В трущобах Индии

— Не бойтесь, командир, генерал не будет говорить; я буду подле него и, честное слово Барбассона, заставлю его проглотить даже свой язык. Если ему предложат какой-нибудь вопрос, я скажу, что он оглох при взятии Севастополя, и буду отвечать за него.

— Мысль не дурна… к тому же принудительная мера, которой подвергнется наш друг, будет непродолжительна. Что касается наших друзей индусов, мы нарядим их в костюмы, которыми я уже снабдил их, и выдадим их перед населением Пондишери за богатых набобов с Малабарского берега, севших к нам в Цейлоне вместо почетной свиты. Приезд наш на этой шхуне легко объяснить: по не зависящим от нас обстоятельствам мы пропустили отъезд французского пакетбота и взяли места на английском судне из Индо-Китая, а так как вследствие этого нам пришлось бы ждать недели три возвращения «Эриманты», отправившейся по делам службы сюда, то мы сели на шхуну капитана Барбассона, который случайно находился в Пуант де Галле. Я, кажется, ничего не упустил из виду, и мы можем отправиться на отдых, чтобы завтра быть бодрыми и сыграть прилично эту важную и трудную партию.

После этих слов все разошлись, но Сердар, говоривший об отдыхе только для других, взошел на мостик и, облокотившись на планшир, долго стоял задумавшись… Накануне битвы он не мог спать.

На следующий день все предписания его были исполнены буквально. В десять часов утра «Диана» снялась с якоря и двинулась вперед; в одиннадцать часов она была на рейде в Пондишери, где остановилась и при выстреле из пушки выкинула французский флаг. Затем она начала салют в одиннадцать выстрелов, которые привели в волнение все население города. Кого приветствовали с таким почетом? После одиннадцатого выстрела — Барбассон позаботился о том, чтобы салюты длились несколько минут, — весь город был уже на Шаброльской набережной, с тревогой ожидая объяснения этой тайны.

И вот на большой мачте показался вымпел с разноцветными рисунками, собрание которых должно было означать фразу, сказанную Барбассону Сердаром: «Новый губернатор Пондишери и т.д.»

Еще не был поднят последний вымпел, заканчивающий фразу, как капитан порта, которого все узнали по костюму — «Диана» находилась всего в трехстах метрах от берега, — пустился бежать ко дворцу губернатора.

Толпа увеличивалась с минуты на минуту с такою быстротою, что абсолютно негде было повернуться; среди европейцев находились и туземцы в пестрых костюмах, из которых одни блестели золотом и серебром, другие сверкали на солнце бриллиантами и разноцветными драгоценными камнями.

Не прошло и четверти часа, как показался губернатор в парадном мундире и в карете, запряженной парой лошадей, сопровождаемой адъютантами, с военным комиссаром и генеральным прокурором. Сойдя на землю, все они заняли места в большой «шеллинге» губернатора с двадцатью гребцами. Вслед за этим загремела единственная пушка в порту, служившая для разных сигналов, возвращая салют в одиннадцать выстрелов, которые были сделаны шхуной по прибытии в честь губернатора де Рив де Нуармона. Судно без всяких затруднений вышло из порта; погода была прекрасная, и море так же спокойно и лазурно, как и небо, которое отражалось в нем.

Сердар в мундире генерала, сопровождаемый Барнетом, который гордо выступал в своем новом одеянии, стоял почти у самого входа на борт в ожидании визита своего предшественника. Между тем «шеллинга», искусно управляемая гребцами макуа, быстро неслась по воде, и не прошло и шести минут, как она уже пристала к лестнице, спущенной с борта «Дианы». Господин де Нуармон легко и быстро поднялся по ее ступеням, а за ним вся его свита. Сердар ждал его, спустившись на несколько ступеней. Оба пожали друг другу руки.

— Де Лавуенан, дивизионный генерал. Прошу извинить, что представляюсь сам, — сказал Сердар, — но вы не дали мне времени послать вам визитную карточку.

— Очень рад видеть вас, любезный генерал. Я поспешил пожать вам руку и с тем вместе заверить вас, что я с большим удовольствием встречаю ваш приезд в Пондишери на мое место. Я ждал нового назначения; последняя почта, полученная мною пять-шесть дней тому назад, уже дала это почувствовать — и все же, повторяю, я очень рад. Положение мое становится здесь очень трудным, и я каждую минуту опасаюсь, чтобы не свершилось чего-нибудь безрассудного и непоправимого.

— Мне все это прекрасно известно; министр очень долго беседовал со мной. Положение ваше очень щекотливое, и там думают, что человек военный скорее сумеет успокоить нетерпеливых.

Они вошли в гостиную и продолжали разговаривать, оставив свиту на палубе.

— Вполне разделяю ваше мнение, любезный генерал, и министерство — в моих словах нет никакой задней мысли, — если оно действительно хотело сделать огласку неизбежной, ничего не могло лучше придумать, как назначить на мое место человека военного. Все подумают, как и я, что этим оно хочет поощрить восстание в Декане. Но у вас, разумеется, есть тайные инструкции и вы должны лучше меня знать, как поступить на основании этих инструкций.

— Мне нечего скрывать от вас, мой любезный губернатор, — отвечал Сердар, решив сразу нанести удар. — Когда я говорил об успокоении нетерпеливых, я подразумевал удовлетворение того, о чем они просят: мне приказано сегодня же разослать прокламации, призывающие к оружию весь юг Индии.

— Но ведь это же война с Англией!

— Правительство решилось на это. Вы сами говорите в вашем последнем донесении, которое я прочел целиком, что мы никогда больше не найдем такого удобного случая, чтобы снова завоевать в Индии положении, которое мы потеряли из-за вероломства Англии. Смелая попытка эта должна кончиться успехом, потому что на нашей стороне все раджи, лишенные трона.

— Вам дали прекрасную миссию, и, можете быть вполне уверены, я без малейшей зависти смотрю на нее. Я человек не военный, и мне ни в каком случае не могли поручить такого важного предприятия; я сейчас же немедленно передам вам свои полномочия и уеду отсюда. Раз война объявлена, английские крейсеры тотчас же примутся преследовать наши пакетботы, и тогда нелегко будет вернуться во Францию. Французский пароход из Индо-Китая прибудет в Пуант де Галль дня через два, но я уеду сегодня же вечером, если только меня с семьей примут на шхуну, на которой вы приехали. Событие это на так скоро станет всем известным, а раз так, дней через десять мы будем в Красном море, мы без всяких затруднений прибудем в Египет. Тогда, если я даже проеду через Сирию, я уверен, что вернусь во Францию, не попав в руки англичан.

— Могу заверить вас, что хозяин этой шхуны будет очень счастлив предложить вам свои услуги.

— Поспешим же на берег, генерал! Сообщение ваше так важно, что мне нельзя терять ни минуты времени, если я не желаю оставаться в Пондишери в роли частного лица все время, пока будет длиться война Франции с Англией, а я должен признаться вам, что здоровье мое, пошатнувшееся от здешнего климата, требует воздуха родины.

В то время, как разговор этот происходил в гостиной, на палубе разыгралась презабавная сцена. Военный комиссар, считавший, что долг вежливости требует от него вступить в разговор с артиллерийским генералом из свиты нового губернатора, подошел к Барнету, который в своем застегнутом на все пуговицы и затянутом мундире походил на бульдога благодаря своей короткой и толстой голове, и спросил его:

— А что, генерал, вы очень страдали от морской болезни?

— Гм, гм! — отвечал Барнет, хорошо помнивший, что ему сказал Сердар.

Но Барбассон, бывший настороже, быстро приблизился к военному комиссару и сказал ему, стараясь говорить наиболее изысканным тоном:

— Э… видите ли, вы можете из пушек стрелять кругом него, он ничего не услышит, потому что глух, как котел.

Группа молодых офицеров и адъютантов, стоявших на палубе, с трудом удерживалась от смеха; не имея, однако, никакого желания следовать за губернатором в отставке и заметив, кроме того, что незнакомый генерал как будто недоволен, они успели кое-как овладеть собою. Возвращение обоих губернаторов на палубу окончательно избавило офицеров от пытки смотреть на Барнета, который бешено ворочал глазами, желая придать себе важный вид перед лицом подчиненных, вынужденных из уважения к нему стоять неподвижно на своем месте. Обратный переезд к берегу совершился так же легко, и шествие направилось к дворцу губернатора, где тотчас же начался официальный прием, так как новый губернатор объявил, что не чувствует никакой усталости.