Суд

Начал шериф с того, что стукнул молотком по столу и объявил:

– Вы не так сидите.

Асессор чуть не улыбнулся, услышав знакомую с детства фразу. Нечто неподобающее все же, видимо, промелькнуло у него на лице, потому что Хадбалла строго глянул на него и закончил:

– Но ввиду чрезвычайных обстоятельств суд разрешает вам оставаться на занятых местах.

Хадбалла известил Ван Ваттапа, что «одним из членов пребывающей здесь общины» против него выдвинуто обвинение, что в этом случае он, шериф, обязан начать судебное разбирательство на уровне низшей судебной инстанции, перечислил параграфы и статьи, на основании которых ведется процесс, и спросил Ван Ваттапа, признает ли тот правомочность суда. У Ван Ваттапа ни один мускул на лице не дрогнул.

– Меня так или иначе будут судить, – ответил он. – Не сочтите мои слова за манию величия, но судить меня будет все человечество, а восторжествует мнение людей, достаточно грамотных для того, чтобы понять суть и смысл моей деятельности. Но лично для меня даже их суд не будет иметь никакого значения, и я не хочу иметь к нему никакого отношения. А у вас нет даже элементарных познаний, для того чтобы иметь право судить меня. Нет, шериф, я не могу согласиться на такой состав суда и, насколько это в моей воле, не желаю принимать участие в этой процедуре.

Хадбалла стукнул молотком по столу и сказал:

– Обвиняемый отклоняет состав суда, как неправомочный судить его действия. Суд видит в этом попытку уклониться от личной ответственности и поэтому не принимает возражений обвиняемого.

– Прошу прощения! – возник О'Ши. – Доктор Ван Ваттап утверждает, что мы не в состоянии понять суть и смысл его научной работы. Насколько я могу судить, действия, нанесшие ущерб истцу, совершены доктором Ван Ваттапом именно в ходе его научных изысканий. Поэтому я считаю необходимым, чтобы доктор все же попытался объяснить нам суть своей научной работы.

– Поддерживаю это предложение от имени истца, – сказал асессор.

– Суд принимает предложение, – заявил Хадбалла. – Доктор Ван Ваттап, вы привлекаетесь судом в качестве свидетеля и научного консультанта. Суд предлагает вам разъяснить суть и смысл вашей научной работы, не ограничивая вас временем для дачи показаний.

– Ну что же, – сказал Ван Ваттап. – Давайте попробуем. В конце концов, это можно считать полезным упражнением и для вас, и для меня. Меня интересует человеческая память. Я утверждаю, что именно огромные возможности механизма памяти отличают человека от прочих живых существ. Лишите человека памяти или возможности пользоваться ею – его поведение ничем не будет отличаться от поведения низших животных. Возможности памяти, конструкция аппарата заложены в человеке природой. По всему нашему организму разбросаны «поля памяти». Я называю их мемодромами. Если хотите, мемодром можно представить себе в виде слоя одинаковых молекул. Когда человек видит, слышит, действует, в его нервной системе идут сложные электрохимические процессы, но одним из результатов является присоединение к той или иной молекуле того или иного мемодрома простейшей химической группы. Эта группа превращает молекулу в стойкий электрический диполь. Совершился акт запоминания. Заполненный мемодром похож на узорный ковер диполей. Я подчеркиваю: основу этих ковров дает нам природа, а плетем узор мы сами, образуя собственную личность. Наше каждое мыслительное или материальное действие может быть разбито на сумму элементарных актов. Каждому такому акту обязательно сопутствует просмотр мемодромов, иногда всех зараз, иногда по группам, но чаще – всех зараз. Представьте себе: по телевидению передается футбольный матч, сотни миллионов зрителей с телефонными трубками в руках видят, что мяч вот-вот окажется на линии удара ноги форварда и кричат в трубку: «Бей!» Форвард слышит – и бьет. – О'Ши, стрекоча на машинке, показал Ван Ваттапу оттопыренный большой палец. – Да, это очень наглядная и плодотворная аналогия, – кивнул тот. – Представьте себе, что часть болельщиков кричит «Ешь!», часть кричит «Спи!». Но если большинство кричит «Бей!», форвард расслышит только команду большинства и выполнит только ее. Представьте себе, что часть телефонной сети отключена и половина болельщиков кричит понапрасну, форвард их не слышит. Все равно крика второй половины ему более чем достаточно, для того чтобы понять команду. Даже если до него доходит крик всего ста человек из миллионов, в ушах у него будет стоять достаточно оглушительный вопль «Бей!» – и он ударит. Представьте, что отключена половина, три четверти всех телевизоров и их владельцы не знают, что кричать, – крика зрячих будет опять же довольно. А теперь представьте себе режиссера, который знает, как устроена телефонная и телевизионная сеть, который способен отключать и подключать ее разные участки, организуя показ матча и подачу команд. Представили? Ответьте: в какой мере от его воли будет зависеть результат матча?

– Тогда и играть не стоит, – сказал О'Ши. – Потому что он господь бог и все равно будет так, как ему заблагорассудится.

– Так вот, этот режиссер – я, – с нажимом сказал Ван Ваттап. – Если ваш дом или город отключаются от телефонной сети, вы потратите годы на то, чтобы найти неисправность, а опытный техник справится с этим за пять минут, потому что знает приемы поиска и законы построения системы. Я не бог, я техник, который знает правила анализа и синтеза ваших личных телефонных и телевизионных сетей. Я единственный такой техник на земле, потому что со вторым расправилась присутствующая здесь дама. Я могу сделать так, что форвард расслышит команду «Ешь!», хотя большинство болельщиков кричит «Бей!». Я могу за несколько дней изобразить точную схему вашей памяти, шериф, и, скажем, вашей, асессор, и потом дней за пять могу поменять их местами. Приведите мне гениального скрипача, я перепишу его память на пьянчужку с' городской свалки, и пьянчужка выйдет отсюда вдохновенный и талантливый, как Паганини. Впрочем, вы не приведете и он не выйдет, поскольку мы под замком. Но в принципе это так.

Ван Ваттап умолк. Асессор опомнился первым. Может быть, О'Ши опередил бы и тут, но О'Ши был занят – он записывал речь Ван Ваттапа.

– Так что же? – спросил асессор. – Вы переписали память доктора Лущи на тело Бро, а память Бро на тело доктора Лущи?

– Почти что так, – ответил Ван Ваттап. – Я очистил мемодромы Бро и записал на них память доктора наук. Это был первый комплексный опыт переписки. Он не лишен был впечатляющей зрелищности. Алкоголик, мелкий мошенник разом превращается в респектабельного доктора наук. Ведь вы – доктор наук? – спокойно обратился Ван Ваттап к тощему.

– А память Бро вы перенесли на тело доктора Лущи? – поспешно и настойчиво повторил асессор, стараясь принять удар на себя.

– Ну, кому это нужно, – поморщился Ван Ваттап. – Такой пакости на земле в избытке. В ту пору мои технические возможности были довольно ограничены, я не смог бы заложить ее в кассеты, даже если бы захотел. Я просто выбросил ее вон. Ее нет.

– А какова судьба тела доктора Лущи? – тихо спросил асессор.

– Видите ли, – ответил Ван Ваттап, – узор на коврах мемодромов – штука нежная. Молекулярный уровень – вы должны понимать, что это такое. Любые доступные сейчас средства прочтения этого узора слишком грубы. Это все равно что вслепую пересчитывать кочергой сервизы в посудной лавке. Узор неминуемо разрушается при считывании. Теперь у меня есть метод, позволяющий обойти эту трудность. Я могу, читая узор, одновременно записать его в память парка вычислительных машин. По этой записи я всегда его восстановлю. Но в то время этот способ еще не был разработан, и тело, о котором вы спрашиваете, после считывания узора памяти было, что называется, «табула раса», чистый лист, на котором ничего не записано. Разбуди мы его, нам пришлось бы иметь дело с сорокачетырехлетним младенцем. Расходы по содержанию таких объектов очень велики, и, к сожалению, нам пришлось уступить тело в гипотермированном виде тем, кто интересуется такими вещами.