Страница 18 из 26
— Я не понимаю, — сказала Дженнсен, придерживая плащ у горла, поскольку ее била дрожь.
Латея некоторое время пристально смотрела на гостей, словно желала удостовериться, что они внимательно слушают ее.
— Вы ищете мою сестру Алтею. Я — Ла-тея. Она — Ал-тея. Именно она помогла вам, а не я. Твоя мать, видимо, спутала имена, или ты запомнила неверно. Эта ошибка в свое время была частой. Тогда мы были вместе. Мы с Алтеей одарены по-разному. Именно Алтея помогла тебе и твоей матери, а вовсе не я.
Дженнсен оцепенела от разочарования. Впрочем, она не чувствовала себя побежденной. Существовала еще тоненькая ниточка надежды.
— Пожалуйста, Латея, не могли бы мне на этот раз помочь вы? Вместо сестры?
— Нет. Я ничего не могу сделать для тебя. Я слепа в таких случаях. Только Алтея может видеть дыры в мире. А я не могу.
Дженнсен не знала, что это значит — дыры в мире.
— Слепа… в моем случае?
— Да. Я сказала тебе, что не умею. А теперь уходи! — Женщина начала закрывать дверь.
— Подождите! Пожалуйста! Можете хотя бы сказать, где живет ваша сестра?
Колдунья снова взглянула на полное ожидания лицо Дженнсен:
— Это опасное дело…
— Это — дело, — сказал Себастьян голосом холодным, как ночь вокруг. — И золотая марка — его цена. За марку мы хотя бы должны узнать, где сможем найти вашу сестру.
Латея обдумала услышанное, затем таким же холодным голосом, каким только что говорил Себастьян, сказала:
— Я не хочу ничего общего иметь с делами такого рода. Понятно? Ничего общего! Если Алтея делает такое — это ее беда. Спросите в Народном Дворце.
Дженнсен стало казаться, что она помнит путешествие к женщине, живущей не очень далеко от дворца. Она тогда думала, что это Латея, но должно быть, там жила ее сестра Алтея…
— Но не можете ли вы сказать еще что-нибудь? Где она живет, как мы можем ее найти?
Себастьян положил руку на дверь прежде, чем женщина успела закрыть ее.
— Все это — слишком жалкие сведения. За предложенную плату нам причитается больше.
— Невелика плата за то, что я уже сказала вам. Я дала информацию, которая вам нужна. Если моя сестра хочет испытывать судьбу, ее дело. А вот в чем я не нуждаюсь за любую плату, так это в неприятностях.
— Мы не хотели доставить вам неприятности, — сказала Дженнсен. — Нам только необходима помощь. Если вы не можете помочь, мы благодарим вас за имя вашей сестры. Мы будем искать ее. Но есть еще кое-какие важные вещи, которые я бы хотела узнать. Не могли бы вы сказать…
— Если у вас есть хоть какое-то благоразумие, вы оставите Алтею в покое. Такие, как ты, только приносят нам вред. А теперь вон от моей двери, не то я напущу на вас кошмары.
Дженнсен посмотрела на ее лицо, выглянувшее из тени.
— Кошмар на нас уже наслали, — сказала она и двинулась прочь.
Глава 9
Чувствуя себя модно одетым, Оба шел в своем кепи и коричневой шерстяной куртке по узким улочкам, напевая мелодию, которую услышал, проходя мимо таверны. Перед поворотом на дорогу, ведущую к дому Латеи, ему пришлось пропустить проезжающего мимо всадника. Уши коня повернулись в его сторону. Когда-то у Обы тоже была лошадь, и он любил ездить верхом, но мать решила, что они не могут позволить себе держать лошадь. Более практичным было иметь быков — они делали больше работы, — но с ними особо не подружишься.
Оба шел по темной дороге, и под его ботинками скрипел снег. Навстречу ему прошла какая-то пара. Наверное, тоже ходили к Латее за снадобьем. Женщина настороженно взглянула в его сторону. На темной дороге это было естественно, а кроме того, Оба знал, что некоторых женщин его вид просто пугает. Мужчина, шедший рядом с нею, встретился с Обой глазами, хотя мало кто из мужчин смотрел на него…
Их взгляды напомнили Обе о крысе. Он ухмыльнулся при воспоминании о том, как узнает новые вещи. Кажется, мужчина и женщина подумали, что он смеется над ними. Тогда Оба приподнял перед леди свое кепи. Она в ответ чуть улыбнулась. Это была добрая, ничего не значащая улыбка — так Обе часто улыбались женщины. А он сразу начинал чувствовать себя шутом…
Пара растворилась во тьме. Оба же, засунув руки в карманы куртки, повернул к дому Латеи. Он терпеть не мог ходить туда в темноте. Колдунья сама по себе пугала его, а ночной поход к ней вызывал еще больший страх…
Оба судорожно вдохнул прохладный зимний воздух. Он не боялся оказать сопротивление грубой силе, но знал, что беспомощен перед колдовством. Он знал, в какое жалкое состояние повергает его снадобье Латеи. Оно прожигало Обу, входя в него и исторгаясь вон. Зелье не только вызывало боль, от него Оба терял власть над собой, а после ощущал в себе что-то звериное. Это было так унизительно.
Он слыхал истории о людях, которые разозлили колдунью. Их постигла ужасная кара — лихорадка, слепота, медленная, намеренно мучительная смерть. Один человек сошел с ума и голым бросился в болото. Люди говорили, что он каким-то образом разозлил колдунью. Его нашли погибшим от укуса змеи, он весь распух и стал багровым; тело его плавало среди осклизлых водорослей.
Оба не мог вообразить, что должен был сделать этот человек, чтобы заслужить от колдуньи такую судьбу. Ведь он должен был знать об опасности и остерегаться этой старой сварливой бабы.
Иногда Обу преследовали кошмары о том, что при помощи своего колдовства она может сделать с ним. Во власти Латеи было пронзить его тысячью копий. И даже содрать мясо с костей. Или сварить его глаза прямо в голове. А то и сделать так, чтобы его язык распух, и тогда он подавится и задохнется, испытав страшные мучения…
Он поспешил к дому колдуньи. Раньше начнешь, раньше закончишь… Оба уже хорошо знал об этом.
Подойдя к двери, он постучал:
— Это Оба Шолк. Мать прислала меня за лекарством.
Ожидая ответа, он наблюдал, как его дыхание облачком поднимается к небу. Дверь наконец открылась, и Латея принялась разглядывать его. Он подумал, что колдунья могла бы посмотреть на него, и не открывая двери. Иногда, когда он ждал, пока Латея смешает снадобья, к ней приходили, и она запросто открывала дверь. Однако, если приходил Оба, она всегда сначала разглядывала его в щелку.
— Оба.
Ее голос был такой же постный, как и выражение лица. Она открыла дверь, впуская его. Осторожно, проявляя уважение, Оба ступил внутрь. Он осматривался, хотя хорошо знал это место. Он следил за тем, чтобы не быть с ней слишком напористым. Латея не испытывала к нему ни капли страха и запросто подтолкнула его плечом, понукая пройти в комнату.
— Опять у твоей матери колени? — спросила она, захлопывая дверь, из которой шел холодный воздух.
Оба кивнул, уставившись в пол:
— Она говорит, что они очень болят и ей надо бы вашего лекарства. — Он знал, что придется сказать и об остальном. — Она также попросила прислать… чего-нибудь и для меня.
Латея улыбнулась своей обычной хитрой улыбкой:
— Что-нибудь для тебя, Оба?
Оба знал — ей прекрасно известно, что он имеет в виду. Он всегда приходил только за двумя снадобьями: одним для матери, другим — для себя. Ей, однако, нравилось, чтобы он это говорил. Латея была омерзительна, как зубная боль.
— Какое-нибудь средство для меня тоже. Так сказала мама.
Лицо колдуньи приблизилось к нему. Она разглядывала его.
Коварная ухмылка все еще кривила ее рот.
— Средство от зла. — Ее голос перешел в шипение. — Так ведь, Оба?.. Мамаша Шолк хочет, чтобы ты принес именно это?
Оба прокашлялся и кивнул. Он чувствовал свое ничтожество и снова уставился в пол.
Взгляд Латеи задержался на нем. Оба забеспокоился. Что было в этой умной голове, какие дьявольские мысли, какие мрачные планы?..
Наконец она пошла за компонентами для составления снадобий. Они хранились в высоком шкафу с выдвижными ящиками. Грубо сделанная сосновая дверца шкафа скрипнула, когда колдунья потянула за нее. Потом она прижала бутыли к груди и понесла их к столу в середине комнаты.