Страница 16 из 39
Фьельд спокойно протянул руку за своими носками.
— Прежде чем повеситься, сеньор Вальдес, — сказал он, — не окажете ли вы мне великую услугу — устроить наем мулов и проводника в Бермудесе. Антонио опередил меня Но мы сумеем расставить препятствия на его пути. Если же вы, — чему я не верю, — устроили мне ловушку, то я советую вам повеситься сейчас же, не то вы рискуете быть сожженным заживо.
— Клянусь моею горячею любовью, моею…
— Я верю вам. Теперь лучше вам удалиться. Приятного будет мало, если вас увидят выходящим из моей комнаты. Остерегайтесь, как бы вам не всадили пулю в лоб.
— Будьте спокойны. Но убеждены ли вы в том, что можете выдержать борьбу с Черным Антонио? Он опасный бандит, и на его совести лежит не одно убийство.
— Это весьма радует меня, — сказал Фьельд. — Я особенно люблю иметь дело с подобного рода людьми. Тогда не надо знакомиться с угрызениями совести, если придется пустить в ход серьезные средства.
Вальдес пугливо осмотрелся.
— Здесь в Лиме так много людей, которые были бы рады освободиться от Антонио. Но у него есть свои наемники и друзья. Профессор Сен-Клэр попытался однажды выбить его из игры посредством газеты «Комерсио». Но даже сама эта большая газета не посмела затронуть кумира перуанских бандитов. На афишах его называют «Ужас Перу». Но он оказывается ужасным не только как боксер. Он также главное лицо шпионской организации, у которой тысячи глаз и центр которой находится в Лиме. Но что это?!
Подобно тигру Фьельд одним прыжком бросился к окну. Он заметил тень, скользнувшую впереди на балконе. Но он не мог удостовериться, был ли это человек. Вальдес дрожа смотрел на своего гостя, который теперь заботливо закрывал все окна.
— Разве там был кто-нибудь? — спросил он, смертельно бледный.
Фьельд пожал плечами.
— Быть может, воображение, — сказал он. — Но мне показалось, что я вижу тень, пробирающуюся вдоль балкона.
— Быть может, это отсвет огня, который только что зажгли напротив.
— Возможно, — сказал Фьельд. — Рано или поздно это выяснится. А теперь уходите. Я должен немного подумать о том, с чего начать. И мне необходимо заснуть на несколько часов. Будьте осторожны, директор Вальдес. Заприте хорошенько вашу дверь.
— Ах, — сказал молодой человек, — здесь в гостинице мне нечего бояться. Но я счастлив, что вы заинтересовались донной Инесой. Если вам удастся встретить ее, господин доктор, может быть, вы поговорите с нею в мою пользу?
— Непременно, — сказал Фьельд, пожимая ему руку, — но не забудьте телеграфировать в Оройю. И прикажите разбудить меня в десять часов.
— Будет исполнено… Но помните об одном обстоятельстве. Черный Антонио ненавидел Сен-Клэра! Прощайте, доктор. Да будут милостивы к донне Инесе все святые!
Фьельд долго сидел на постели. Наконец, он улегся и тотчас заснул.
Ровно в десять часов его разбудили. Кельнер имел вид человека, пораженного ужасом.
— Что случилось? — спросил Фьельд.
— Какое несчастье, сеньор! — ответил слуга. — Директор повесился. Одна из горничных наткнулась на него в ванной комнате. Он повесился на шнурке, употребляемом для спускания душа. Сейчас послали за доктором.
Фьельд вскочил.
— Я сам доктор, — сказал он.
Он накинул купальный халат и последовал за кельнером. На диване в одной из задних комнат конторы лежал директор Вальдес. Двое полицейских охраняли тело.
Молодой директор имел вид спящего. Он совсем не был похож на только что вынутого из петли.
Исследование Фьельда продолжалось недолго.
— Здесь ничего нельзя поделать, — сказал он, поднимаясь. — Он дважды скончался.
Полицейские немного удивленно посмотрели на Фьельда. Что разумел он под таким словами?
Но Йунас Фьельд медленно пошел в свою комнату.
— Месть быстро разит в Перу, — прошептал он. — Кто-то, несомненно, следил за нами сегодня утром… Сперва цианистый калий, а затем шнурок… Бог знает, что приготовлено для меня?.. Но, впрочем, друг Антонио, мы еще поговорим с тобою немного!
16. ПРИБЫТИЕ В ОРОЙЮ
Мало найдется на свете железнодорожных линий, которые бы так прямо пробились сквозь угрюмую и недоступную природу, как линия двести километров, соединяющая Лиму с Оройей.
Железнодорожный путь начинается собственно в Кальяо и пересекает сначала низкую приморскую полосу, потом следует вдоль смеющейся долины реки Римак. И, наконец, подступает к самим Кордильерам. Кругами и петлями поднимается он ввысь. Он напоминает парусное судно, лавирующее против ветра. Вперед, назад, — вверх и вбок, — пока в конце концов поезд не достигнет гигантской горной пустыни с разреженным воздухом на высоте 15.645 футов на уровнем моря. Тут начинается одно из узких ущелий, служащих перевалом через Кордильеры, но старый Мейгс, — так зовут строителя этой незаурядной дороги, — не стал осторожно плутать кружным путем по этим диким ущельям. Он предпочел броситься прямо на могучие голые стены скал и проложил кратчайший путь через ряд монументальных туннелей, кое-где прерываемых тяжелыми мостами.
Путешественник, который чувствует себя плохо на этой высоте, может теперь вздохнуть с облегчением, потому что железнодорожный путь спускается снова вниз. Далеко позади возвышаются в солнечном свете громады покрытых снегом и льдом горных вершин, сияя каким-то необыкновенным фарфоровым блеском. А если путешественнику удается увидеть на несколько минут этих колоссов в лучах заходящего солнца свободными от тумана — ему покажется, что он стоит на крыше земли и видит, как пламенеют высочайшие башни, словно сказочные великаны, которые в сверкающих ледяных доспехах охраняют небесные двери. Там наверху собираются первые капли шумных мощных волн реки Амазонки. Она начинается крошечным озером у подножия снежной вершины, но много таких крошечных озер соединяются вместе с горную реку, которая становится все более резвой, упорной и сильной.
Тут поезд покидает пустынную страну скалистых ущелий, с ее голым серо-лиловым однообразием, где одни лишь лама, викунья и кондор могут найти подходящие условия для жизни. Теперь путешественник достиг так называемой Монтаньи, лесной области, где начинают появляться следы человеческого жилья. Это какой-нибудь колонист, белый или метис, похоронил себя здесь в одиночестве высокой долины.
Перуанская железнодорожная сеть оканчивается на пороге этой местности. Дальнейшее сообщение совершается пешком или по рекам.
Двое новоприезжих, высадившихся поздно вечером на вокзале Оройи, присматривались к сновавшим вокруг городским прохожим, частью из любопытства, частью чтобы уловить какой-нибудь случай. Протяжные свистки локомотивов прекраснее звуков арфы для маленького города, который всего лишь два поколения тому назад был дикой пустыней, где даже индейцы составляли редкость.
Расфранченные по-воскресному, праздношатающиеся Оройи также не особенно часто имели случай созерцать столь огромного белого человека, который своими белокурыми волосами представлял разительную противоположность с окружающими. И далеко не каждое воскресенье в году появлялся здесь, на высоте Монтаньи, негр столь угольно-черный, как Кид Карсон. Кид имел очень живописный вид в своем дорожном костюме, приукрашенном шалью и поясом весьма ярких цветов.
Начальник станции, маленький, полный достоинства человек, с несколько более светлой кожей, чем у других леди и джентльменов, находившихся на платформе, пробрался сквозь толпу заинтересованных зрителей к прогуливавшимся пассажирам. С телеграммой в руке, он обратился к Фьельду. Удостоверившись в том, что он не ошибся, он согнул спину, словно стоял перед самим президентом. И, заявив, что его дом и все находящееся в нем находится в распоряжении доктора, он провел Фьельда и его черного помощника к станционным постройкам, которые, по-видимому, служили в качестве гостиницы. Иностранному доктору была предоставлена большая комната, казавшаяся начальнику станции чудом роскоши и комфорта. Правда, многочисленные индейские ковры на стенах были восхитительны. Но вся прочая обстановка напоминала самым отчаянным образом мещанскую гостиную третьестепенного английского пансиона.