Маскарад в лунном свете

— А чем собираешься заняться ты, Томми, — спросил он, на мгновение оторвавшись от исповеди Хервуда.

— Во-первых, — Томас накинул сюртук и провел ножом по руке, проверяя остроту лезвия, — я собираюсь забраться по водосточной трубе в особняк на Портмэн-сквер и любить этого храброго, мужественного, удивительного ангела до изнеможения, потому что она несомненно этого заслуживает и, к тому же, мне хочется, чтобы она поспала завтра утром подольше.

— А потом? — Дули смотрел на него как-то странно, очевидно прочтя что-то в его глазах. — Ты, я вижу, что-то задумал. И дело не только в том, что ты сунул в рукав этот свой ножичек. Я нутром это чую. Так что ты станешь делать, когда твоя Маргарита наконец заснет с томной улыбкой на прекрасном лице?

Не ответив, Томас направился к выходу, но, взявшись за ручку двери, обернулся.

— Марко, отнеси ей пакет, когда все будет готово, но не раньше десяти… даже лучше одиннадцати. И оставайся с ней, пока я не вернусь. Ты, Пэдди, пойдешь с Марко. Удостоверься, что они встретились, потом возвращайся сюда и начинай собираться. Завтра днем мы уезжаем в Чертси… и, должно быть, вскоре после этого в Филадельфию.

— Как всегда, на посылках, — сокрушенно произнес Дули. — Я предпочел бы отправиться с тобой. Не можешь же ты и вправду рассчитывать на то, что этот дурак проделает за тебя всю работу и, как он намекает в этой своей печальной исповеди, прикончит Лейлхема? Судя по всему, он расхрабрился не на шутку, поверив, что получил теперь от Марко «Щит непобедимости». Бессмертие, надо же! Кретин! Так вот, значит, чем ты решил заняться завтра спозаранку, я прав, Томми? Хочешь немного поквитаться с Хервудом и графом перед нашим отъездом? Маргарите это явно придется по вкусу.

— Нет, Пэдди, — произнес торжественно Марко, наклонив голову набок и задумчиво разглядывая Томаса. — Он их не побьет. Он убьет их. До смерти. Не так ли, мой друг?

Томас улыбнулся, хотя перспектива эта его ничуть не радовала.

— Я тебя не слышал, Марко, потому что ты ничего не говорил. Да, ты тоже можешь поехать в Филадельфию вместе с нами — и ты и Джорджио. Если что-нибудь пойдет не так, не только нам с Маргаритой придется уносить ноги из Англии.

— Спасибо, но мы отправляемся с табором. Не могу отказаться от ворованных кур — слишком уж они мне по вкусу. Мы покидаем Лондон завтра, как только убедимся, что Маргарита с вами и ей нечего болыпе опасаться.

Томас согласно кивнул.

— Хорошо, Марко, и спасибо тебе. Без твоей помощи Маргарита никогда бы не справилась с этим делом. Хотя я, разумеется, не посмею ей этого сказать: мне слишком дорога моя голова, да и щеки тоже.

— Спланировала все она, мой друг. Мы с Джорджио были лишь простыми исполнителями. Удачи вам.

— Томми, — подал вновь голос Пэдди, — будь осторожен.

Томас повернулся к нему.

— Ты думаешь, мне с ними не справиться?

— Я имел в виду не этих подонков, а Маргариту. Ей может не понравиться твое лазанье по водосточным трубам посреди ночи.

— Согласен с тобой, Пэдди, — проговорил Томас, открывая дверь в коридор, — но, полагаю, мне удастся убедить ее изменить свое мнение на этот счет.

Лейлхем не любил встречаться по ночам, но сэр Ральф был категоричен, сказав, что им непременно нужно увидеться сегодня же в два часа ночи. Последние несколько дней с Ральфом происходило нечто странное, он даже осмелился несколько раз возразить ему, и граф невыразимо от него устал. Поэтому он пребывал в весьма дурном настроении, когда слуга вез его по темным лондонским улицам к дому Хервуда.

В немалой степени раздражение его объяснялось также и постоянной тупой болью в нижней челюсти, которая все еще, несмотря на клятвенные заверения врачей, что дело идет на поправку, невыносимо его терзала. Боль не давала угаснуть его ненависти к Томасу Доновану — причем ненависть эта была столь сильной, что он уже начал подумывать о том, чтобы прикончить американца и вести все дела с его подручным, Дули.

Но с этим пока придется повременить. В первую очередь он должен разобраться с тем, что произошло с Артуром, Перри и Стинки. Как могли они оказаться такими кретинами?!

И почему все это случилось именно сейчас? Причем с тремя. Если бы такое произошло с одним из них, или даже с двумя, это можно было бы отнести за счет случайности. Но с тремя. И так молниеносно, в течение нескольких дней? Здесь явно чувствовался чей-то злой умысел. Но чей? Ведь только им пятерым и было известно, что их связывают не только узы старинной дружбы.

И, однако, не все еще было потеряно. Переговоры с американцами шли полным ходом, и щедро подкупленные и более чем компетентные помощники Перри и Артура были все еще на своих местах, так что в общем-то оба этих идиота им были теперь не нужны. К тому же те, кто придет на смену Перри и Артуру в военном министерстве и министерстве финансов, вряд ли станут что-либо менять, поскольку незаурядность — как и ум — никогда не были отличительной чертой высших государственных чиновников. Все дела как вели, так и будут вести помощники и секретари. Никто даже не подумает, что направление груза и денежных средств в «Филлипс энд Дельфия» выходит за рамки обычного.

А отсутствие Стинки вообще не представляло никакой проблемы. В случае необходимости в окружении Принни всегда можно было найти человека, который в обмен на уплату своих долгов будет только рад шепнуть словечко на ухо Его королевскому высочеству. Но это продлится недолго. Очень скоро Принни станет лишь смутным пятном на страницах истории — даже без Стинки, который должен был помочь ему кануть в небытие.

Единственной по-настоящему серьезной проблемой был Донован. Он так до сих пор и не отдал им письмо Мэдисона, которое могло бы оградить их от какой-либо нечестной игры с его стороны. Если преемники Перри и Артура окажутся слишком расторопными и выполнят буква в букву все их распоряжения, то Донован получит все, что желает его президент, даже не отдавая письма.

И этого, подумал граф, он никак не может допустить.

Мысли его вновь обратились к Хервуду. Уж не решил ли Ральф паче чаяния, что теперь, когда они лишились этой троицы идиотов, его собственная ценность возросла вдвойне — даже втройне?

Скорее всего, так оно и было, что и объяснило появившуюся в нем последние дни непривычную самоуверенность.

Неужели Ральф, неужели все они полагали, что он, Вильям Ренфру, полностью доверится в столь важном деле таким людям, как они, на которых совершенно нельзя было положиться?

Простодушный суеверный дурак, которым легко манипулировать — вот кто такой его дорогой друг Ральф. Ему, вероятно, даже в голову не пришло, что там, где можно обойтись без троих, с таким же успехом можно обойтись и без четверых. В конечном итоге, зачем довольствоваться частью, когда можно получить целое?

Но он, подумал Вильям, тревожится по пустякам, как какая-нибудь старая баба. Троим из них, из-за собственной глупости пришлось сойти со сцены — и вовремя! Что было простым совпадением, ничем более. Но все эти совпадения подали ему хорошую идею. Он вполне мог сейчас избавиться заодно и от Ральфа, оборвав наконец все связи с прошлым, которые только ему мешали.

Кучер остановил экипаж перед особняком Хервуда и, дав ему указание отъехать подальше, в конец улицы, и ждать его там, Лейлхем с улыбкой зашагал по каменным плитам дорожки.

Да, убрать Ральфа именно сейчас, не откладывая этого дела в долгий ящик, было бы вполне логичным шагом. Но ему придется заняться этим самому, поскольку на Перри, которому он вначале это поручил, рассчитывать теперь не приходилось — да он, скорее всего, и не справился бы с этим делом. К тому же, продолжал размышлять Лейлхем, убивать ему не впервой. После первого убийства второе дается намного легче. Сказать по правде, ему и в первый раз это весьма понравилось. В отличие от Ральфа, который рыдал, как ребенок, еще и несколько дней спустя.

Лейлхем постучал дверным молотком один раз, и дверь тотчас же распахнулась. Граф ничуть не удивился, увидев перед собой сэра Ральфа.