Страница 54 из 56
– Так что ты хотела мне сказать?
Вопрос прозвучал, пожалуй, слишком грубо.
– Сказать? А, это насчет Льюса Тэрина. Ты ведь, похоже, ничем другим не интересуешься. Так вот, его место среди моих зверушек. Он будет гордостью моей коллекции. Конечно, он не столь красив, как некоторые другие, но, памятуя о том, кто он, можно закрыть на это глаза. – Она снова улыбнулась и пробормотала так тихо, что без саидин Саммаэль мог бы и не расслышать: – К тому же мне нравятся рослые мужчины.
Он едва сдержался, успев подавить непроизвольную попытку приосаниться. Саммаэль был далеко не коротышкой, но втайне терзался, считая, что его рост никак не соответствует выдающимся способностям. Льюс Тэрин был на голову выше него, и этот ал’Тор тоже. Почему-то рост всегда считался чуть ли не главным достоинством мужчины. Еще одно усилие потребовалось ему, чтобы не коснуться шрама, пересекающего лицо от волос до квадратной бородки. Рану нанес ему Льюс Тэрин, и Саммаэль сохранил шрам как напоминание. Он заподозрил, что Грендаль намеренно сделала вид, будто не совсем поняла вопрос, ибо желала применить его как наживку.
– Льюс Тэрин давным-давно умер, – резко бросил он. – А этот Ранд ал’Тор всего-навсего деревенский выскочка, которому случайно повезло!
Грендаль взглянула на него с деланным удивлением и даже заморгала:
– Ты и впрямь так думаешь? А мне кажется, тут замешано нечто большее, чем простое везение. На одной удаче, знаешь ли, его бы так далеко не занесло.
Саммаэль явился сюда вовсе не затем, чтобы говорить об ал’Торе, и сейчас по спине у него пробежал холодок. В голову лезли непрошеные мысли, которые он всеми силами гнал прочь. Ал’Тор не был Льюсом Тэрином, но являл собой воплощение возродившейся души Льюса Тэрина, как и сам Льюс Тэрин – воплощение той, иной души. Саммаэль не был ни философом, ни теологом, но вот Ишамаэль был и тем, и другим, и он утверждал, что в этом факте сокрыта одна из величайших тайн мироздания. Конечно, Ишамаэль погиб, впав в безумие, но и тогда, когда он пребывал в здравом рассудке, когда казалось, что они вот-вот нанесут Льюсу Тэрину Теламону поражение, – и тогда он утверждал, будто эта борьба ведется со дня Творения. Нескончаемая война между Великим Повелителем и Творцом, в которой и тот, и другой используют суррогаты людей. Более того, Ишамаэль говорил, что, как только Великий Повелитель освободится, он обратит Льюса Тэрина к служению Тени. Возможно, Ишамаэль уже тогда начинал сходить с ума, но попытки привлечь Льюса Тэрина на сторону Великого Повелителя действительно имели место. А по словам Ишамаэля выходило, будто такое случалось и прежде, причем бывало, что поборник Творца создавал творение Тени и сам возвышался, как поборник Тени.
Все эти суждения были слишком запутанными и сложными, но одно не шло у Саммаэля из головы. Он вовсе не исключал вероятность того, что Великий Повелитель захочет сделать Ни’блисом именно ал’Тора. Но невозможно возвыситься в пустоте, без всякой опоры. Ал’Тору требуется помощь, и, судя по всему, он ее получает. Помощь – вот что объясняет удачу, которая сопутствовала ему до сих пор.
– Ты узнала, где ал’Тор прячет Асмодиана? Или где находится Ланфир? Или Могидин?
Впрочем, Могидин скрывалась всегда. Ее не зря прозвали Паучихой, она как паук – нападает, когда думаешь, что он уже мертв.
– На сей счет тебе известно столько же, сколько и мне, – беспечно ответила Грендаль, отпив из кубка. – Я думаю, что Льюс Тэрин всех их поубивал. Ой, да не морщись ты так! Пусть будет ал’Тор, раз ты настаиваешь.
Похоже, ее это особо не беспокоило. Впрочем, Грендаль не собиралась вступать в открытую борьбу с ал’Тором. Это не в ее духе. Если ал’Тор вызнает, где она прячется, Грендаль просто-напросто сбежит и устроит себе логово в другом месте, ну, а коли не удастся удрать, сдастся прежде, чем он успеет нанести удар, и тут же примется убеждать его в том, что без нее ему не обойтись.
– Из Кайриэна доходили слухи, будто Ланфир умерла на руках Льюса Тэрина в тот самый день, когда он убил Равина.
– Слухи, они слухи и есть. Ланфир, если хочешь знать мое мнение, помогала ал’Тору с самого начала. Я заполучил бы его голову еще в Тирской Твердыне, если б кто-то не послал Мурддраалов и троллоков ему на выручку. Это сделала Ланфир, кто же еще? Она мне надоела, я ее убью, если только увижу! И зачем, скажи пожалуйста, ему убивать Асмодиана? Вот я убил бы его, попадись он мне в руки, а ему какая с того корысть? Асмодиан перебежал к ал’Тору и учит его, помяни мое слово!
– Вечно ты находишь оправдание своим промахам, – прошептала Грендаль в свой кубок и снова так тихо, что лишь саидин позволил Саммаэлю расслышать эти слова. Затем она заговорила чуть погромче: – Что ж, выбирай те объяснения, которые тебе больше нравятся. Может, ты и прав. Но мне кажется, что Льюс Тэрин выводит нас из игры одного за другим.
Рука Саммаэля дрогнула от гнева, да так, что он едва не расплескал пунш. Ранд ал’Тор! Ранд ал’Тор, а никакой не Льюс Тэрин. Он, Саммаэль, пережил великого Льюса Тэрина Теламона, пожиная плоды побед, которые не мог одержать сам, и ожидая новых, чтобы насладиться ими. Единственное, о чем он сожалел, так это о том, что не осталось могилы Льюса Тэрина, чтобы можно было на нее плюнуть.
Помахав унизанными перстнями пальцами в такт доносившейся снизу мелодии, Грендаль заговорила рассеянно, словно музыка и вправду отвлекала ее:
– Так много наших уже сложило головы, столкнувшись с ним. Агинор и Балтамел. Ишамаэль, Бе’лал и Равин. И Ланфир с Асмодианом, что бы ты там ни думал. Могидин, та, может быть, и впрямь таится где-нибудь в тенях, выжидая, когда все мы погибнем, у нее на это глупости хватит. Я все же надеюсь, что ты уже присмотрел местечко, куда бежать. Похоже, следующим, на кого он обрушится, будешь как раз ты. И случится это, сдается мне, скоро. Так что мне здесь едва ли придется выдерживать натиск чьей-нибудь армии, а вот про тебя этого не скажешь. Я слышала, будто Льюс Тэрин собрал немалое войско против тебя. Такую цену приходится платить, если не только хочешь обладать властью, но еще и желаешь, чтобы все это видели.
Конечно же, Саммаэль подготовил пути к отступлению – этого требовало простое благоразумие, – но в голосе Грендаль слышалась бесившая его уверенность, что они ему понадобятся.
– И если я уничтожу ал’Тора, то никоим образом не нарушу волю Великого Повелителя. – Сути этих велений он не понимал, но того и не требовалось. Надлежало лишь повиноваться Великому Повелителю, а не вникать в его замыслы. – Не нарушу, насколько я могу судить о них с твоих слов. Если ты что-то утаила…
Глаза Грендаль похолодели, превратившись в голубой лед. Она всегда старалась избегать столкновений, но терпеть не могла угроз. Впрочем, уже в следующий миг на ее лице вновь появилась глупая улыбка – эта особа была переменчива, как погода в М’джинне.
– Я пересказала тебе то, что поведал мне Демандред, а с ним говорил сам Великий Повелитель. Пересказала все, Саммаэль, до последнего слова. И не думаю, чтобы он осмелился солгать, передавая волю Великого Повелителя.
– Но ты почти ничего не рассказала о том, что затевает сам Демандред, – тихо промолвил Саммаэль. – Он, Семираг и Месана. По существу, ничего.
– Я рассказала все, что знаю, Саммаэль, – повторила Грендаль и досадливо вздохнула.
Возможно, она говорила правду. Похоже, даже сожалела о своем незнании. Похоже, но… что-что, а пустить пыль в глаза она умела.
– Ну, а насчет всех прочих… Вспомни, Саммаэль, мы и прежде умышляли друг против друга, боролись друг с другом чуть ли не столь же ожесточенно, как с Льюсом Тэрином, но все же добивались побед, пока он не подстерег всех нас в Шайол Гул.
Она содрогнулась, и лицо ее на миг исказила гримаса страдания. Саммаэль и сам не любил вспоминать тот день, а еще паче все случившееся потом. Нескончаемый сон без снов, сон, за время которого мир неузнаваемо изменился и плоды всех его трудов исчезли.
– Теперь мы пробудились в ином мире, каждый из нас отличается от простых смертных, словно мы и они не относимся к одному и тому же человеческому роду, и что же? Мы гибнем, гибнем один за другим. Попробуй хоть на миг забыть о том, кто будет Ни’блисом. Подумай о другом. Ведь когда мы пробудились, ал’Тор – называй его ал’Тором, коли тебе так угодно, – был беспомощен, как младенец.