Каинова печать

— Ты все еще хочешь дождаться выписки? Губы Марка тронула усмешка.

— Может быть, я ошибаюсь, — сказал он, прекрасно зная, что правда на его стороне, — но так будет лучше.

А потом все пошло наперекосяк. Он не знал, сколько времени целовал ее, гладил восхитительные упругие выпуклости; лишь когда разум был готов окончательно помутиться от желания, Уайтхед понял, что они движутся той же дорогой. Карла — женщина Кларка, Марк не имеет права прикасаться к ней. Нужно сейчас же остановиться!

Он напрягся изо всех сил, стараясь восстановить контроль над своим телом и не замечать, как Карла в священном страхе трогает свои губы.

— Уайтхед, — прошептала она, — это было невероятно...

— Похоже, — не мог не признаться Марк. Он набрал в грудь побольше воздуха, пытаясь заставить работать мозги, содержимое которых напоминало гоголь-моголь. Чтобы справиться с собственным телом, потребовалось несколько глубоких вдохов и сотня мыслей, действовавших как холодный душ.

Карла улыбнулась и заправила локон за ухо. При этом на ее щеках проступили соблазнительные ямочки.

Марку пришлось сунуть руки под голову и сплести пальцы, чтобы не поддаться искушению снова прижать ее к себе. Какого черта он целовал ее, когда надо было держаться как можно дальше?

— Карла, не могу вспомнить. — Видно, от жара желания его мозги сварились вкрутую, иначе он ни за что не задал бы такого вопроса... — Ты девушка?

Карла отпрянула и попыталась сквозь темные стекла рассмотреть его глаза. Он что, шутит? Но света было мало, и она ничего не увидела.

— Мое прошлое запятнано парой эпизодов... — Она нахмурилась. — А что? Раньше тебя это не заботило.

— Я... — На самом деле Марка заботила ее женская прелесть, но он не мог признаться в этом. — Я не знаю.

Карла выпрямилась и отодвинулась, смущенная силой собственного возбуждения и странным вопросом, который заставил ее опомниться.

— Если ты передумал, скажи сейчас. Расстанемся, пока я не успела привязаться к тебе.

Она не узнала собственного голоса, в котором звучало нетерпение, почти никогда не вырывавшееся наружу. Виной тому был страх, от которого волосы вставали дыбом.

— Я не хочу, чтобы ты уходила. — Это была чистая правда.

— Ты знал это давным-давно.

У Марка не было выбора. Пусть остается при своем заблуждении.

— Карла, я давно умер бы, если бы не ты.

— Я ничего не понимаю! Ты любил меня, хотел, чтобы мы поженились, но, как только это случилось, повел себя странно. Как будто мы чужие. — У нее дрогнул голос. — Почему ты не веришь, что я люблю тебя? Уайтхед, за что ты меня мучаешь?

В ее голосе звучали гнев и печаль. Темные стекла не мешали Марку видеть ее глаза, блестящие от непролитых слез.

Марк кончиками пальцев погладил ее нежные веки. Что он такого сделал? Почему эта женщина смотрит на него как на полоумного?

— Я забыла, что ты теперь зрячий... — Она отвернулась, и рука Марка опустилась. Он больше не видел ее лица, скрытого шелковыми кудрями. — Все твои слова и поступки говорят, что я больше не знаю тебя. Ты не выносил слезы и всегда злился, когда кто-то плачет.

— Значит, я был последним подонком.

— Что? — Карла задохнулась от неожиданности.

— Все когда-нибудь плачут.

У нее вырвался короткий дрожащий смешок.

— Ты — никогда.

— Неправда. Я тоже человек. — Однако в данный момент он этого не чувствовал.

Пытаясь разрядить напряжение, Марк попросил рассказать, как она провела день, и от души позабавился, когда Карла изобразила в лицах визажистов.

— Это было здорово. — Она зевнула. — Вроде бы ничего не делала, а устала ужасно... Ну а теперь ты расскажи про свои процедуры.

— Стоит ли? — За притворной неохотой скрывалось облегчение — он едва не оттолкнул ее, но все же сумел вернуть.

— Стоит, — твердо сказала Карла. — До мельчайших подробностей.

Он припомнил мучительную ноющую боль в восстанавливающихся мышцах и оглушительную, слишком быстро наваливающуюся усталость. Однако все это было чепухой по сравнению с радостью видеть.

— Самая хорошая новость — это слова физиотерапевта, что дела у меня идут на лад. — Марк умолчал о том, что сеансы физиотерапии требовали от него предельного — а иногда и запредельного — напряжения. Однако им двигала решимость поскорее выйти отсюда, разоблачить обман и наконец обрести собственное имя; этого было достаточно, чтобы преодолеть любые препятствия.

— Нам нужно составить план. — Карла снова уперлась локтем в кровать и подавила зевок. —Куда ехать, когда тебя выпишут.

— А куда бы тебе хотелось? — Это не имело значения. В первый же вечер вне больницы Карла узнает правду. Он снова заживет своей жизнью.

— Мне? Да куда угодно: в лес, к водопадам, на побережье... — Она задумалась. — Словом, все равно. Но я знаю, что тебе ближе город и ночная жизнь. Решай сам.

— Леса? Водопады? — Губы Марка тронула задумчивая улыбка. — Так ты против отдыха в большой компании?

— Мы уже целую вечность торчим у всех на виду, как золотые рыбки в аквариуме. Самым большим удовольствием для меня будет возможность весь день валяться в постели и есть и пить то, что нравится.

— По-моему, в постели можно заниматься кое-чем поинтереснее. — Эти слова вырвались у Марка сами собой, когда бедро Карлы коснулось его руки.

На ее лице расцвела улыбка.

— Вот как? Может, покажешь? — Его вновь охватило желание, которое тут же угасло, когда Карла коснулась его губ и прошептала: — Кларк...

— Может быть. — Черт побери! Нельзя позволять Карле думать, что он тот человек, которого она любит.

— Понятно... — ответила она, разочарованная тем, что барьер, почти исчезнувший под натиском эмоций, был восстановлен с помощью одной сухой короткой фразы.

— Я загляну к тебе утром, перед тем как поеду за контактными линзами, хорошо? А к обеду тебя придет навестить Сьюзен. — Она быстро чмокнула его в губы, пошла к двери и на пороге еле слышно произнесла: — Постарайся не слишком грубить ей после своих занятий...

— Я никогда не грублю! — намеренно резко ответил он.

Тихий, но веселый смешок Карлы заставил его успокоиться. Она прислонилась к дверному косяку.

— Уайтхед, медовый месяц мы можем провести в любой точке земного шара! — Ее лицо озарила очаровательная дерзкая усмешка.

— Вот как?

— Да. Поскольку теперь деньги для нас не проблема.

— Деньги? — Марк готов был нахмуриться, но тут же улыбнулся. — Твои деньги, верно? — Неужели он приблизился к разгадке того, почему Кларк решил жениться на Карле?

— Нет... — Она потрясла головой так, что локоны рассыпались по плечам. — Что, опять не помнишь?

— Нет.

— Это было за день до аварии. — Она вернулась в палату и снова села на кровать. Карла мало что смыслила в финансовых вопросах и поэтому импровизировала, стараясь оживить память мужа словами, которые слышала от него же: — Изрядный куш... Мы сорвали его. — Она замешкалась. —Большой? Так было, да?

— Сорвали? — Марк ощутил острое беспокойство. Значит, Кларк снова взялся за свое? Иногда он выигрывал, но чаще было наоборот.

— И где эти деньги?

— На моем счете в банке. Мы их туда положили.

— В банке? — Не может быть! Кларк никогда не клал свои выигрыши в банк. Деньги у него не залеживались. Неужели он и впрямь остепенился? Нет. Не до такой степени.

— Да. Сумма очень приличная. Ты умница. Умница? У Марка заныл живот. Что-то здесь не так.

— Сколько?

Карла назвала ему пятизначную цифру и добавила:

— Управляющий решил, что я продала дом. — Она рассмеялась, но Марк не поддержал ее. Что еще сказать, чтобы освежить его память?

Марк с трудом поддерживал равнодушный тон.

— Могу себе представить... — Откуда у Кларка такие деньги? Он их не заработал.

— На моем счете они в безопасности. Я надеялась, что ты вспомнишь подробности.

— Ты должна помочь мне вспомнить подробности, — как можно непринужденнее ответил Марк, хотя все внутри кипело от возмущения. «Мы сорвали его...» — эхом звучало в голове. Что там говорил инспектор Крэг? «Это не был несчастный случай... только для вашего сведения... покушение на убийство...» В какую отвратительную историю ввязался Кларк?