Надо помочь бабушке

   Ворота по-прежнему были закрыты. А на стенах, и в проломе стояли слуги, и те из дружинников, кто после вчерашней битвы мог самостоятельно ходить. Все они смотрели на поляну перед замком, где до сих пор находились кикиварды. Наши путешественники, к которым присоединился и Эмилий, вышли через пролом.

   Зрелище, действительно, было странным и неприятным. На поляне в беспорядке разместилась сотня кикивардов. Одни лежали, другие сидели. Все они предпочитали не двигаться. Лица у кикивардов были отекшие, глаза тусклые, пустые. И никто не разговаривал, над поляной стояла тревожная и печальная тишина.

   - Плохо им... - пожалел Дороша кикивардов. - Совсем пустые стали, вялые и безразличные. Даже не разговаривают. Я на кикивардов, в свое время, насмотрелся. Шумливые, нахальные, все время суетятся. А эти тихие и не двигаются. Наверно, не выживут. А может им помочь можно? - посмотрел он на Агофена.

   - Действительно, выглядят они довольно скверно, - поддержал лепрекона Эмилий, - надо что-то делать.

   - Глубокое похмелье, - объяснил Максим. - Приняли много и без закуски.

   Друзья с недоумением уставились на Максима. И он вспомнил, что в этой параллельной вселенной цивилизация развивается несколько иначе. Вроде бы все то же самое, но несколько иначе... Если взять, к примеру, квадрат и ромб. И в одном, и в другом четыре стороны и четыре угла. Площадь та же. Но у ромба все наперекосяк. Такие вот дела: джинны и драконы здесь есть, а электричества нет. Есть Мухугук, но нет футбол. Спиртное полностью отсутствует... Значит нет и пьяных. И никто не знает, что такое похмелье.

   Пришлось устроить ликбез. Максим, как мог, рассказал про водку, и про похмелье, и про все остальное, что сопутствует выпивке. Его внимательно выслушали.

   - А я не мог понять, чего это Маган-Курдюм Бесхвостый, который похож на маймура, больше, чем сам маймур похож на себя, после особого заклинания, которое он произносит тайно, назавтра бывает таким странным, - сообщил Агофен. - Теперь понимаю, надо меньше злоупотреблять и больше закусывать.

   - Вот именно, - подтвердил Максим. - Меньше злоупотреблять и больше закусывать.

   - Следует это в энциклопедию герцогства вписать, - решил Эмилий. - Весьма ценные сведения, они будут очень важны и полезны не только для работников здравоохранения, но и для всего населения.

   - Ты что им намешал, Агофен? - спросил Максим. - Наверно ты им влепил какую-нибудь жуткую самогонку. Вот они теперь и мучаются.

   - По-твоему я этих босоногих бродяг, которые с самыми недобрыми намерениями стремились захватить замок нашего славного барона, и причинить нам всем неприятности, должен снабжать дурбаном тройной очистки! - возмутился Агофен. - Куратор курсов по повышению квалификации джиннов, старый мудрый и почтенный Кохинхор Сокрушитель Муравейников всегда учил нас: "Не кормите шакалов халвой". Эта, как ты мудро выразился, своягонка, как раз то, что им надо. Вы же видели, как им вчера было хорошо и весело. Тот же Кохинор Сокрушитель Муравейников, джинн, который еще в молодости познал многие радости и многие печали, постоянно твердил нам: "За удовольствие надо платить".

   - Но не так дорого, - заступился за кикивардов мягкосердечный Эмилий. - Они выглядят несчастными и безнадежно больными. Все это может плохо кончится. Надо как-то их спасти.

   - Будут жить, - успокоил его Максим. - Похмелье - это, неприятно, но не смертельно. И, как совершенно правильно говорил мудрый куратор Агофена, Кохинор, Сокрушитель Насекомых...

   - Сокрушитель Муравейников, - подсказал Агофен.

   - Муравьи тебе что, не насекомые?

   - Да будет тебе известно, мой невнимательный друг, Максим, что в Блистательной Джиннахурии, имена джиннам присваиваются с учетом их индивидуальных особенностей. Наш почтенный и мудрый куратор, Кохинор Сокрушитель Муравейников никогда не опускался до взаимодействия с каким-то индивидуальным муравьем, или с группой муравьев. Он сокрушал целые муравейники, если те возводились в местах, в которых строительство муравейников, в связи с генеральным планом застройки Блистательной Джиннахурии, запрещено.

   - Усек, он сокрушал муравейники. Но в муравейниках живут насекомые...

   - Хватит вам спорить по пустякам, - вмешался дракон. - Надо спасать кикивардов.

   - Хорошо, пусть будет "муравейников", - согласился Максим. - Ты, Эмиль, не беспокойся. Смотреть на них сейчас, конечно, противно. Но обойдется. Оклемаются и уйдут к своим шатрам. Завтра будут как новенькие. А нам, друзья, прохлаждаться здесь незачем, да и некогда. Пойдемте, допросим усатого Гарпогария, и в путь. Бабушка Франческа, пожалуй, уже заждалась.

   На пороге темницы, где был заключен сотник кикивардов, их остановил дружинник.

   - Без разрешения барона встречаться с заключенными нельзя, - сообщил он.

   Агофен хотел превратить дружинника в сучковатый чурбан с ободранной корой, но Эмилий запротестовал.

   - Мальчишество, - сказал он. - Спросим разрешение у барона. Ничего не теряем, а ссориться с ним не стоит. Мы не знаем, что ожидает нас впереди. Лучше иметь барона в друзьях, чем во врагах. Может быть, еще придется обращаться к нему за помощью. Дерется умело. И авторитет, по-видимому, у него среди других баронов немалый.

   Максим, как человек барону наиболее близкий, сражавшийся с ним" плечом к плечу, пошел спрашивать разрешение. А барону захотелось присутствовать при допросе кикиварда, и он вместе с Максимом, спустился в темницу.

   Вид Гарпогария вызывал жалость и отвращение. Лицо у сотника приняло зеленоватый оттенок, а под глазами набрякли большие черные круги. Беспомощно опущенные кончики усов говорили о великой депрессии, в которую впал их хозяин. Кикивард сидел на корточках и держался обеими руками за голову. Глаза у него были закрыты. Он слышал, как отворилась дверь темницы, как туда вошли, но не открыл глаза, чтобы посмотреть, кто это, и даже не шелохнулся. Не до таких мелочей было сейчас кикиварду. Он умирал. Умирал от головной боли, от жажды, от тошноты и просто от того, что жить ему больше не хотелось.

   - Этот совсем плохой стал, уже наполовину окочурился, - определил состояние кикиварда Дороша.

   Максим не проявил сочувствия к мучающемуся от глубокого похмелья сотнику:

   - Выживет. Однако хорош! С него сейчас плакат можно писать для антиалкогольной пропаганды. Эй, Гарпогарий, рассказывай, кто тебя послал?

   Кикивард открыл глаза, равнодушно и бессмысленно посмотрел мимо Максима. Ему не хотелось говорить. Ему не хотелось шевелиться. Ему вообще ничего не хотелось.

   - А если загнать ему пяток иголок под ногти? - спросил барон. - Очень, знаете ли, способствует э-э-э... откровенному разговору.

   - Великолепная идея, - Максим представить себе не мог - чтобы иголки, и под ногти. - Но, это, Ваша светлость, потом. Мы пока, с вашего разрешения, применим другие способы.

   - Можно и другие, - согласился известный своим добродушием барон. - У меня в пыточной камере имеется хороший механизм, который, э-э-э... кости на ногах ломает. Тоже способствует. Он небольшой, можно сюда принести.

   "Натуральное хозяйство баронов в средние века было довольно разнообразным", - оценил Максим.

   - Непременно воспользуемся, Ваша светлость, - заверил он. - У вас, я смотрю, все нужное имеется.

   - Фамильное имущество. Наши предки были, э-э-э... запасливы. Но, должен предупредить, когда разбойникам ломают кости, они начинают бессовестно лгать. Вместо того, чтобы открыть истину, они признаются во всем, о чем бы их ни спросили. Мы э-э-э... перестали использовать этот прибор.

   - Я и хочу сначала поговорить с этим разбойником без специальных приборов, - сообщил Максим. - Если Ваша светлость не возражает.

   - Поговори, - благосклонно отнесся к желанию Максима Брамина-Стародубский.

   Максим вплотную подошел к кикиварду. Тот сидел полуприкрыв глаза и был где-то далеко-далеко. Он по-прежнему не обращал внимания на тех, кто вошел в темницу.