтение ли этих романов или жажда сентиментальных развлечений толкнули доктора в это время на попытку завоевать сердце маленькой Лу.

Как я уже говорил, дочь По-По вела себя исключительно холодно и никогда не удостаивала нас своим вниманием. Я часто обращался к ней, изображая на печальном лице глубочайшее и самое сдержанное почтение — но напрасно; она даже не поворачивала своего хорошенького смуглого носика. Ах! все ясно, думал я; она прекрасно знает, что за бесстыжие твари матросы, и не желает иметь с нами никакого дела.

Но мой товарищ так не думал. Он хотел, чтобы холодное сияние бесстрастных глаз Лу разгорелось ярким огнем.

Долговязый Дух повел компанию с изумительным тактом, приступив к делу крайне осторожно и три дня довольствуясь лишь тем, что умильно смотрел на нимфу в течение пяти минут после каждой трапезы. На четвертый день он задал ей какой-то вопрос; на пятый она уронила ореховую скорлупу с мазью, а он поднял и вручил ей; на шестой он подошел и сел в трех ярдах от дивана, на котором она лежала. А в памятное утро седьмого дня он открыл огонь по всем правилам.

Девушка полулежала на устланном папоротником полу, одной рукой подперев щеку, а другой переворачивая страницы таитянской библии. Доктор приблизился.

Основное затруднение, с которым пришлось ему столкнуться, заключалось в том, что он совершенно не знал любовного словаря островитян. Но, говорят, французские графы восхитительно объясняются в любви на ломаном английском языке; ничто не мешало доктору сделать то же на сладкозвучном таитянском. И вот он начал.

— Ах! — сказал он с очаровательной улыбкой, — Ои миконари? Ои читайт библия?

Никакого ответа, ни даже взгляда.

— Ах! Маитаи! Очень корош читайт библия миконари.

Не пошевелившись, Лу стала тихо читать вслух.

— Миконари библия читайт корош маитаи, — снова произнес доктор, изобретательно переставив слова в третий раз.

Но все было бесполезно; Лу не обращала внимания.

В отчаянии доктор умолк; но как было отступить? Он растянулся во всю длину рядом с ней и, набравшись смелости, стал перелистывать страницы.

Лу вздрогнула, чуть-чуть, едва заметно вздрогнула, а затем, зажав что-то в руке, продолжала лежать совершенно неподвижно. Доктор, несколько испугавшись своей собственной дерзости, не знал, что делать дальше. Наконец, он осторожно обнял одной рукой девушку за талию и в то же мгновение с криком вскочил на ноги. Маленькая чертовка вонзила в него колючку, а сама продолжала по-прежнему спокойно лежать, переворачивая страницы и шепотом читая.

Мой долговязый друг тотчас же снял осаду и в беспорядке отступил к тому месту, где лежал я, наблюдая за происходящим.

Я почти уверен, что Лу сообщила об этом происшествии своему отцу, который вскоре вошел, так как тот бросил на доктора несколько странный взгляд. Но По-По ничего не сказал и через десять минут был так же приветлив, как всегда. Что касается Лу, то она ничуть не изменилась, и доктор, конечно, больше не предпринимал никаких попыток.

Глава 78

Миссис Белл

Как-то днем, задумчиво прогуливаясь по одной из тропок, вьющихся среди тенистых рощ в окрестностях Талу, я в изумлении застыл перед солнечным видением. Навстречу мне, помахивая зеленой веткой, легким галопом ехала верхом на резвом белом пони красивая, очаровательно одетая молодая англичанка.

Я оглянулся, чтобы убедиться, действительно ли я в Полинезии. Кругом росли пальмы, но откуда же здесь эта леди?

Когда видение приблизилось, я отошел к краю тропинки и вежливо поклонился. Дама бросила на меня смелый лучистый взгляд, а затем, потрепав по шее свою лошадку, весело воскликнула: «Лети, Уилли!»… и поскакала среди деревьев; я побежал бы за очаровательной всадницей, но копыта Уилли так быстро стучали по сухим листьям, что преследование было бесполезно.

Я направился прямо к дому По-По и рассказал доктору о своем приключении.

Назавтра мы узнали из расспросов, что незнакомка приехала из Сиднея, живет на острове около двух лет и что она жена мистера Белла (счастливчик!), владельца плантации сахарного тростника, о которой я упоминал раньше.

В тот же день мы отправились на эту плантацию.

Местность вокруг поражала красотой: плоская зеленая чаша, окруженная пологими склонами холмов. Плантация сахарного тростника — в различных стадиях зрелости его было здесь около сотни акров — имела цветущий вид. Впрочем, большой участок земли, прежде, по-видимому, обрабатывавшийся, был теперь заброшен.

Извлечение сахаристого вещества производилось под огромным навесом из бамбука. Там мы увидели несколько грубых приспособлений для дробления тростника, а также большие котлы для выпаривания сахара. Но в настоящее время работы не велись. Два-три туземца сидели в одном из котлов и курили; еще один играл в карты с тремя матросами с «Левиафана».

Пока мы разговаривали с этими молодчиками, подошел какой-то незнакомый человек — загорелый европеец романтического вида в широком костюме из нанки; его тонкая шея и грудь были обнажены, и он щеголял в гуаякильской шляпе с полями, напоминавшей китайский зонтик. Это был мистер Белл. Он вел себя очень вежливо, показал нам поместье и, приведя нас в какое-то подобие беседки, предложил, к нашему удивлению, угостить нас вином. Люди предлагают часто, но мистер Белл не ограничился только словами, а достал бутылку ароматного хереса. Мы пили его из только что сорванных и разрезанных пополам лимонных дынь. Роскошные кубки!

Вино было куплено на Таити у французов.

Мистер Белл принял нас крайне любезно, но мы ведь пришли, чтобы увидеть миссис Белл. Увы, она действительно оказалась видением: этим утром она уехала в Папеэте навестить жену одного из миссионеров.

Я шел домой сильно опечаленный.

Откровенно говоря, эта дама сильно задела мое любопытство. Прежде всего она была самой красивой белой женщиной из всех, когда-либо виденных мною в Полинезии. Но этого мало. Ее глаза, розы ее щечек, ее божественный вид в седле я не забуду до моего смертного часа.

Владелец плантации сам был молод, крепок и красив. Пусть же плодятся и множатся маленькие Беллы и возносят хвалу благословенной стране Эймео.

Глава 79

Церковь в Талу. Заседание суда в Полинезии

В Партувае находится самая красивая и самая лучшая церковь в Южных морях. Подобно дворцовым зданиям, она стоит на искусственном молу, полукругом выступающем в бухту. Церковь построена из тесаных коралловых глыб — материала исключительно хрупкого, но, как говорят, приобретающего прочность после того, как подвергнется атмосферным влияниям. Чужеземцу эти глыбы кажутся чрезвычайно странными. На их поверхности видны отпечатки, похожие на следы каких-то необычайных окаменелостей, сохранившихся с допотопных времен. Кораллы, когда их вырубают из рифа, бывают почти белого цвета, но постепенно они темнеют, и теперь некоторые церкви в Полинезии имеют такой же закоптелый и древний вид, как знаменитый собор Святого Павла.

Партувайский храм построен в форме восьмиугольника с идущими вдоль всех стен галереями. В нем около четырехсот мест. Внутри все окрашено в коричневато-красный цвет; так как окон, вернее амбразур, очень немного, то темные скамьи и галереи, а также возвышающаяся мрачным призраком кафедра, производят далеко не веселое впечатление.

По воскресеньям мы всегда посещали службу. Сопровождая семью По-По, мы, конечно, вели себя самым благопристойным образом, а потому все пожилые жители деревни несомненно считали нас примерными молодыми людьми.

Места По-По находились в самом укромном уголке, как раз у одного из пальмовых стволов, поддерживающих галерею, к которому я всегда прислонялся; По-По и его супруга сидели по одну сторону, доктор и сын-щеголь — по другую, а остальные дети и бедные родственницы — сзади.