Ударная волна

Мэйв завизжала: отточенные треугольные зубы клацали всего в нескольких сантиметрах от ее ног.

Джордино всем весом придавил бьющееся морское чудище к днищу лодки, мигом до крови ободрав руки до локтей о шершавую, как наждак, кожу.

Даже тяжело раненная, хищница продолжала сопротивляться. Она то старалась их обмануть, затихала, то принималась буйствовать. Наконец, после десяти минут бесплодной борьбы, акула сдохла. Питт с Джордино скатились с нее и перевели дух. Жуткая схватка отозвалась в каждой ссадине, каждом ушибе, и Питту показалось, что у него болит все тело.

— Тебе придется ее разделать, — обратился он к Джордино, с трудом дыша. — Я ослаб, как котенок.

— Отдыхай, — махнул рукой Джордино, в голосе которого прозвучали терпение и теплое участие. — После того как тебя отделали на яхте, да еще после шторма, удивительно, что ты до сих пор не в коме.

Хотя лезвие швейцарского армейского ножа было острее бритвы, Джордино пришлось здорово поработать мускулами, вспарывал тугое акулье брюхо. Следуя указаниям Мэйв, профессионального морского зоолога, он извлек печень, разрезал желудок, в котором обнаружил несколько рыб, недавно проглоченных акулой, и отделил мясо от кожи.

— Печень надо съесть прямо сейчас, — посоветовала Мэйв. — Она быстро разлагается, а это самое питательное, что есть в акуле.

— А с остальным мясом что делать? — спросил Джордино, споласкивая нож и руки в воде. — На такой жаре ему и протухнуть недолго.

— В нашем распоряжении целый океан соли. Порежьте мясо на полосы и развесьте по лодке. Когда оно подсохнет, наскребем соли с навеса и натрем ею мясо для сохранности.

— Я, когда маленьким был, печенку ненавидел, — сказал Джордино, слегка зеленея лицом при печальном воспоминании. — Пожалуй, я не настолько голоден, чтобы есть эту гадость сырой.

— Заставь себя, — посоветовал Питт. — Принцип такой: держаться физически крепкими до последней возможности. Мы убедились, что способны прокормиться. Значит, проблема у нас сейчас одна: достать воды для питья.

Ночь принесла с собой удивительное спокойствие. Над морем повисла половинка луны, проложив серебристую дорожку к горизонту. Прохлада, такая обычная в южных широтах после захода солнца, немного умерила жажду. Волны равномерно бились о лодку, убаюкивая Мэйв и унося в мыслях в счастливые времена, когда она жила вместе со своими детьми. Джордино воображал, как вернется к себе в вашингтонский кондоминиум, усядется на диван, обнимет одной рукой прелестную женщину, а в другой зажмет запотевшую банку пива; как вытянет ноги, положив их на журнальный столик, и будет смотреть старый фильм по телевизору.

Питт продремал почти целый день. Поэтому, в отличие от друзей, взбодрился и решил заняться делом. Он внимательно посмотрел на звезды, пробуя определить местонахождение лодки. Еще сидя в каптерке, он, пользуясь стареньким компасом, выяснил, что яхта двигается на юго-запад. В заточении Дорсетт продержал их без малого тридцать часов. Яхта, по словам Джона Мерчанта, была способна покрывать сто двадцать километров в час. Перемножив скорость и время, Питт рассчитал, что их выбросили за борт примерно в трех тысячах шестистах километрах от Веллингтона. Получилось, что лодка дрейфует где-то в южной части Тасманова моря, между нижним побережьем Тасмании и Новой Зеландией.

Теперь предстояло решить новую загадку: куда их занесло штормом? Буря наваливалась с северо-запада. За сорок восемь часов она могла отправить их далеко-далеко на юго-восток. По опыту, обретенному во время экспедиций, Питт знал, что в этой части Индийского океана течения и ветры движутся чуть южнее юго-востока. Если их трепало где-то между сороковой и пятидесятой параллелями, то они должны были оказаться в самой пустынной части Тихого океана. До ближайшей земли — южной оконечности Южной Америки — по меньшей мере тринадцать тысяч километров.

Питт посмотрел на Южный Крест, пятизвездие, которое не увидеть с мест, расположенных выше тридцати градусов северной широты. Этот небесный крест указывал путешественникам дорогу через беспредельные водные просторы еще со времен ранних плаваний полинезийцев. Миллионы квадратных километров одиночества с редкими вкраплениями островков, являющихся вершинами вулканических гор…

Как ни прикидывайся сильным, как ни желай выжить, как ни надейся на удачу, все равно шансы ступить на твердую землю равны нулю.

33

Хайрем Йегер плыл в потаенных синих глубинах моря, вода неясным пятном проносилась мимо, будто он в реактивном самолете летел сквозь потемневшие облака. Он проносился над краями бездонных на вид расщелин, стремительно миновал целые поля обширных горных гряд, что вздымались от черных впадин до просвеченной солнцем поверхности воды. Морской пейзаж наводил ужас и зачаровывал одновременно. Ощущение было такое же, как при полете в космосе.

День был воскресный, и Хайрем работал на десятом этаже опустевшего здания НУМА. Девять часов не отрываясь смотрел он на экран монитора, и вот теперь, откинувшись, дал отдых усталым глазам. Все. Завершающие штрихи внесены в сложную программу, которую он создал, применяя алгоритмы образного синтеза, чтобы получить трехмерное изображение распространения звуковых волн в море. Сведенная воедино компьютером драма путешествия звука высокой частоты в водной среде заставила Йегера и всех его сотрудников целую неделю корпеть над вычислениями. Используя технику специального назначения и обширную базу данных переменных скорости звука по всему Тихому океану, они создали и отладили зримую модель, прослеживающую потоки звука до зон схождения, которым предстояло появиться где бы то ни было в Тихом океане.

Подводные виды мелькали в исключительно быстрой последовательности, создавая иллюзию движения на и возле настоящих трехмерных контурных картах перемещения со звуковой скоростью, которые вобрали в себя океанографические сведения, полученные за три десятка лет научных исследований. То был лучший образчик графических возможностей компьютера.

Хайрем внимательно следил за вереницей огоньков, начинавшихся с желтого, проходивших целый спектр оранжевого и завершавшихся густо-красным. Попеременно мигая, огоньки сообщали ему, насколько близко он подошел к точке, где звуковые потоки сойдутся. Отдельный цифровой индикатор высвечивал широту и долготу места. И уж совсем чудом, недоступным воображению Хайрема, было действующее изображение зоны схождения. С помощью программы он мог даже как бы взглянуть на нее с точки над поверхностью воды и показать все суда, шедшие установленными курсами, которым компьютер предрекал вхождение в опасный район и в убийственное время.

Замигал крайний справа от Йегера огонек — красный. Инженер отстучал на клавишах программу, приказывая компьютеру вывести изображение из-под воды и показать надводный вид точки схождения. Он ожидал увидеть пустое до горизонта пространство воды, однако на экране появилось нечто совершенно иное. Весь экран заполнило изображение горной местности, покрытой зеленой растительностью. Хайрем повторил последовательность команд, начиная с указания четырех точек в океане, обозначавших островные шахты «Дорсетт консолидейтед». Десять, двадцать раз он повторял сценарий, следуя за звуковыми потоками к конечному месту их встречи.

Наконец, твердо уверившись, что ошибки нет, Йегер устало откинулся на спинку кресла и покачал головой.

— Боже мой, — пробормотал он. — Боже мой!

Адмиралу Сэндекеру приходилось заставлять себя не работать по воскресеньям. Гипертрудоголик, он каждое утро пробегал по десять километров, а после обеда устраивал легкую разминку, избавляясь от избытка энергии. Уделяя сну четыре часа, он проводил долгие, забитые делами до отказа дни, от которых большинство людей сгорело бы очень рано. Давно разведенный, имевший дочь, которая с мужем и тремя детьми жила на другом конце света, в Гонконге, он вовсе не был одиноким. Пожилые одинокие женщины Вашингтона считали его самой завидной добычей, а потому адмирала заваливали приглашениями на обеды и вечеринки для сливок общества. Как ни радовало Сэндекера общение с дамами, любовью его и страстью было НУМА. Морское управление заменило семью. Оно было порождено им и развито в гигантское учреждение, вызывавшее зависть и уважение во всем мире.