Страница 48 из 58
— Это не леди, — ухмыльнулся Диллон.
— Она считает себя леди. Все они считают, — Харрисон был совершенно серьезен. — После случая с матерью Романовски я никогда не даю им повода злиться. Тогда мне подфартило — у нее был срыв, и она не обратилась в газеты. Остается надеяться, что эта девица не вернется сделать нам гадость.
— Ты преувеличиваешь.
— А ты, племянничек, невежественный кретин, — бесстрастно произнес Харрисон. — Найди ее, принеси мои извинения, искренние извинения, и подари один из браслетов, которые у нас припасены где-то здесь. И ей будет о чем рассказать внукам.
Диллон закатил глаза.
— Да уж. Точно, — прошептал он, направляясь к себе в спальню. — Я поставлю это первым пунктом в списке дел. Конечно, у меня куча времени на подружек ублюдка.
Глава 14
Досадно, когда пляж усеян кострами, а солнце все еще светит. Еще менее романтично, что костры разрешили у бельведера, а примерно в двухстах ярдах от пляжа стоят пожарные машины.
Правда, это хорошо для фотосессий. Для «вернувшихся к природе» больших шишек, которые стараются выглядеть по-человечески, и для группок протестующих с плакатами о том, что костры разрушают озоновый слой. Хорошее времечко, как ни крути.
Джон, Джейн, Генри и Брэнди расположились с наветренной стороны костра, который сильно дымил и почти не горел.
— Кто-нибудь помнит, как бойскаутом учился разжигать костер? — спросил Джон. Они вчетвером смотрели на слабый огонь и посеревшие гамбургеры на проволоке.
— Никогда не был бойскаутом, — ответил Генри, потягивая пиво из банки. — Отец говорил, что мне бы не понравилось.
Джон посмотрел на Джейн.
— Что? — она слегка надулась. — Думаешь, я была дежурной по костру, да? Не была.
— То есть ты никогда не получала значков за плетение корзинок из лозы? Что-то мне не верится.
Она поежилась и села, сложив голые ноги по-турецки.
— Ладно, была я скаутом в младшей школе.
А потом и в средней. Но значки мне давали за возню с детьми и шитье, а не походную кухню. И я ушла в четырнадцать, а Молли так испоганила мое задание с печеньем, что меня все равно собирались вытурить.
Она опустила голову и тихо закончила:
— Или обвинить в тяжком преступлении. Мы так и не поняли.
— Молли, — Брэнди взяла проволоку у Генри, перевернула и поднесла ближе к костру. — Это ведь та журналистка, да? Ты еще не звонила ей?
— Я пыталась, но она не взяла трубку. Я оставила сообщение на мобильнике, и еще родителям. Но мама и папа собираются в горы на Четвертое июля, так что от них проку мало. Видимо, она возвращается домой, в Вашингтон.
— Она наверняка пулей летела из города, как только забрали всех детей и закрыли двери, — сказал Джон, и Джейн уставилась на него. — Нет, я бы так не поступил, но ты же говорила, что она не в восторге от работы нянькой, верно?
— Да, — признала Джейн. — Но она хотела держать со мной связь и не позвонила, даже после того, как ты отменил задержку звонков в номер. И на мобильный тоже, а он у меня постоянно включен.
— Насколько можно положиться на твою кузину? Я, конечно, доверяю твоему мнению, но все
Теперь на Джона не просто уставились. Его пронзили взглядом.
— Молли очень ответственная, — ответила она Брэнди. — Ну, довольно ответственная. То есть она… — Джейн снова повернулась к Джону и задумчиво прищурилась: — Она нам очень нужна?
— Думаешь, она слиняла? Джейн прикусила нижнюю губу.
— Я не знаю. Это было так важно для нее, — она вздохнула. — Но, с другой стороны, для Молли все важно, сегодня или завтра. Что мы теперь будем делать?
Генри поднял руку, словно хотел, чтобы его вызвали.
— Да, Генри?
— Не хочу вмешиваться, Джон… — Он так улыбнулся Брэнди, что Джону захотелось его обнять и сказать: мечтай, но не надо бредить свадебными туфельками и рисом.
— Вмешивайся, Генри, вмешивайся. Ты здесь именно для этого.
— Ну, хорошо. Наверняка ты уже обратил внимание на шесть фургонов с разных телеканалов, припаркованных вокруг отеля, и на множество журналистов из газет, которые слоняются в поисках материала. Может, взять одного и рассказать?
Джейн призывно посмотрела на Джона — она всегда выглядела для него призывно:
— Но Молли?
— Джейн, ты же сказала, что не можешь дозвониться до нее.
— Но она… ладно, неважно. Позвонит, так позвонит, но мы не можем от нее зависеть. Генри прав, надо выбрать кого-нибудь еще.
— Я уже выбрал, — сказал Джон. Из гамбургеров наконец потек жир, и снизу взметнулись язычки пламени. Если повезет, к полуночи они начнут есть.
— Кого? — спросила Брэнди, а Джейн только сцепила руки на коленях — то ли ей было неудобно за кузину, то ли она сдерживалась, чтобы не врезать ему по носу. Джон не понял, в чем дело, и, честно говоря, спрашивать не хотел.
— Конечно же, самого несчастного человека на вечеринке, — Джон поднялся на ноги. — Прошу прощения, я сейчас вернусь, а наш несчастный приплетется следом, если не ошибаюсь. Только подыграйте, когда я его приведу, ладно? Следите за мной, как только я сам определюсь, что делать. Брэнди, ты умеешь импровизировать?
— Пятерка по актерскому мастерству.
— Замечательно, — Джон стряхнул песок с шорт и направился к фургонам, где стояли журналисты и операторы, переминались с ноги на ногу и курили.
Его жертва страдала в одиночестве, даже операторы покинули ее ради более зеленых пастбищ или лучшего сорта пива.
— Джим! — позвал Джон, приближаясь. — Джим Уотерс из программы «Прямой эфир в шесть». Я прав?
Уотерс выбросил сигарету, растоптал окурок, потом быстро и вяло пожал протянутую руку Джона.
— Да, я. Ну и что?
— Ничего особенного. Просто хотел сказать, как профессионально вы провели интервью в номере сенатора Харрисона. По всем каналам пошло. Отличная работа.
Уотерс фыркнул.
— Да уж, отличная работа. И единственная за всю неделю, если только кто-то не считает, что репортаж об этом чудовищном пикнике заслуживает больше тридцати секунд эфира. Какая чушь. Си-эн-эн уже свернулись. Я бы тоже ушел, было бы куда.
— Подрезали вас, да? — спросил Джон, заранее зная ответ. Он видел фургоны, операторов и журналистов. — Наверное, потому, что завтра здесь будет президент. Пресса во всеоружии.
Уотерс вытащил маленькую посеребренную фляжку из заднего кармана, сделал глоток и предложил Джону. Тот как можно вежливее отказался.
— Тридцать лет. Тридцать лет я этим занимаюсь. Уичито. Мобил. Олбани. Сейчас я в Филадельфии, где огромный спрос, черт возьми. Огромный. Но маловат для этого. Сделай для всех интересный сюжетик, Джим. Съезди в зоопарк Кейп-Мэй, там есть новая птица. Сними яркий материал на пару минут и уходи, пусть большие парни делают настоящую работу. Тридцать лет, елки-палки.
Отлично. Разочарованный. Как раз то, что нужно Джону.
— Джим, — сказал он, обнимая его за плечи. — Думаю, тебе стоит познакомиться с моими друзьями.
— С чего бы это? Если среди них нет никого по имени Джонни Уокер, то я пас, спасибо, — ответил Уотерс, переворачивая пустую фляжку.
— Джим, погоди, — Джон повел его на пляж. — Ты этого еще не знаешь, но скоро ты станешь самым счастливым человеком на свете. Президент? Ерунда. Он помашет тут флагом в честь Четвертого июля, и все. Не будет толкать никаких речей и остановится тут максимум на час. Ты же получишь сенсацию недели. Сенсацию года, Джим. Если ты с нами.
Он убрал руку и широко улыбнулся:
— Ты с нами, Джим? Иногда все это слишком легко.
Генри поднялся навстречу Джону и Уотерсу.
— Мистер Уотерс? Вы мистер Уотерс, не так ли? Я вас узнал по новостям, — он подошел и протянул руку. — Приятно познакомиться, сэр.
— Генри Брюстер, владелец «Издательства Брюстера», — представил его Джон. — Джейн Престон вы должны помнить. И вряд ли нужно представлять Брэнди Хаит.
Уотерс пожал всем руки. Он слегка смутился, поскольку пытался казаться утонченным и не таким поддатым, как на самом деле, после целой фляжки «Джонни Уокера».