Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 38

На минуту дыхание Борнхальда оборвалось.

— Тогда слухи верны. Вернулись армии Артура Ястребиное Крыло.

— Чужаки, — ровным голосом произнес Сарен. — Чужаки и, вероятно, Приспешники Тьмы — откуда бы они ни явились. Это все, что мы знаем, все, что вам нужно знать, и сейчас вам до них не должно быть дела. Мы лишь напрасно теряем время. Переправляйте своих людей через реку, Борнхальд. В деревне я передам для вас приказы.

Он развернул лошадь и галопом ускакал туда, откуда появился, факельщики скакали следом за ним.

Борнхальд прикрыл глаза, стараясь поскорее восстановить ночное зрение. Нас используют будто камни на игровой доске.

— Байяр! — он открыл глаза, когда его помощник возник сбоку, замерев в седле подле Лорда-Капитана. Глаза на худом лице горели совсем как у Вопрошающих, несмотря на это, он был хорошим солдатом. — Там впереди — мост. Переправьте легион через реку и разбейте лагерь. Я присоединюсь к вам как только смогу.

Борнхальд подобрал поводья и поскакал в том направлении, куда скрылись Вопрошающие. Камни на доске. Но кто делает ходы? И зачем?

Лиандрин шла по женской половине, когда послеполуденные тени уступали место сумеркам. Из-за бойниц наползала тьма и обнимала огоньки ламп в коридоре. С недавних пор сумерки стали для Лиандрин тревожным временем суток, как вечерние, так и предрассветные. На рассвете рождался день, точно так же сумерки вечером давали начало ночи, но на рассвете умирала ночь, а в сумерках — день. Могущество Темного корнями уходит в смерть; в смерти он обретал власть, черпал свою силу из смерти, и в эти часы ей казалось, что она чувствует, как пробуждается, шевелится его мощь. По крайней мере, что-то в полутьме шевелилось. Ей почти казалось, что она успевала уловить нечто такое, если поворачивалась достаточно быстро, и она была уверена, что сумеет разглядеть это «нечто», если будет пристально всматриваться.

Женская прислуга приседала в реверансе перед проходящей мимо Лиандрин, но та не замечала их. Ее взгляд был устремлен прямо вперед, и она не видела никого вокруг себя.

У двери, которую она искала, Лиандрин приостановилась, быстро глянула в оба конца коридора. На глаза ей попались лишь женщины-служанки; мужчин тут, разумеется, не было. Лиандрин, не постучавшись, толчком распахнула дверь и шагнула внутрь.

Прихожая покоев Леди Амалисы была ярко освещена, а пылающий в камине огонь сдерживал прохладу шайнарского вечера. В креслах и на разостланных друг на друге коврах сидели Леди Амалиса и ее дамы, слушая стоящую в центре чтицу. Та читала «Танец Ястреба и Колибри» Тевена Аэрвина, в котором излагались правила надлежащего поведения мужчин по отношению к женщинам и женщин — к мужчинам. Лиандрин поджала губы; этого произведения она, разумеется, не читала, но все, что ей нужно было знать о нем, она знала. Каждое высказывание Леди Амалиса и ее дамы встречали взрывами смеха, словно девчонки валясь друг на друга и колотя пятками по коврам.

Первой заметила появление Лиандрин чтица. Она осеклась, глаза удивленно округлились. Остальные обернулись: куда та уставилась, — и молчание сменило веселый смех. Все, кроме Амалисы, поднялись, торопливо приглаживая юбки и поправляя прически.

Леди Амалиса с изяществом встала, улыбнувшись Лиандрин:

— Вы делаете нам честь своим посещением, Лиандрин. Очень приятный сюрприз. Я ждала вас только завтра. Я предполагала, что вам захочется отдохнуть после долгого пути...

Лиандрин резко перебила ее, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Я буду разговаривать с Леди Амалисой наедине. Все уходите. Немедленно.

Мгновение безмолвного замешательства, затем женщины попрощались с Амалисой. Одна за другой они приседали в реверансе перед Лиандрин, но та не удостоила их даже взглядом. Она смотрела прямо перед собой в никуда, но все видела и слышала. Едва дыша, придворные дамы почтительно приветствовали Айз Седай, испытывая неловкость от ее настроения. Она будто не замечала приветствий, и дамы опускали взоры, бочком протискиваясь к двери, опасливо держась подальше от Лиандрин, стараясь не задеть своими юбками ее юбки.

Когда за последней из придворных закрылась дверь, Амалиса сказала:

— Лиандрин, я не пони...

— Идешь ли ты в Свете, дочь моя? — Сейчас не до глупостей, чтобы называть ее сестрой. Собеседница была старше на несколько лет, но должны соблюдаться издревле принятые формы обращения. Сколь долго бы они ни были забыты, пора их вспомнить.



Но едва вопрос сорвался с губ, Лиандрин поняла, что допустила ошибку. Такой вопрос от Айз Седан, несомненно, подразумевал сомнение и вызывал обеспокоенность, но Амалиса выпрямилась, а лицо ее затвердело.

— Лиандрин Седай, это — оскорбление. Я — шайнарка, из благородного Дома, и моя кровь — кровь воинов. Мои предки сражались с Тенью столько же, сколько существует Шайнар, три тысячи лет, ни на день не ослабляя борьбы.

Лиандрин не отступила, но сменила направление атаки. Широкими шагами пройдя через комнату, она взяла с каминной полки переплетенный в кожу рукописный том «Танца Ястреба и Колибри» и взвесила в руке, не глядя на книгу.

— В Шайнаре, дочь моя, прежде прочих стран должно ценить Свет, а Тени — опасаться. — Она небрежно кинула книгу в огонь. Пламя с жадностью принялось лизать томик, словно он был поленом смолистого дерева, и с гудением рванулось в дымоход. В тот же миг все лампы в комнате, зашипев, вспыхнули ярким пламенем, и столь яростно, что затопили все вокруг чистым светом. — Здесь — прежде всего. Здесь, так близко к проклятому Запустению, где таится порча. Здесь, где даже тот, кто считает, что он идет в Свете, может быть уже испорчен влиянием Тени.

Бисеринки пота заблестели на лбу Амалисы. Рука, поднявшаяся было в протестующем жесте из-за того, как Лиандрин обошлась с книгой, медленно опустилась. Лицо Амалисы по-прежнему оставалось решительным, но Лиандрин заметила, как шайнарка тяжело сглотнула и переступила с ноги на ногу.

— Я не понимаю, Лиандрин Седай. При чем тут книга? Это всего-навсего безобидное дурачество, глупая забава.

В голосе слышалась слабая дрожь. Хорошо. Фитили за ламповыми стеклами затрещали, когда языки огня полыхнули выше и жарче, осветив комнату, будто летний полдень чистое поле. Амалиса стояла неподвижно, словно столб, с напряженным лицом, она как будто старалась не жмуриться.

— Кто глуп, так это ты, дочь моя. Какое мне дело до книг! Здесь, где мужчины вступают в Запустение и проходят по его испорченности. В саму Тень. Почему же ты удивляться тому, что эта порча может просочиться в них? По их воле или вопреки ей, но она может просочиться. Почему, по-твоему, сама Престол Амерлин явилась сюда?

— Не знаю, — прозвучало едва слышно.

— Дочь моя, я — из Красных, — безжалостно продолжала Лиандрин. — Я преследую всех мужчин, затронутых порчей.

— Я не понимаю.

— Не только тех презренных, которые пробуют Единую Силу. Всех затронутых порчей мужчин. Всякого звания, благородных и простолюдинов, я преследую.

— Я не... — Амалиса облизала дрогнувшие губы и с видимым усилием собралась с духом. — Я не понимаю, Лиандрин Седай. Пожалуйста...

— Благородных даже прежде, чем простолюдинов.

— Нет! — Словно упала невидимая подпорка, и Амалиса рухнула на колени, голова поникла. — Пожалуйста, Лиандрин Седай, скажите, что вы говорите не про Агельмара! Это не может быть он!

В этот момент замешательства и сомнения Лиандрин и нанесла удар. Она не двинулась, но хлестнула Единой Силой. Амалиса охнула и дернулась, как от укола иглой, и капризные губки Лиандрин оживила улыбка.

Это был ее собственный особенный трюк, еще с детства, то первое, что она узнала о своих способностях. Ей запретили им пользоваться, едва о нем узнала Наставница Послушниц, но для Лиандрин запрет означал лишь одно: есть еще нечто, что ей нужно и что приходится скрывать от тех, кто завидует ей.

Она шагнула вперед и резким движением приподняла подбородок Амалисы. Металл, который придавал гордой шайнарке крепость духа, никуда не пропал, но утратил что-то от своего благородства, став податливей для нужных Лиандрин действий. По щекам, блестя, побежали из глаз Амалисы слезы. Лиандрин позволила огням спасть до обычного сияния — в них больше не было необходимости. Она смягчила свои слова, но голос был твердым как сталь.