Страница 79 из 90
Кэт застыла, не в силах ни пошевелиться, ни вымолвить слово, невольная свидетельница безграничного отчаяния Мелани, — при этом какая-то часть ее сознания даже была способна сожалеть о судьбе этой несчастной женщины, сожалеть о том, что некогда юный Люсьен вообще повстречался с ней. Было к тому же очевидно: Мелани неизвестно, что Люсьен обвиняется в убийстве. Хотя бы потому, что она сама невольно дала улики. Что она предпримет, когда обо всем узнает?
Мойна протянула руку и безжалостно ухватила Мелани за золотистые локоны.
— Вот так-то, проклятая белобрысая сука, — сказала старуха тихим, едва ли не ласковым голосом. — Ты плачешь, как моя бедная деточка, когда ее коснулось твое ядовитое жало. Как молодой мастер Люсьен, когда ты отняла у него все, что он любил. Ну а теперь ты можешь всласть поплакать над тем, что потеряла ты. Плачься Богу. Плачься мне. Никто из нас двоих тебе не поможет.
Мелани рухнула на пол, содрогаясь от рыданий. Кэт все так же стояла, зажав рот рукой — вспоминая. Точно таким же однажды застала она Люсьена, скрюченного, на полу в музыкальной комнате, бессильного, униженного, совершенно уничтоженного; она наблюдала за угасанием Эдмунда, искалеченного физически и морально, — и точно такой же увидела она Мелани.
Казалось, Мелани полностью уничтожена.
Кэт заставила себя пошевелиться. Она взяла старуху за руку и повела прочь отсюда, в классную комнату. Там она поспешила закрыть за собою дверь.
Ей пришлось поскорее усесться на подоконник, так как она боялась, что ноги могут ее подвести.
— Ты была очень храброй, Мойна, — сказала она просто для того, чтобы не молчать, — когда осмелилась открыто возражать Мелани. Я сначала думала, она узнала, что Люсьена разыскивают. Бедная Мелани. По-моему, надо послать за Бизли.
Мойна уселась в кресло-качалку, так что ее ноги едва достигали пола, и возразила своим старческим дребезжащим голосом, в котором явно слышались веселые нотки:
— Да перестаньте вы жалеть эту бабу, леди Кэтрин. Она сама о себе позаботится. Всегда она это могла и всегда сможет. Мне ведь из-за нее в аду гореть придется. Но для меня это все равно, я рассчиталась с белобрысой сукой, вы сами видали, рассчиталась за все. Не очень-то ей сладко приходится без моего зелья, а? Разве это не потеха? — Служанка отвернулась. — Вы знаете, это она убила ее. Болтала потом, будто ни сном ни духом не ведала, как оно обернется. Да только это она, проклятая девка, убила мою милую деточку — как будто кинжал ей в спину всадила.
Кэт слезла с подоконника, пододвинула к качалке стул и села, взяв в обе руки узловатые старческие пальцы. Она пришла сюда с единственной целью расспросить Мойну про «напасть», о которой она предупреждала Люсьена. Но теперь, увидев, что на Мойну напала болтливость, решила воспользоваться редкой возможностью и выпытать у нее все, что сможет.
— Но как, Мойна? Люсьен говорил, что ты намекала ему на это, и мы оба в этом не сомневаемся, вот только не понимаем, как ей удалось это устроить. Ведь Памела хранила свою тайну целых двадцать три года, пока в Тремэйн-Корт не попала Мелани. Пожалуйста, объясни мне, почему ты так уверена в ее вине?
Мойна улыбнулась:
— Ну, время-то, когда начать, выбирал кой-кто другой. Вот что я вам скажу, леди Кэтрин. Ну буду я вам длинные истории рассказывать — не мое это дело. Но дам кое-что, что вам поможет. Я только жалею тех двух женщин. Не думала я, что кому-то еще придется плохо. А думала, что все хорошо устроила. Думала, он счастлив будет, когда их убьет, — ну, про то вам голову ломать ни к чему. Знайте только, что все из-за денег. И Мелани, и Кристоф Севилл, и новая напасть, что приключилась с моим мастером Люсьеном. Все, все из-за денег. Узнайте про деньги, и вы узнаете про все остальное. — Тут она с ухмылкой схватила левую руку Кэт и поглядела на сверкающий рубин. — А колечко-то все ходит по рукам, не успокоится, а?
Времени катастрофически не хватало. До сих пор его выручала импровизация, однако долго так продолжаться не могло. Даже несмотря на то, что здешний констебль, явившийся к нему в коттедж, как раз когда он сидел за поздним ланчем, оказался чрезвычайно поддающимся внушению и восхитительно безмозглым. Все его вопросы словно нарочно были поставлены по заказу Гая.
Гай самодовольно улыбнулся, вспоминая, как ловко он обвел вокруг пальца констебля.
— Не имеется у досточтимого графа (который как раз наливал незваному гостю бокальчик превосходного, французского бренди), не имеется ли у него подозрений, кто из живущих по соседству мог быть способен совершить такое отвратительное злодеяния? — интересовался блюститель закона.
Подозрения? Они у графа имеются. Какой добропорядочный джентльмен может отказать в помощи, когда уважаемый констебль так явно нуждается в подсказке? Не желает ли уважаемый сэр еще бренди? И не мог бы констебль быть по возможности более определенным в своих вопросах?
Констебль мог.
Ну, для начала, не знает ли случайно граф некоего Люсьена Тремэйна?
Ах да, конечно. Так уж получилось, что граф очень хорошо знаком с мистером Тремэйном. Тот даже пригласил графа к себе на званый обед…
Поток тщательно подобранных слов, искусные намеки, несколько выразительных галльских жестов вполне выразили подозрения графа в отношении некоего Люсьена Тремэйна.
Но ведь констебль (тот уже принялся с волчьей жадностью пожирать жареную утку) должен понимать, что граф пришел к таким плачевным выводам, отнюдь не по собственному желанию. Гость самого Тремэйна — Гарт Стаффорд, отличный малый, честный и открытый, — сообщил графу, что Тремэйн еще в Лондоне успел обзавестись весьма зловещей репутацией.
Бессердечный, загадочный и опасный — вот собственные слова Стаффорда. Да и в самом деле, откуда бы еще граф смог раздобыть такие подробности? Стаффорд определенно сказал о том, что у Тремэйна было множество врагов, и что было по крайней мере одно покушение на его жизнь. Ну, и опять-таки согласно сведениям Стаффорда, кое-кто в обществе поговаривает, что Тремэйн ухитрился заключить сделку с самим дьяволом. Разве почтенный констебль сам не обратил внимания на его странное кольцо? А про рубин в нем Стаффорд сказал, что кое-кто уверен: это не рубин, а сердце, вырванное у живого голубя во время черной мессы. Любопытная подробность, не так ли?
Что? Констебль раздобыл улики? Как восхитительно! Рубашка, испачканная кровью? И чулки? Вот это да! Но зачем же тогда констебль пришел сюда, к графу, если так уверен в виновности этого человека? Почему он не прочешет всю местность, не призовет всех способных держать оружие на охоту за мистером Тремэйном?
О, конечно, граф не станет болтать про бегство мистера Тремэйна. Действительно, это может смутить дорогого констебля. Но ведь теперь у него больше нет сомнений в виновности Тремэйна, если он к тому же еще и удрал?
Нет! Наверняка вы шутите! Эта служаночка, Кэт Харвей, заявляет, что она на самом деле леди Кэтрин д'Арнанкорт? И клянется, что он невиновен? Вот как? И ей поверили? Ах, какой же доверчивый человек констебль! Разве почтенному констеблю доводилось встречать женщину, которая была бы не готова солгать ради своего любовника — пусть даже она и титулованная леди? Если только вся эта сказочка про какие-то там Ветлы и Уимблдон правда. Как это восхитительно, что один джентльмен всегда может понять другого. Ну может ли почтенный сэр объяснить, с чего мистер Тремэйн предпочел удрать, если он и вправду невиновен?
Но хватит об этом. Может быть, дорогой констебль поподробнее расскажет про эти ужасные убийства. Может быть, им удастся что-нибудь придумать, если они с констеблем сложат свои мозги вместе, оui?
Кошмар! Раны? Увечья? Какая жестокость. И вполне возможно, что талантливый констебль раскрыл настоящего убиицу. Может быть, еще порцию жареной утки нашему доблестному служителю закона? Да, как уже говорил граф вначале и как ни больно ему об этом вспоминать, нам с вами хорошо известно, что такая жестокость всегда шагает рука об руку с поклонением Дьяволу…