Страница 56 из 57
Как же они могут вот так бесконечно переливать из пустого в порожнее? И почему мама и отец сидят в страшно неудобных позах, на жестких бревнах и не уходят? Ведь они не такие!
А какие?
И почему Ивану интересно? Что он такое наблюдает?
Да, надо было раньше уйти.
Теперь уже совсем рассвело.
Было прозрачное утро. Вода в реке – как жидкое стекло. Звенящая тишина, пронизанная солнцем. Бреду по щиколотку вверх по течению, вода перебирает красные водоросли, медленно стекает с низких каменных порогов. Я чувствую разлитую в мире любовь, как эту реку, от холода воды немеют ноги, но уйти, лишиться этого невозможно, потому что мир принял меня, я стала его частью, как и он стал частью меня. Это так просто – стать с миром единым целым.
Мама с отцом идут за мной следом, говорят о чем-то тихонько. Я останавливаюсь, жду их.
– Ну, как тебе отдыхаеться, дочь? – спрашивает отец.
– Хорошо…
И мы идем в наш домик, спать.
День десятый
Нам объяснили, что надо доехать до указателя «Пасека», на территории этого хозяйства находятся четыре дольмена, самых известных. И вот мы собрались с самого утра и пошли пешком по берегу до поселка. Нас много. Аня по-прежнему не разговаривала со мной, всю дорогу она шагала под руку с Иваном, под недоуменными взглядами Сашиной сокурсницы и ее незамужней подруги – той, что мыла жалко. Шеф не соизволил присоединиться, поэтому Ленка наслаждалась свободой, висла на Леше, дерзила матери и бабке, строила глазки Ивану. Я держалась рядом с отцом, мама и Ольга немного отстали.
– Ты так ни с кем и не подружилась тут, – спросил отец.
– Почему? – удивилась я.
И поняла, а ведь действительно, ни с кем не подружилась. Даже с Анькой поссорилась. Мне стало грустно. Отец заметил это и перевел разговор на другую тему. Начал шутить, расспрашивал о фестивале… Я старалась тоже поддерживать этот легкий шутливый тон, но удавалось плохо. Слишком много всего произошло, слишком много вопросов хотелось задать, но для них еще не пришло время.
Знаменитые дольмены были похожи на домики, которые сложил неумелый ребенок из плоских камешков: четыре стенки и пятая крыша. Только ребенок этот должен был быть великаном. Домики были разрушены временем и людьми.
Желающих посмотреть на дольмены было множество, они шли и шли бесконечной вереницей. Как паломники, хотя они и были паломниками, многие молились на эти серые глыбы, намертво вросшие в землю. Но были и такие, как мы – любопытные. Снимали дольмены и друг друга, снимали озеро с мутной водой ярко бирюзового цвета, покупали мед на пасеке.
Мы нашли поляну с кострищем, соломенной куклой, украшенной лентами. Полоски цветных тканей висели на дереве, я подошла и коснулась их рукой. Они были разные: шелк и ситец, даже тонкая шерсть, белые, оранжевые, красные…
Иван рассказывал о происхождении дольменов: существует много разных теорий; мол, одни говорят, что это могильники, другие – что это домики карликов, построенные великанами, которые жили здесь тысячи лет назад. Это, конечно, глупости, не может быть домика без дверей, если только великаны не замуровывали туда карликов.
Когда мы спросили у него про соломенную куклу, Иван рассказал о всяких шаманских ритуалах, которые проводят приверженцы разных культов. Сегодня много этих культов развелось.
Отец слушал его очень внимательно. Потом, когда все стали фотографироваться, потихоньку сказал мне:
– Хороший парень… Дочь, но тебе не кажется, что кавалеры немного староваты для вас?
Я не ответила.
Он засмеялся:
– Что же ты от подруг отстаешь?
– Так получилось.
Когда мы подошли к самому маленькому дольмену, Иван сказал, что его имя – Майя, и он помогает влюбленным.
– Это же просто камень, – я пожала плечами.
– А ты потрогай его.
Я положила ладонь на шершавую поверхность древней глыбы, она оказалась теплой и словно бы живой. Иван накрыл мою ладонь своей.
– Чувствуешь?
– Тепло, – сказала я.
На само деле, мне стало жарко: от солнца, от камня, от того, что Иван стоял совсем близко, и еще не знаю от чего.
– Вань, иди сюда! – крикнула Аня. – Сфотографируй нас!
Он усмехнулся и отпустил мою руку.
Ну вот, а потом мы вернулись в поселок, пообедали в кафе, и на базу нас доставила моторка, идти пешком никому не хотелось, устали.
Проспали до самого ужина. Когда я вышла на веранду, то услышала, как профессор говорил отцу:
– Я понимаю и совершенно с вами согласен, но вот что объясните мне: выхожу я на пляж, все, простите, неглиже, – он многозначительно посмотрел на отца, – одна молодежь, так сказать, наше будущее! Но! – он поднял палец, – ни Артемид, ни Афродит, ни Аполлонов, одни заморыши!
Отец рассмеялся.
Старичок заметил меня и улыбнулся. Я пожелала ему доброго вечера; когда надо, могу быть очень приличной девочкой.
Аня, демонстративно не замечая меня, сбежала по ступенькам лестницы и остановилась, поджидая Ольгу, чтоб идти вместе на ужин. Мне это противостояние порядком надоело, но не я же первая начала. Поэтому, гордо подняв голову, я прошествовала мимо. Пусть догоняют.
Вечером повела маму с отцом к трансам в челаут. Негры меланхолично постукивали в свои барабаны и пели бесконечную песню с повторяющимися словами.
Отца буквально заворожили танцующие полотна и свечи на полу. Он кружил со своим фотоаппаратом по площадке, снимал, ложился на живот, пытаясь поймать момент, когда порыв ветра подхватит несколько упавших листьев и пронесет над горящей свечой. Ани с Иваном нигде не было видно, и Ольга несколько раз спрашивала меня, не знаю ли я, где е племянница. Я догадывалась, но говорить не стала. Наплела что-то про берег.
«Вот так всегда, – тоскливо думала я, – хочешь как лучше, а получается, как всегда. Ивана я ей подарила, отмазываю ее от тетки, а она даже говорить со мной не желает… как тяжело с девчонками! С ребятами куда проще, я и в школе дружу только с парнями, меньше проблем».
Родители зачем-то решили проведать вигвамных дикарей. Но мне в эти их взрослые игры играть надоело. Я ушла домой.
День последний
Утром Иван пришел прощаться. Он был полностью собран и готов к дороге.
Мы так растерялись, даже не знали, что говорить.
– Вот так сразу? – лепетала Аня.
– Ты же не собирался, – недоумевал Женька.
– Пора, пора, нельзя надолго оставаться на одном месте, затягивает.
Он поставил рюкзак, раскрыл его:
– Я хочу сделать всем подарки, – сказал он.
Леша стал обладателем соломенной шляпы, на которую давно положиил глаз, Женьке достался знаменитый охотничий нож в кожаных ножнах, Анька получила китайскую полотняную сумку, всю причудливо вышитую иероглифами, Ленка – футболку, Андрей – очки…
– Эй, Иван, ты че все раздаешь-то? – удивился Женька. – Это же не дешевые вещи…
– Избавляясь от вещей, избавляешься от привязанностей. Главное остается здесь, – он прижал руку к груди.
Потом снял с шеи медальон и надел на меня.
– Это тебе.
Тяжелый серебряный диск с непонятными знаками теперь красовался на моей груди. Анька вспыхнула.
– И еще, – Иван сделал вид, что не заметил впечатления, произведенного его подарком на Аньку. – Маш, я хотел бы кое-что подарить твоим родителям и Ольге, только, боюсь, они неправильно поймут.
Он протянул мне зажигалку для отца, перьевую ручку для матери и набор для суши – это Ольге. Она страстная любительница.
Я прижимала к себе подарки и молча смотрела на него.
– Ну, ты даешь!
Восторгались ребята:
– Это же охотничий нож, он же бешеных бабок стоит, и зажигалка, небось «Zippo» настоящая.
Иван улыбался.
Он раздал все, включая фотоаппарат, только кассету забрал от него. Его рюкзак удобно свернулся, он легко вскинул его за спину, пожал всем руки, чмокнул Аню и Ленку в щеки и чуть приобнял меня за плечи.