Победитель

Но вот переполнилась чаша терпения человеческого. Должно было непременно избавиться от посрамления и скверны той. Давно уже говорили о том достойные граждане и в один голос с ними пророк Хома, вдохновенный свыше старец, что призывал к священной войне с самозванцем. Но поскольку, однако, напрасного кровопролития никто не хотел, предвидя, что сказанный Лжепобедоносец будет защищаться, то было решено схватить его обманом, а лучше так сонного, и связанным представить на суд.

Не иначе как учуял преступник, что готовится, ибо накануне той ночи, когда собирались осуществить задуманное, он вышел со всем своим двором из храма и вознамерился уйти из города, говоря, что направляется в безлюдные места, где устроит свое государство так, как ему то видится.

Однако ему не позволили совершить это, справедливо опасаясь, что его государство еще худшим злом и большей опасностью сделается для мира и порядка, чем самое близкое соседство шернов.

И должным образом свершилась судьба сказанного преступника на том самом месте, где он столько мерзостей учинил. Ибо закрыли перед ним городские ворота, чтобы не выпустить его, а когда он хотел взломать их силой (а силы он был необычайной), то подбежали к нему подученные люди, якобы от первосвященника посланные, и призвали как можно быстрее возвратиться во храм, поскольку там старшины от народа и сам первосвященник желают повести с ним полномочные переговоры. Он не слишком в то поверил, ибо за пояс себя потрогал, где свой огненный бой постоянно держал пристегнутым, но не иначе как устыдился свою трусость показать или брать с собой людей для охраны, ибо превыше всего гордился своей силой величайшей. Но не желая отвергнуть того призыва, чтобы не говорили, будто он против мирного соглашения, о каковом только и делал, что разглагольствовал, приказал он своим прихвостням ждать его при воротах, а сам направился в собор, взяв с собою одного выворотня Нузара, будто верного пса.

Однако недалеко ушел, ибо в узком переулке из-за угла внезапно набросили на него веревки и сбили его с ног. Он защищаться пытался и крикнул выворотню Нузару, чтобы тот призвал его прихвостней, оставшихся у ворот, но он не знал, что те уже окружены и схвачены военного силою. Сказанный выворотень как бешеный пес на людей кидался, а когда ему руки за спиной связали, кусал зубами, кого только доставал.

Тем временем Лжепобедоносец лежал на земле, веревками опутанный, и с места не мог двинуться, но люди боялись к нему приблизиться, такой он страх вызывал огромностью своего вида. Но убедились наконец, что он попался и связан так крепко, что освободиться не может, шевельнуться не может и зла никому больше причинить не может. И тогда осмелели и приблизились к нему, а иные стали пинать его ногами и за чуб дергать на огромной голове, лежащей бесчувственно на мостовой.

И суд решили устроить в тот же день, чтобы еще до вечера наконец покончить с тем вопиющим к небесам посрамлением. Затесавшийся в первосвященники от участия в суде отговаривался, ибо, наверное, совестился, что не кто иной как он сам сказанного преступника и святотатца в столицу привел. И пожелал, чтобы в суде его заменил Севин, который в то время еще не был первосвященником. Севин, человек неслыханного ума и добродетели столь же великой, сколько и скромности, долго уклонялся, но наконец по прямому принуждению собрал суд из достойных и старших граждан, вывел судей на площадь перед оскверненным святым храмом и приказал доставить схваченного.

И доставили его на возу, оплеванного и избитого, потому что не решились ему ноги развязать, справедливо опасаясь, что он может убежать или выкинуть еще какое-нибудь неожиданное озорство. Так что приволокли того, кто себя в Победоносцы спесиво произвел, наваленным на возу, как распоследняя вязанка хвороста.

Когда узрел его Севин, то поспешно встал со своего места, возвышенного надо всеми прочими судейскими местами, и громко сказал, что он своим умом судить этого человека не желает, но желает услышать, какова будет над связанным воля всех собравшихся.

А народу собралось на площадь видимо-невидимо. И пришел также святой старец Хома, который уж подлинно совсем плохо видел, но еще кое-как слышал (он только потом оглох, как известно). И сказанный пророк, когда услышал, что Лжепобедоносца судить привели, так, в ту же минуту от Бога вдохновленный, начал кричать, что такого преступника даже судить невместно, а следует немедля побить камнями по общей воле. И тут же со всех сторон поднялся крик, чтобы узника выдали народу, у которого ему и награда готова по делам его шельмовским.

Его Честь и Превосходительство Севин долго выслушивал эти призывы молча, взвешивая умом и сердцем, как надлежит ему поступить. И наконец, когда те, не только не утихая, но все настойчивей стали требовать выдачи преступника, сделал Севин знак рукою, чтобы дозволили ему говорить. И сказал примерно таковые слова:

«Премного уважаемые граждане и земляки мои! Собраны мы здесь судьями по велению Его Высочества Правительствующего Первосвященника для разбора дела вот этого человека, выдачи которого вы домогаетесь.

Намерением нашим было кропотливо исследовать дело, беспристрастно выслушать ваши заявления и свидетельства и даже речь сего несчастного в свою защиту, чтобы лишь после этого вынести приговор, а каков он был бы, я и сам прежде такого разбора не ведаю. Но все мы лишь слуги народа, и ваша воля — вот наивысший закон для нас. А вы в своем суровом гневе не желаете суда и не дозволяете нам произвести дознание принятым порядком. Не смею судить, насколько ваша воля справедлива и истинна, ибо я всего лишь ваш слуга.

Как же мне следует поступить? Одна возможность мне дана, и знаю я, что едино со мною полагают и остальные судьи: смиренно выслушать ваше веление и исполнить, что велите. Итак, отдаю подсудимого в ваши руки. Поступите с ним по вашей совести и по вашему разумению, а я лишь умоляю вас проявить к нему милосердие.

Поэтому пусть забудут хозяева, что он хотел лишить их имущества, пусть забудут именитые, что он покушался на их извечные права, пусть забудут мужья, как бунтовали их жены по его наущению, пусть забудут отцы о позоре своих дочерей и отраве в сердцах юных отпрысков, каковую он всюду сеял. Пусть верующие простят ему осквернение святой веры, пусть бедняки не зачтут ему искушение и неисполнение безумных посулов, а солдаты пусть не мстят за кровь своих товарищей, напрасно пролитую на дальнем заморском скудоземье. Помните, что он, быть может, хотел добра, что, быть может, суд его оправдал бы, дозволь вы суду заседать, как положено, особенно если учесть, что и Его Высочество с охотою защитил бы своего былого дружка и опекуна, благодаря которому принял клобук после вашего отца Крохабенны, вперед изгнанного, а после злодейски умерщвленного.

Однако вы пожелали иначе, и да сбудется ваша воля! Но вовек не забывайте, что то не мы сейчас судим человека, именуемого Победоносцем, а вы сами за это беретесь. Творите угодное вам, а я умываю руки и в его крови не повинен, да падет она на вас и на головы ваших детей, если таково ваше желание!»

С этими словами превосходительный Севин закрыл лицо полою плаща и так оставался молча некоторое время; когда же он убрал с глаз завесу, Лжепобедоносца на возу уже не было. Народ набросился на него, привязал к его ногам канаты и поволок головой о камни на морской берег, где есть место, именуемое Пристань Доброй Надежды. Там был вкопан в песок огромный столб. Со Лжепобедоносца сорвали одежду (пришлось ее разрезать, потому что побаивались ослабить узы) и нагим привязали к столбу так, чтобы он не мог шевельнуться.

Вместе с ним привели и его любимого выворотня по имени Нузар. Обещали ему, что отпустят живым (ведь никто не обязан держать обещания, данные выворотню), если он деревянным ножом распорет живот своему бывшему хозяину. Однако выворотень отказался сделать это, неразумно веря, что его хозяин, если только пожелает, и столб из песка выдернет, и поубивает всех. Не стали тратить на него время, а поставили вниз головой и закопали в песок так, чтобы он, подыхая, всем на потеху дрыгал торчащими вверх ногами.