Страница 44 из 60
— Где? — неслышно, одним движением губ спросил инженер. Елена показала на молодую березовую поросль, смешанную с кустами смородины. Оттуда долетел треск обломившейся ветки. Сломить ее мог и человек, и зверь. Плетнев говорил, что в здешних местах часто встречаются медведи. Не хватало еще, чтобы косолапый набрел на них.
Человек появился неожиданно, бесшумно и не с той стороны, откуда ждал Майский. Горный инженер сразу узнал охотника. «Почему он здесь?» Сдавив руку девушки, Майский дал ей понять, чтобы она ничем не выдала себя. Оба следили за каждым движением Плетнева. Таежник, отводя руками ветки, вышел к берегу речки, оглядел место бивака. Геологи заметили, что он встревожен. Недоверие к охотнику исчезло. Нет, не он стрелял ночью, а тот, другой. Майский поднялся, вышел из-за укрытия. То же сделала и Мельникова. Охотник, увидев их, радостно воскликнул:
— Живы! Слава те господи! Оба живы, оба! А я-то, признаться, уж и не чаял вас живыми увидеть.
— Где Зотов? — спросил инженер.
Никита виновато опустил голову.
— Убежал… Алексея ранил.
— Ранил?! Каргаполова?!
— Тяжелая рана, худо Алексею.
Охотник рассказал, как он еще засветло пришел к Алексею. Они поужинали, напоили лошадей и стали готовиться к ночевке. Нарубили лапника, сделали постели и развели для лошадей дымокур. Каргаполов, у которого раненая нога разболелась, лег отдыхать, а он, Плетнев, пошел еще порубить дров. Они слышали выстрелы, подумали, что товарищи убили какого-нибудь таежного зверя, им и в голову не пришло, что в отряде неладно. Потом к их стоянке подкрался Авдей Зотов и выстрелил в Каргаполова. Охотник бросился на выстрел, но штейгер и его встретил пулей. Завязалась перестрелка. Прячась за деревьями, Зотов подобрался к лошадям, отвязал крайнюю и поскакал. Никита выстрелил вдогонку, но, видимо, не попал. Когда все затихло, охотник вернулся к Алексею. Тот лежал на боку и не двигался. Плетнев перевязал товарища. В перестрелке Зотов убил двух лошадей и одну ранил в ногу. Наверное, стрелял по ним умышленно. Всю ночь охотник провел возле Каргаполова и очень тревожился за Майского и Мельникову. На рассвете раненый задремал, а охотник пошел к речке.
— Авдей-то в лагерь поскакал, Александр Васильич, — закончил рассказ Никита. — И что он там натворит еще…
Инженер тревожно спросил:
— Что же делать? Что делать? Говорите, советуйте! Я ничего не могу сообразить, у меня в голове все спуталось.
— Упредить надо злодея, — сказал Плетнев. — Раньше него попасть в лагерь и там встретить.
— Никита Гаврилович правильно советует, — поддержала охотника Мельникова. — Мы должны опередить Зотова, иначе он расправится с нами поодиночке. У нас есть одна здоровая лошадь, надо ею воспользоваться и поскорее.
— Осталась одна лошадь, а двое из нас ранены. До лагеря далеко, не догнать Зотова да и ехать некому.
— Как это некому?! Я поеду.
— Что вы, барышня, — возразил охотник. — Это дело мужское. Дозвольте мне.
— Не дозволю. И почему — вам? Извините меня, Никита Гаврилович, вам надо остаться возле раненых, охранять их. А от меня здесь мало проку. Значит, ехать в лагерь должна я.
— Нет, Елена Васильевна, нельзя вам, дело не шутейное. Вы и дорогу, пожалуй, не найдете. Потом вас же искать будем.
— Найду, у меня отличная зрительная память. Кстати, в тайге я не первый день. Отец таскал меня и не по таким трущобам. И довольно тратить попусту время. Поеду я.
Плетнев повернулся к горному инженеру: ну что с ней делать?
— Идемте к Алексею, — сказал Майский. — Там и решим.
К биваку, где лежал раненый, шли быстро, не останавливаясь. Каргаполов, увидев начальника отряда, попробовал приподняться, но Александр не позволил ему.
— Лежи, Алеша, спокойно. Я все знаю.
— Оплошал я, Александр Васильевич. Но только бы встать…
— Встанешь, обязательно встанешь.
Никита опустился возле Каргаполова, стал менять перевязку. В стороне лежали убитые лошади, вытянув головы и оскалив крупные желтые зубы. Над ними вились зеленые мухи. Две другие лошади — здоровая и раненая в ногу — стояли тут же, привязанные к дереву. Мельникова, сдвинув тонкие, чуть изогнутые брови, решительно направилась к ним. Инженер окликнул ее.
— Подождите, Лена, так нельзя.
— Что нельзя? Товарищи в опасности, а вы — нельзя. Поеду я. И немедленно. Потом будете разбирать, правильно я сделала или нет.
Майский внимательно посмотрел на девушку. Такой начальник отряда видел ее впервые.
— Поедет Плетнев, — твердо сказал он.
Охотник молча седлал Буланого — лучшего коня в отряде. Мельникова, нахмурив брови, опустилась на колени перед Каргаполовым, стала поправлять повязку.
— Присматривайте и за ним, — шепнул ей таежник, глазами показывая на Майского. — Рана хотя и не опасная, но он потерял много крови. И не серчайте, Александр Васильич правильно рассудил, я ведь здесь каждое дерево знаю. А вам, барышня, в этих местах нелегко дорогу найти.
— Вы второй раз называете меня сегодня барышней. Какая я вам барышня? Если не хотите ссориться со мной, не называйте больше так.
Плетнев примиряюще заговорил:
— Не буду, Елена Васильевна, не буду. Вы уж меня простите за глупое слово. Ну, так я поеду. Надо опередить разбойника. Я короткий путь знаю, а он, варнак, в этих местах не бывал и еще попетляет в тайге-то.
Девушка улыбнулась. Охотник легко поднялся в седло. Донимаемый паутами и мошкарой Буланый, почувствовав привычную тяжесть всадника, резво взял с места.
Иван Буйный и его жена провели оба эти дня в обычных хозяйственных хлопотах. Разведчиков ждали к вечеру второго дня. Ольга приготовила обильный ужин, согрела ведро чаю. Но пришел вечер, надвинулась ночь, а отряд не возвращался.
— Видно, далеко забрались, — успокаивал жену Иван. — Дело, видишь ли, не простое. Ночью-то, пожалуй, не приедут.
Они долго сидели у костра, потягивая из кружек чай. Откуда-то прибежала Вьюга. Хозяин не взял собаку с собой, рассудив, что ей, старой, нелегко будет тягаться с лошадьми. Оба дня лайка где-то пропадала, а теперь пришла к людям. Легла у ног Дымовой, положила большую лобастую голову на вытянутые передние лапы и даже позволила женщине погладить себя. Ольга, помня, какую услугу оказала ей Вьюга, старалась отплатить собаке лаской, подкармливала ее вкусными кусками. О выходке Зотова женщина никому не рассказала, рассудив, что это может только повредить общему делу. К тому же она знала крутой нрав мужа и не без основания считала, что Иван по-своему расправится с бывшим штейгером.
— Пора и спать, однако, — сказал Буйный. — Ты ложись, Олюшка, а я схожу лошадей посмотреть.
Иван проверил, на месте ли оставшиеся в лагере кони, положил в костер сырое бревешко и залез в палатку.
…Перед рассветом, когда особенно крепок сон, через изгородь плетневского двора переметнулась человеческая фигура. Неизвестный, крадучись, подобрался к большой палатке. Оттуда доносилось мерное похрапывание. Человек бесшумно отогнул полог, скользнул в палатку. В темноте смутно вырисовывались фигуры спящих: большая и рядом маленькая. Человек сделал шаг, второй; занес руку, в которой слабо блеснула сталь охотничьего ножа. В ту же секунду он, дико вскрикнув, упал, опрокинутый рассвирепевшей Вьюгой. Сбросив с себя лайку, неизвестный быстро поднялся и, не теряя времени на поиски ножа, выхватил револьвер. Прозвучало несколько беспорядочных выстрелов. Но Буйный уже вскочил с постели, бросился на стрелявшего, выбил из его рук оружие, смял, придавил к земле. Собака, рыча, металась вокруг боровшихся людей. В ней клокотала злоба. Испуганная Ольга ничего не могла понять.
— Вздуй-ка огня, — прохрипел Иван, сидя верхом на противнике и заламывая ему руки за спину? Ольга вернулась с горящей лучиной, поднесла ее к лицу неизвестного. Тот бешено закрутил головой.
— Авдей! — изумленно вскрикнули Иван и Ольга, признав штейгера. Буйный так растерялся, что едва не выпустил негодяя. — Ты что же это, гад, наделал?