Сладкая боль

— Анна, — начинает он, — ты думаешь…

— Ш-ш, — перебивает она и берет Тима за руку. — Пожалуйста, не надо. Не сейчас. Я не могу. Просто не могу. Давай поспим. Поговорить можно потом.

— Ладно. Конечно. — Он целует Анну в затылок и обнимает крепче. Вскоре она слышит, как замедляется и выравнивается его дыхание. Значит, он заснул.

Она осторожно выскальзывает из объятий Тима и на цыпочках выходит из комнаты.

86

Когда я просыпаюсь, вторая половина кровати пуста. Нетрудно догадаться, куда делась Анна. Но сначала я иду вниз и варю кофе. Наполнив две кружки, отношу их на чердак.

Анна, скрестив ноги, сидит на полу, с одеяльцем Бенджамена на коленях. Она поднимает голову, смотрит на меня и устало улыбается.

— Доброе утро, — я останавливаюсь в дверях и протягиваю кружку. — Хочешь кофе?

Она кивает. Я подхожу и сажусь рядом.

Глаза у девушки покраснели и опухли. Видимо, она плакала. Волосы растрепаны и спутаны. Я отвожу с лица Анны прядь волос и заправляю за ухо.

— Ты в порядке?

Она качает головой.

— Ты спала хоть немного?

— Нет. — Анна пьет кофе, вздыхает и тихо говорит: — Наверное, надо убрать вещи Бенджамена. И, по-моему, пора уехать из Фэрвью.

Я киваю, как будто полностью согласен, хотя на самом деле не знаю, хорошо это или плохо. Анне стало хуже или лучше? И как теперь со мной? С нами обоими. Я даже не знаю, хочет ли она по-прежнему, чтобы мы оставались парой.

— Нам нужно поговорить, — произносит она.

— Да. Конечно.

— Может быть, прогуляемся?

— Прогуляемся?

— Знаешь скамейку у пруда? С видом на гавань. Раньше я любила туда ходить, когда грустила или просто хотела подумать. Давай посидим там.

— Как хочешь, — говорю я. — Но… ты уверена…

— Не важно. Хватит с меня, — устало, но решительно перебивает Анна. — Плевать, даже если будет панический приступ. Я должна поскорей отсюда вырваться.

Я беру ее за руку и крепко сжимаю.

— Тогда пойдем.

По пути мы почти не говорим. У Анны начинается приступ, как только мы переходим через дорогу. Она учащенно дышит, чуть не теряет сознание. Кожа бледнеет, на лбу выступает пот, все тело дрожит. Если бы я не знал, что это страх, то решил бы, что у бедняжки инфаркт.

— Ничего, ничего, — настаивает она, крепче цепляясь за мою руку. — Главное, не останавливайся.

Но мы не уходим далеко, потому что Анна вынуждена сесть на траву. Она подтягивает ноги и опускает голову на колени. Я сажусь рядом и обнимаю ее. Понятия не имею, что делать и как помочь. Я заговариваю, решив, что звук моего голоса может успокоить Анну, но та просит меня замолчать. Поэтому я просто сижу, жду и надеюсь, что мое присутствие по крайней мере приносит девушке облегчение. Наконец Анна начинает дышать ровнее. Она разжимает кулаки и поднимает голову.

— Ты в порядке?

— Мне лучше.

— Хочешь, вернемся домой?

— Нет.

Я помогаю ей встать, и мы движемся дальше. Медленно. Анна делает маленькие осторожные шажки и тяжело дышит, как будто прикладывает больше физических усилий, чем душевных. Еще довольно рано, но на улице уже кое-кто есть — любители утренних пробежек и люди в деловых костюмах, которые спешат к парому, боясь опоздать в город на работу. Они улыбаются, проходя мимо нас, и я понимаю, что, наверное, со стороны мы, растрепанные и неумытые, выглядим курьезно. Анна запинается и с трудом переводит дух, привалившись ко мне, словно не в состоянии идти без моей помощи.

Мы добираемся до скамейки и садимся бок о бок, соприкасаясь бедрами.

— Ты справилась.

Анна слабо улыбается.

— Еле-еле.

— И все-таки. По-моему, ты молодчина, Анна. Ты очень сильная.

Она кивает и смотрит на гавань. Ее лицо задумчиво; хотя пейзаж действительно красив, я понимаю, что на самом деле она ничего вокруг не замечает, потому что вспоминает минувший вечер. Думает про Лиллу. Про отца. Про свалившиеся на нее несчастья.

— По-твоему, это правда?

Я предпочел бы не затрагивать опасную тему — поговорить о погоде, о цвете воды, о чем угодно, только не о случившемся — но понимаю, что надежды нет.

— Думаешь, Лилла сказала правду?

Анна испускает долгий дрожащий вздох.

— Деньги, о которых упомянула Фиона… те, что по секрету платил мой отец… знаешь, тут я окончательно убедилась. В общем, я даже понимаю. Почему родители не ладили… почему мама злилась…

— Значит, Лилла — дочь твоего отца, твоя родная сестра?

— Сводная, — поправляет Анна. — Да… наверное.

Оба мы некоторое время молчим, погрузившись в собственные мысли.

— Но почему же она просто не пришла и не поговорила с тобой? Зачем устраивать черт знает что?

— Ты меня спрашиваешь? Мы с Лиллой, конечно, биологически родня, но ты знаешь ее лучше.

— Я тоже так думал, — с горечью признаю я. — А на самом деле нет. Лилла всегда была помешана на деньгах. Она мечтала о лучшей жизни. Когда она увидела, что у тебя большой дом и много денег, то буквально взбесилась от зависти. Если подумать, это очень печально… — я качаю головой. — Даже не верится.

— Бог с ними, с деньгами и с завистью, Тим. — Анна медлит и трет глаза. Она кажется измученной и подавленной. Сделав глубокий вдох, девушка продолжает: — Я хотела поговорить еще кое о чем. Об одной очень серьезной проблеме…

Ее лицо и интонации — и сознание того, что есть нечто более неприятное — вселяют в меня ужас.

— О какой? — неохотно спрашиваю я.

— Помнишь, что сказала Лилла про Бенджамена? Что коляска свалилась с причала, потому что не стояла на тормозе. Помнишь?

— Да, — я хмурюсь.

— А помнишь, я говорила тебе, что опустила тормоз и никогда в этом не сомневалась? Я всегда думала, что коляска упала, потому что, например, какой-нибудь ребенок случайно поднял тормоз или столкнул ее с причала.

Я ощущаю прилив крови к голове — увы, не в первый раз за последнее время — и какое-то шестое чувство подсказывает, что последует дальше. И я знаю, что не хочу слышать продолжения.

— Да, помню.