Страница 14 из 47
Огромные покои пророка были залиты светом. На стенах висели гобелены, а полы устилали разноцветные, голубые с желтым, ковры. Повсюду — на стульях, на диване, на полу — лежали раскрытые книги, а самая большая кипа потрепанных фолиантов возвышалась возле камина рядом с любимым креслом пророка.
Сестра Маргарита подошла к изящному палисандровому столику, опустилась в кресло и, открыв книгу, пролистала ее почти до самого конца в поисках чистой страницы. Пророка нигде не было видно: наверное, вышел прогуляться в садик. Ведущие туда двустворчатые двери были распахнуты, и в комнату вливался напоенный ароматами воздух. Из ящика стола она достала чернильницу, перо и коробочку с мельчайшим песком и разложила все это рядом с открытой книгой пророчеств.
Когда она оглянулась, пророк стоял в полумраке дверного проема и молча смотрел на нее. Он был в черном балахоне, капюшон накинут на голову. Он стоял неподвижно, скрестив руки на груди, словно заполнив весь дверной проем.
— Добрый вечер, Натан, — сказала сестра, снимая крышку с чернильницы.
Он медленно, уверенно шагнул вперед, из мрака — в свет светильников, и откинул капюшон. Длинные, густые, прямые, белые как снег волосы упали ему на плечи. Металлический ошейник, полускрытый черным балахоном, блеснул в ярком свете. Кожа, обтягивающая решительный, гладко выбритый подбородок, нервно подергивалась. Из-под густых седых бровей на Маргариту внимательно смотрели темные, проницательные глаза. Он был действительно красив, несмотря ни на что. Даже на то, что он был самым старым человеком из всех, кого она когда-либо видела.
И он был совершенно безумен. Или же достаточно умен, чтобы заставить всех поверить в свое безумие. Она не знала, где правда. Этого не знал никто.
Но как бы то ни было, он был, возможно, самым опасным из всех живущих.
— Где аббатиса? — спросил пророк, и в голосе его прозвучала угроза.
— Сейчас полночь, Натан. — Маргарита потянулась к перу. — Мы не собираемся будить аббатису просто потому, что ты не спишь и захотел поговорить с ней. Записать пророчество способна любая сестра. Может быть, ты сядешь, и мы начнем работу?
Он подошел к столику и встал напротив, возвышаясь над сестрой, как башня.
— Не испытывай моего терпения, сестра Маргарита. Это — важно.
— А ты не испытывай моего, Натан. — Она сверкнула глазами. — Стоит ли напоминать тебе то, о чем ты забыл? Ты заставил меня встать среди ночи, так что давай побыстрее перейдем к делу. Я бы хотела сегодня еще немного поспать.
— Я звал аббатису. Это — важно.
— Натан, мы до сих пор еще не истолковали пророчества, которые ты дал нам много лет назад. Какая разница, кто запишет твое нынешнее видение — я или аббатиса? А она прочтет все сегодня утром. Или через неделю. Или через год.
— У меня не было видения.
— Так ты, — возмутилась сестра, — разбудил меня только ради того, чтобы я составила тебе компанию?
— А почему бы и нет? — Натан лучезарно улыбнулся. — Сегодня дивная ночь, а ты красивая, особенно когда злишься. — Он склонил голову набок. — А? Ладно, раз уж ты пришла и должна получить пророчество, изволь. Хочешь, я скажу тебе, как ты умрешь?
— Творец возьмет меня тогда, когда Он сочтет нужным. Я оставляю выбор Ему.
Пророк кивнул, глядя куда-то поверх ее головы.
— Сестра Маргарита, ты не могла бы прислать мне женщину? Последнее время мне очень одиноко.
— В обязанности сестер не входит подыскивать тебе девок.
— Но ведь они раньше приводили мне женщин, когда я давал пророчества.
Сестра подчеркнуто спокойно положила перо на стол.
— И последняя убежала отсюда, полуголая и полубезумная. Мы не успели поговорить с ней. До сих пор не могу понять, как ей удалось проскользнуть мимо стражи. Ты обещал не говорить ей пророчеств, Натан. Ты обещал. Прежде чем мы успели остановить ее, она пересказала людям твои слова. Слухи росли, распространяясь, как пожар. Они спровоцировали гражданскую войну. Почти шесть тысяч человек погибли из-за тех слов, что ты сказал этой девушке.
Он вздрогнул. Седые брови сошлись на переносице.
— Это правда? Я не знал…
Она глубоко вздохнула и, взяв себя в руки, заговорила:
— Натан, я сама говорила это тебе уже три раза.
Он скорбно опустил глаза.
— Сожалею, Маргарита.
— Сестра Маргарита.
— Сестра? Ты? Ты слишком молода и привлекательна, чтобы быть сестрой. Уверен, ты всего лишь послушница.
Она встала.
— Доброй ночи, Натан. — Маргарита закрыла книгу и собралась уходить.
— Сядь, сестра Маргарита. — В голосе пророка вновь зазвучала угроза.
— Тебе нечего сказать мне. Я пошла спать.
— Я не говорил, что мне нечего сказать. Я сказал, что у меня нет пророчества.
— Если у тебя нет пророчества, что же ты можешь мне сообщить?
Он вытащил руки из рукавов, оперся о стол костяшками пальцев и склонился к ее лицу.
— Сядь, или я ничего тебе не скажу.
Маргарита хотела было применить силу, но передумала. Она решила, что легче и спокойнее просто выполнить его просьбу.
— Хорошо, я сяду. Так что это было?
Он наклонился еще ближе, зрачки его расширились.
— Пророчества миновали развилку, — прошептал он.
— Когда? — Маргарита невольно вскочила с кресла.
— Только что. Сегодня. В этот самый день.
— Так вот почему ты разбудил меня среди ночи?
— Я позвал вас, как только мне открылось это.
— А почему ты не дождался утра? В конце концов, развилки случались и раньше!
Улыбнувшись, он медленно покачал головой:
— Не такие.
Она не хотела слушать, что будет дальше, — это никого бы не обрадовало. Никого, кроме Уоррена. Он-то будет счастлив получить новый элемент для своей мозаики. А для остальных это означает годы тяжелой работы.
Некоторые пророчества строились по принципу «если… то» и разветвлялись на несколько возможных линий. Для каждой ветви существовало свое пророчество, существовали и специальные пророчества для точки ветвления. Но даже сами пророки не знали, по какой линии пойдут дальнейшие события.
А потом, когда становилось очевидным, какая ветвь истинная, а какая — ложная, для исследователей манускриптов начинались тяжелые времена. Ведь каждая нереализованная ветвь, в свою очередь, разветвлялась, порождая бесчисленное множество противоречий, неувязок и ошибок. Их надо было выявить и отсечь.
А пророчества не всегда располагались в строгой хронологической последовательности, и чем дальше отстояло пророчество от развилки, тем сложнее было определить, к какой именно ветви оно принадлежит.
Сестра Маргарита откинулась в кресле.
— Насколько важно то пророчество, которое разветвилось?
— Это — основополагающее пророчество. Нет ни одного, более важного, чем это.
Десятилетия. Не годы, десятилетия. Основные пророчества затрагивали абсолютно все. Сестра зябко поежилась. Это — как мгновенная слепота. До тех пор, пока не будут отсечены все ложные ветви, ни на что нельзя полагаться.
Она посмотрела Натану в глаза:
— Ты твердо знаешь, какое пророчество разветвилось?
— Да. — Он гордо улыбнулся. — Я знаю, какая ветвь ложная, а какая — истинная. Я знаю, что нас ждет.
Ну, по крайней мере — хоть что-то. Сестра несколько оживилась. Если Натан скажет, какая ветвь истинная, а какая — ложная, это уже достаточно ценная информация. Поскольку пророчества не располагались в хронологическом порядке, проследить каждую ветвь будет не так-то просто, но главное — знать, с чего начать.
— Ты молодец, Натан. — Он улыбнулся, словно ребенок, которому удалось обрадовать маму. — Подвинь свое кресло поближе и расскажи мне о развилке.
Натан тут же придвинул кресло к столу. В этот момент он походил на щенка, играющего с палкой, и сестра очень надеялась, что ей не придется причинить ему боль, чтобы отобрать игрушку.
— Натан, ты можешь сказать мне, какое пророчество разветвилось?
— Ты уверена, что хочешь это знать, сестра? — Он озорно прищурился. — Пророчества опасны. В последний раз, когда я пересказал одно некоей хорошенькой особе, погибли тысячи людей. Ты сама говорила.