Ведьма

– Уберите к чертовой матери эту проклятую кошку! Не проронив ни слова. Пенни повернулась и понесла Иштар в подвал.

– Прости, – уже виноватым голосом произнес Норман, обращаясь к Эллен. Он устало провел рукой по глазам. – Прости... Я не в силах соображать. Умоляю, скажи правду... Тим был здесь?

– Нет, конечно нет. Да войди же. Ради всего святого, в чем дело, в конце концов?

Она могла и не спрашивать – ответ ей был известен. Известен давно. Единственное, чего она не знала, – что именно натворил Тим на этот раз.

– Я не спал всю ночь. Обшарил всю округу, пытаясь найти его... прежде чем это сделают они.

– Кто «они»? Что произошло?

Ей пришлось силой ввести его в дом и, усадив в кресло, направиться к бару, прежде чем продолжать расспросы. Бренди подействовало: глубоко вздохнув, Норман одним глотком выпил его и снова потер глаза.

– Все время забываю, что тебе еще ничего не известно. Помнишь вчерашний вечер? Боже, мне кажется, это было сто лет назад!

– Я помню, как ты выскочил из дома, когда прочел это дурацкое «послание». Я поняла, о чем ты подумал... Только ради Бога, Норман, не говори, что это на самом деле случилось! Что Тим совершил этой ночью?

Эллен почувствовала, что Пенни, стоящая у нее за спиной, тоже напряжена. Почему? Насколько ее волнует судьба Тима? Что она вчера делала на улице под дождем? Все эти вопросы успели вихрем пронестись в ее мозгу, прежде чем Норман ответил:

– Он избил девушку. Возможно, изнасиловал бы ее и даже убил, если в она не оказала сопротивление. И тогда он удрал. – Норман спрятал лицо в ладонях.

Эллен утратила дар речи. Не в силах шелохнуться, она как зачарованная смотрела на светлые пряди, закрывавшие пальцы. Затянувшееся молчание нарушила Пенни:

– Что это за девушка?

– Я ее не знаю. Как там ее имя? Кажется, Пруденс.

– Пруденс? – переспросила Эллен. – Та самая, что...

– Да. – Норман поднял глаза – лишенные выражения, они напоминали бледно-голубые льдинки. – Я знаю, что пришло тебе в голову. Но она не могла сама нанести себе все те синяки и ссадины. Я их видел.

– Ее осматривал врач? – Голос Пенни был сух и холоден, будто принадлежал пожилой женщине.

– Ты не знаешь здешних нравов, – устало ответил Норман. – Чтобы посторонний узнал о таком позоре?

– Существуют специальные анализы, – сказала Пенни, – позволяющие выяснить, насколько далеко зашло дело. Если он...

– Пенни! – Эллен не понимала, почему она так шокирована: она всегда гордилась, что способна свободно говорить с дочерью и племянниками на подобные темы.

Возможно, ее покоробил тон Пенни – или выражение лица Нормана...

– Это ничего не меняет, – вяло произнес он. – Любого другого могли бы, пожалуй, и оправдать за недостатком улик. Но Тиму не дадут даже раскрыть рот. Приговор уже вынесен. Я говорю, они уже ищут его! И я должен найти его раньше!

«Сколько я уже здесь? – подумала Эллен. – Шесть недель?» Достаточно долго, чтобы поверить той ужасной правде, на которую намекал Норман. Полтора месяца назад сама мысль о том, что в цивилизованной стране кто-то способен на расправу, показалась бы ей дикой. Боже, какой она была наивной! Миссис Грапоу и священник... церковь, которая властвует над умами, насаждая болезненную, извращенную веру... устаревшие обычаи, пуританские нравы, мракобесие... И отец Пруденс...

– ... со своим дробовиком, – говорил Норман. – Ты ведь знаешь Мюллера, Эллен? Он грозится застрелить парня, как только встретит. И вполне может это сделать: пьян больше обычного.

– Да, я знаю его, – ответила Эллен. – О Боже, и своими руками я вернула ему этот дробовик... Нет-нет, слишком долго объяснять, да и все равно это не имеет значения: он взял бы ружье где-нибудь в другом месте.

– Помоги найти Тима, – Норман молитвенно сложил руки. – Я должен увезти его из города. Где он?

– Норман, я не знаю, мы не видели его.

Но он смотрел не на нее. Он смотрел на Пенни.

Эллен обернулась.

Пенни выглядела восхитительно: длинные загорелые ноги, струящиеся по плечам темные волосы. Невинный взгляд был устремлен прямо на Нормана.

– Мы действительно не видели его, – медовым голосом произнесла она – послушная пай-девочка, искренне желающая помочь взрослым. – Наверное, он уже далеко отсюда. У него ведь есть деньги?

– Нет, – угрюмо ответил Норман. – Я не рисковал давать ему даже на карманные расходы.

– Ну откуда же вам знать? – вкрадчиво спросила Пенни. – Он ведь отпетый негодяй, не так ли? Кроме того, что хулиган и насильник, наверное, еще и вор. А у вас в доме полно дорогих безделушек. Он мог автостопом добраться до Вашингтона или Ричмонда, а там найти ломбард. На вашем месте я бы проверила, не пропало ли что-нибудь.

Норман опустил глаза. Казалось, в данный момент его больше всего интересуют собственные руки. Они больше не выглядели такими холеными, как прежде: поцарапанные, с темными пятнами от ягод и травяного сока. Эллен представила, как он продирался сквозь чащу, в кромешной тьме, под проливным дождем, выкрикивая имя Тима. Это настолько походило на ее ночной кошмар, что она содрогнулась от жалости.

– Если Тим появится здесь, мы немедленно дадим тебе знать, – мягко сказала она. – Но Пенни действительно может быть права. Возвращайся домой и проверь, все ли на месте. И мне кажется, следует позвонить в полицию. Просто сообщить, что мальчик пропал.

– Этому мальчику уже почти восемнадцать. И отсутствует всего одну ночь – меня никто не примет всерьез.

– Тогда завтра, если он не вернется домой нынче вечером. Уверена, твои страхи преувеличены, Норман. Мюллер на самом деле не слишком опасен: дай ему десять долларов – и он напьется до бесчувствия. И чем больше я думаю о ситуации, тем больше склоняюсь к мысли, что Пенни не ошибается. Если Тим отправился автостопом...

Она не договорила: Пенни стремительно бросилась к окну. А затем и ушей Эллен достиг звук, который более острый слух дочери различил мгновением раньше. К дому подъезжала машина.

Эллен тоже встала и выглянула в окно. Автомобиль был ей незнаком: старый помятый «форд», который хрипел и задыхался, будто страдал одышкой. Машина остановилась, и водитель вышел наружу. Это был священник – мистер Уинклер. Вслед за ним появились миссис Грапоу и еще двое мужчин. Одного из них Эллен знала только в лицо. Вторым был Мюллер.

– Не пускай их в дом, – взволнованно выдохнула Пенни.

– И не собираюсь.

Выбежав на веранду, Эллен услышала голоса приближающейся «депутации»: похоже, совещание шло вовсю.

Но видно никого не было: возможно, они задержались на тропинке. Двор, в котором все цвело и благоухало, выглядел мирным и безмятежным. Солнце клонилось к закату: она спала дольше, чем предполагала.

Эллен протерла глаза. Конечно, она все еще спит и видит сон. Может, она вообще проспала все лето, и миссис Грапоу – всего-навсего порождение ее подсознания, а пастор и эта жуткая церковь – фрагменты каких-то подавленных детских страхов...

Но в эту минуту процессия появилась из-за цветущего розового куста. Возглавлял ее мистер Уинклер. На его лице застыла маска ханжеского неодобрения, но маленькие глазки беспокойно бегали. Позади него шествовала миссис Грапоу. Чуть поодаль, сохраняя безопасную дистанцию, плелся Мюллер. Ружья у него в руках не было. «Наверное, ему запретили взять с собой дробовик, – предположила Эллен, – но вряд ли потому, что пришли с мирными переговорами. Скорее – просто не понадеялись на его меткость». Мюллера шатало из стороны в сторону. Без ружья он явно чувствовал себя неуверенно.

Эллен вышла на крыльцо и плотно закрыла за собой дверь. Стоя на ступеньках и возвышаясь над «парламентерами», она получала некоторое психологическое преимущество и собиралась им воспользоваться, чтобы ни под каким предлогом не пустить их в дом. Пусть держатся подальше от него – и от Пенни.

Но дочь, проигнорировав молчаливый запрет, встала позади нее на самой верхней ступеньке. У Эллен не возникло даже мысли позвать на помощь Нормана – другое имя пришло ей в голову, и она подавила в себе отчаянное желание произнести его вслух.